Первая половина этого года прошла под знаком фильма Кирилла Серебренникова "Лето". Фильм неплохой, если рассматривать его как художественное произведение. Как байопик явно не удался.
Я не хочу вдаваться в подробности всех ляпов и явных несоответствий. Но я хочу сказать спасибо режиссеру за то, что он пробудил интерес к полузабытому, но великому Майку Науменко - лидеру и основателю группы "Зоопарк".
Если с Цоем, ставшим настоящей канонической поп-легендой, все понятно, то с Науменко нет. Все не так однозначно.
До недавнего времени он оставался абсолютно андеграундным персонажем. Его песни перепевали в основном только в подвальных клубах, ему никто не рвался ставить памятников, да и книг о нем совсем мало написано.
Серебренников сыграл на контрасте Цоя как рок-звезды, ставшей таковой за счёт конъюнктурности и Майка, бывшего рок-звездой по определению.
Да, Серебренников поднял Майка до уровня поп-персонажа. Цой в "Лете" - это медиаповод. Все любят Цоя, пойдут на него...
И вот о Майке заговорили. Я знаком с одной девочкой, которая узнала о его существовании только после "Лета"… Накачала альбомов в плеер. Ходит, слушает...
В детстве я не слышал ни одной песни "Зоопарка", но знал о существовании данного коллектива. Возможно этому поспособствовала песня "Алисы" "Тоталитарный реп", в текст которой мастерски вплетены названия ведущих групп Ленинградского Рок-Клуба.
Потом телеведущий Дмитрий Дибров выпустил альбом с песнями Майка, но он прошел для меня как-то по касательной: пластинка была больше клоунадой, чем данью памяти. Харизма Диброва напрочь спрятала за собой первоисточник.
Васильев ещё спел:
"В телевизоре телеведущий,
Или нас всех так старательно плющит,
Но в этом и соль, в этом и изюминка,
Телеведущий поет Майка Науменко".
Следом песни Майка уже более осознанно я услышал, как ни странно, опять-таки на трибьюте. Альбом назывался "Уездный город N 20 лет спустя". На этом трибьюте, выпущенном Андреем Тропилло, засветились самые неожиданные исполнители - "Психея" и "Последние Танки в Париже", например.
После трибьюта захотелось послушать оригиналы. И оригиналы мне показались скучнее, нежели кавера.
Но в каждой из песен Майка находилось что-то, что цепляло. Какая-то фраза, рифма, возможно, интонация...
Я не стал поклонником "Зоопарка", но через эти песни мне удалось прочувствовать автора. Через его ленный вальяжный и гнусавый голос я увидел настоящую рок-звезду. Рок-звезду в мировом понятии этого термина, рок-звезду как таковую... Майк показался мне крайне несвоевременным и неуместным - творить в 80-х годах в СССР тонкий и эстетский блюз-рок было опрометчиво. Всем нужны были боевики о переменах, а не тонкие душеизлияния несчастного поэта.
Майк будто бы жил в собственной фентезийной реальности, которую населяли похожие на нас не мы.
На его концерты ходили, его персона была обласкана вниманием, но он так и не выдал ни одного народного дворового или застольного хита. Даже "Дрянь" оказалась сложной для посиделок с гитарой. Весело, конечно, хором поорать "Ты дряяяянь", но страшно заглянуть в трагедию лирического героя.
"Дрянь" стала для завсегдатаев Рок-Клуба чем-то вроде песен Шнурова. Всё-таки название у нее ругательное, как ни крути.
А поругаться вслух и хором любит наш народ.
В своих очках и джинсовой куртке музыкант больше походил на обрусевшего Пресли, нежели на соседа по коммуналке - да, жил Науменко именно в коммуналке!. И был он явно человеком не этого мира. Он ждал свой розовый кадиллак. Другие не ждали, а он ждал...
Что же сгубило Майка? Уход жены? Алкоголь? Творческий кризис, резвившийся на фоне всего этого?
В августе 1991 года Москва стояла на ушах: народный бунт пьянил и снижал ответственность. Как говорят очевидцы, милиционеры не стали возбуждать уголовного дела по факту гибели Михаила Науменко, сославшись на то, что в стране итак волнения, а вы тут с трупом с неочевидными как насильственные признаками смерти.
Майк ушел без помпы и фанфар. Редкий рокер знает, где он похоронен. Зато на Богословское к Цою не зарастает народная тропа!
"Лето" Серебренникова стало своеобразным письмом, в котором нам написали о некогда погибшем "дяде Мише". Мол, был такой, да мало кто вспомнит. Кто-то, узнав о "дяде Мише" полезет в семейные архивы, а кто-то просто отметит для себя: неплохой был мужик-то, вроде.
В "Лете" роль Майка в жизни Цоя преувеличена. Кто читал Житинского, тот просечет это на раз-два. Но так ли это важно теперь?