Читайте Часть 1 рассказа "Робинзонада. Все включено" в нашем журнале.
Автор: Андрей Белов
Проснулся я поздно. Солнце полностью вышло из океана. Первое, что я почувствовал, был голод. Но первое, о чем я подумал, был огонь. Не хотелось провести еще одну ночь полностью беззащитным. Да и что скрывать - ужасно хотелось курить - успокоить нервы. Я стал вспоминать все известные мне способы добывания огня. Их оказалось три: дождаться грозы, когда молния ударит в дерево и зажжет его – это мне показалось маловероятным; высечь искру при помощи камней и поджечь для начала, например, сухой мох – это мне понравилось больше, и последний из способов, которые я знал – это добыча огня трением. Третий способ – тереть палочку о сухое дерево - мне представлялся уж совсем допотопным и вообще душа к нему не лежала. Оставалось найти на острове кремень! К тому же пора было обследовать остров.
Напившись из ручья, и воткнув в песок корягу, я отправился в путь. Несмотря на ночные переживания, я был полон оптимизма. Я шел по прибрежной полосе песка и часто углублялся в лес. На моем острове не было, не то что гор и скал, но даже отдельных разбросанных камней. Райский уголок – песок и пальмы.
Однако рай был, похоже, стерильный: ни одной ягоды на кустах, кроме виденных мной накануне, ни одного фрукта на деревьях. Часто, в лесу, встречались мне те самые ночные твари. Разнообразие их было потрясающее, и при свете дня выглядели они совсем миролюбиво и даже смешно, однако в сумерках ночи вид их мог любому показаться кошмаром. Некоторых из них я гладил, а извивающиеся, склизкие создания подползали и терлись о мои ноги. И, несмотря на то, что я был сильно обижен на них за первую ночь, сама по себе мысль о том, чтобы съесть кого-нибудь из них, мне претила и была как-то не гуманна, и я бы даже усилил - бесчеловечна.
Вот так, даже твари могут радовать душу, когда ты одинок.
Птиц на острове оказалось на удивление много. Я попытался поймать одну. Мне казалось это легко – ведь непуганые. Но, и непуганые, они подпускали к себе не настолько близко, чтобы схватить их, и я решил действовать по-другому. Прислушался к птичьему гомону, выбрал один, повторяющийся звук и стал ему подражать. Постепенно я стал входить в роль самца, приманивающего самку. Почему, не видя, среди всего этого разнообразия птиц, особь, которую я подманивал, и почему звуки, издаваемые мной, были звуками именно самца, я объяснить не могу. Так, мне удалось подманить и поймать малюсенькую птичку. Есть там было нечего и, отпустив ее, я снова повторил все сначала.
Теперь я был большой, сильной и красивой птицей, очень похожей на гуся в яблоках – так мне почему-то представлялось. Гордо расправив крылья, встряхнув хохолком и кивком головы забросив его налево набок, я издал призывной крик. Очевидно, есть уже хотелось не на шутку. Крик получился сильный, гордый, но нежный, от души, где-то, местами, даже любящий. Целые стаи птиц налетели на меня и, отбиваясь от них, мне удалось схватить одну, по размеру напоминавшую, если и не гуся, то курицу. Сунув курицу (я всему сразу же присваивал имена) в рюкзак, и, закинув рюкзак за спину, я, больше не отвлекаясь, отправился дальше вдоль берега, вокруг острова. Солнце все больше поворачивалось мне за спину – я подходил к тому месту, откуда начал свой путь. Весело насвистывая, я ускорил шаг. Голод теперь не так донимал меня. Наверное, началась та стадия, которая у врачей называется оздоровительным голоданием.
Впереди на берегу показалась палка, воткнутая мною же утром в песок и, к моему крайнему удивлению - человек, сидевший у костра.
В надежде, что я не один на острове, и что смогу, наконец-то, покурить, я побежал к костру. Так устроен курильщик: он постоянно мечтает бросить курить, но стоит ему узнать, что у него нет самой возможности курения, как он готов свернуть горы, лишь бы убрать это препятствие.
За все время, что я бежал, человек не обернулся ни разу. Он продолжал копошиться у костра. Я подбежал к нему. Во всем его облике было что-то до тоски знакомое и родное. Не придумав ничего лучше, и от растерянности, я произнес: «Товарищ». Он задумчиво поднял голову, обернулся совсем в другую сторону, нежели стоял я, было видно, что ему что-то послышалось, огляделся и снова уткнулся в ворошение углей в костре.
Я попытался взять его за плечо, и моя рука прошла насквозь, ощущая только легкий ветерок – даже не ветерок, а легкое движение воздуха. И тут он повернулся в мою сторону - я оцепенел - холодный пот сразу же покрыл мою спину. На меня… нет, нет, не на меня, а скорее сквозь меня, смотрели мои же глаза. Это и был я, или, по крайней мере, мой двойник. Человек дальше продолжил копошиться у костра. Весь его облик был то резким, то немного расплывчатым, контуры его чуть вибрировали, так, если бы я наводил на резкость фотоаппарат. Также выглядело и все вокруг него: костер, палка, воткнутая в землю, рюкзак. Не в силах вымолвить ни слова я сел на песок чуть сзади него, чтобы не встречать этот взгляд. Человек был взлохмачен, в джинсах и кроссовках. Впрочем, что я говорю?! Он был точно такой же, как я, но во всем его облике, было что-то отличное от меня. Было ли это видение на исходе дня, как мираж, или это был плод моего воображения, после сильного нервного потрясения пережитой ночи, я так и не смог определиться. Одно я знал точно, что этого быть не может, потому, что не может быть - и все. Однако я почувствовал, что встреча придает мне некую уверенность, что огонь я обязательно должен разжечь и что сделать это я смогу.
Придя немного в себя и успокоившись от первого потрясения этой встречи, я попытался еще раз привлечь к себе внимание фантома. Походил вокруг, помахал руками, покричал. Немножко осмелев, бросил в костер, а потом и в мираж, горсть песка – никакого эффекта это не дало. Все это показалось мне незначительным по сравнению с тем, что рядом со мной был огонь. Мне тотчас представилось невероятным, чтобы я и тот, который был у костра, сидели бы просто так у огня и не курили. Именно это было для меня явным подтверждением того, что тот, кого я встретил, был или видением, или привидением, может миражом, но уж точно не человеком.
Подумав так, я достал пачку сигарет, выудил одну и, сунув первую, попавшуюся под руку палку в костер, стал ждать. Палка не загоралась. Сунув, наконец, руку в огонь я обнаружил то же, что и, пытаясь потрясти человека за плечо. Рука моя не почувствовала ничего. Огонь не обтекал руку, а проходил насквозь, словно перед ним не было никакой преграды. Я спрятал сигареты снова в карман и подумал, что толку от такого общения не будет, и надо все-таки самому разводить костер, пока еще не совсем стемнело. Но где? Рядом с фантомом? Ну, уж нет! Я отошел к воткнутой в песок палке, заметьте, воткнутой мной же еще утром, но и здесь мне не понравилось. Сама мысль остаться на ночь рядом с нечто нечеловеческим, вызывала во мне страх. К тому же надо прибавить и жуткие морды тех самых, вроде миролюбивых тварей, которые обязательно появятся и этой ночью.
«А если ночью этот мираж заговорит со мной?» – и от этой мысли мурашки пробежали у меня по спине.
Но в какую сторону идти? Решил пройти подальше, вперед вдоль берега - на расстояние, которое подскажет мне интуиция. И только было, я двинулся в путь, как, что-то мне показалось не правильным - не таким, каким должно быть. Я стоял около воткнутой в песок коряги и напряженно думал: «Что же не так?»
Так прошло некоторое время...
Внезапно меня осенило, что, когда утром я начинал свой путь, то от коряги и далее, за мной оставались следы на песке – сейчас никаких следов не было! Оглянулся – следы были с другой стороны и вели вдоль берега, скрываясь за поворотом, откуда я и вышел сюда. Любопытство мое взяло верх, и я решил пройти назад вдоль берега, вокруг острова, по своим же следам. Не обращая больше внимания на меня же, сидящего у костра и даже более того – назло мне, т.е. конечно ему, я решительно прошел насквозь костра и двойника и отправился в обратный путь вокруг острова. Песок был чуть влажный, и следы мои были хорошо видны...
Азарт настолько охватил меня, что я почти бежал, позабыв о голоде и желании курить, не обращая внимания на животный мир острова. Больше на сегодня я не ждал приключений, и мне лишь хотелось дойти до места, где я высадился на остров и если получится, разгадать тайну следов. Так продолжал я свой бег некоторое время. И вот, когда, по моим подсчетам, я должен был уже добежать, из-за очередного поворота, мне навстречу, также скорым шагом, появился человек. Это была, как потом показала жизнь, моя последняя надежда встретить кого-нибудь на острове. Не сбавляя шага, мы быстро приближались друг к другу. Впрочем, я не очень то и удивился, разглядев в человеке идущего навстречу, самого себя. Я, то есть он, не сбавил шага даже, когда мы сблизились вплотную друг к другу. Я не выдержал и остановился, и, видя стремительно приближающегося ко мне меня же, зажмурился. Эффект был тот же, что и при первой встрече с самим собой, тогда, у костра - легкое дуновение и, раскрыв глаза, я увидел удаляющуюся спину моего двойника.
Темнело; в сумерках добежал я до коряги, воткнутой в песок. Утренние следы мои, как и полагалось им, тянулись от палки в обратную сторону. Вот только к ним прибавилась еще одна цепочка следов, как если бы некий человек, не приходя сюда, начал свой путь именно отсюда. Размышлять не было сил и я - предварительно выпустив бедную птицу из рюкзака, о разведении огня сегодня нечего было, и думать - заснул на песке.
Проснулся я рано от утренней прохлады, которая намекнула мне, что от непогоды не застрахован ни один райский уголок на планете, а заодно и напомнила, что огонь для меня сейчас главное. Океан уже не представлял собой бесконечную гладь, а скорее страницы книг с бегущими и завивающимися по ним строчками витиеватых букв.
Итак, я решил добыть огонь. Ждать грозу, т.е. молнию, мне представлялось не надежным, найти кремень на острове не удалось, и я решил действовать так же, как древний человек из книжки о первобытных людях, прочитанной в далеком детстве, т.е. стал крутить ладонями палочку, чтобы она терлась о кусок бревна. Занятие это мне показалось совсем несложным и я, насвистывая, взялся за дело с энтузиазмом. Чувство голода совсем пропало, во всем теле была необыкновенная легкость и, можно сказать, что душа пела. Чуть прохладный ветерок еще больше поднимал настроение.
Я задумался о древних: «Почему же считается, что именно изобретение колеса является величайшим изобретением древнего человека. И круглые камни, и камни, катящиеся со склона горы, камни и палки, случайно попавшие под перетаскиваемое, например, с места на место, тяжелое бревно – все это могло навести древнего человека на мысль о пользе колеса. Именно лень двигала во все века прогресс, который в результате облегчал труд человека, уменьшая затраты его энергии. Другое дело огонь. Никакая молния или случайно выбитая искра от удара камня о камень, не могла даже близко привести к мысли о том, что трением можно добыть огонь. Вот истинно величайшее изобретение человечества – добыча огня трением!»
Шло время - никакого намека, не то что на огонь, но и на дымок, не появлялось; энтузиазм, борясь с отчаянием, постепенно стал уступать в этой борьбе. Окончательно душа перестала петь только через три-четыре дня безуспешных попыток; со счета дней я стал сбиваться. Ладони рук, истертые, в итоге, в кровавые мозоли, удавалось успокоить в холодном ручье, но пить приходилось не из ладоней, а по-собачьи - лакая воду.
«Нет, определенно нет! Добыча огня трением, если и было прогрессивным шагом человечества, в конечном счете, оказалась тупиковым путем в истории, и в тупик этот, именно я, именно здесь, на острове, и уперся», - так, или примерно так, ругал я человечество и оправдывал свою немощь в борьбе за выживание.
На этом мысли в моей голове иссякли, и я решил еще раз прогуляться по острову.
На небе появились облака, и гребешки на волнах стали курчавее и взрослее.
«Если разыграется шторм, лодка за мной не придет, пока погода ни разъяснится», – лениво подумал я.
Я брел вдоль берега острова, глядя только под ноги. Сразу же за первым поворотом я увидел множество человеческих следов, сливающихся в хорошо натоптанную тропинку. «Наверное, теперь, появление двойников уже не было связано именно со мной: они появлялись и от встречи друг с другом», - отметил я. Пока я шел к «человеку у костра», так я назвал его, двойники то и дело попадались мне на глаза; кто-то обгонял меня, кто-то плелся позади, некоторые стояли по двое, по трое и беседовали между собой. Я попытался встрять в беседу одной группы двойников. Подошел поближе и сказал: «Извините, не подскажете ли?..» На мгновение они замолчали, и, неожиданно, один из них подвинулся так, словно заслоняя спиной меня от двух других. Так повторялось каждый раз, когда я пытался встрять в разговор. Поняв, что из моей затеи ничего не получится и, прокляв в душе недружелюбный и отторгающий меня остров, я пошел дальше. В конце концов, цель моя была отнюдь не поболтать с самим собой.
«Он» все также сидел у костра, только вид у него, был недовольный и нахмуренный. Обойдя вокруг костра, и не найдя ничего, что бы указывало на способ разведения огня, в крайней озадаченности, я сел на песок и задумался. Идти мне было некуда и незачем. Там, откуда я пришел, меня ничего хорошего не ждало. И вдруг человек бросил едва уловимый взгляд, куда-то в сторону. Я оглянулся: там лежал мой рюкзак. Я лихорадочно начал, в который уж раз, обшаривать свой рюкзак, слабая надежда мелькнула у меня. И вот тут-то, я и увидел под клапаном рюкзака малюсенький карманчик. Медленно-медленно я стал ощупывать ткань. Что-то твердое, не поддающееся под давлением пальцев, лежало там. Терпение мое иссякло, и я решительно заглянул в карман...
Как мне удалось столько дней не замечать это хранилище моей последней надежды? Почему, несмотря на то, что в моем туре «Все включено», я сразу же смирился с тем, что меня лишили, пусть единственной, последней, но надежды?
Да... там лежал... коробок спичек!!! И хотя спичек было только три – по сравнению с нулем это была бесконечность. Три! Целых три шанса выжить!
Погода, тем не менее, начала быстро портиться. Как ни старался я быстро дойти назад, силы были не те, да и меня начинало знобить, дошел я только затемно. На небе не было ни звезд, ни луны; все небо затянуло тучами. Я не мог разглядеть океан, но по рокоту волн понял: миролюбивых завиточков-барашков на них нет. Ветер дул с океана. «Остров столь маленький, что откуда бы ни дул ветер, он всегда будет - с океана», – последнее, что я подумал, прежде чем забыться в тяжелом сне.
Мне снился голод. Мне снилось, что океан выбросил на прибрежный песок консервную банку - пустую консервную банку без этикетки, но с остатками, кем-то искромсанной, крышки. Что такое консервная банка там, дома? Так - мусор. Здесь же это был отклик цивилизации, далекой и вожделенной. Это было, чуть ли ни послание от всего человечества со словами: «Верь, что мы есть, и что ты по прежнему принадлежишь человечеству, ты не изгой, не отторгнутый всеми странник, ты путешественник, взявший на себя чуть больше, чем тебе под силу. Но это же твой выбор!»
Мне представлялся долгий путь банки до пустынного, затерянного в пространстве и времени, берега этого острова. Фантазия моя уже во сне, в полубреду, рисовала изысканные яства, которые я находил внутри, каждый раз, вновь открывая банку. То это были оливки, то персики в собственном соку. Но даже, когда это была просто килька в томате, то и она представлялась мне изысканным блюдом.
Просыпался я тяжело. Тело ломило. Сначала я услышал собственный вздох, потом ощутил жжение в стертых ладонях рук. Долго я не мог понять ощущения своего тела, т.е. его ломило, но ломило все целиком без ощущения отдельно рук и ног, или даже головы. Пытаясь пошевелить ногой, я шевелил правой рукой, а попытавшись сжать кулак, повернул голову. И жар - сильнейший жар. Я весь горел и мой больной, воспаленный мозг только и удивлялся: «Почему, в этой ненастной полутьме, я не свечусь» Наконец, медленно, я стал осознавать реальность. Итак: буря, ливень, три спички и ... «Лодка не придет». Почему-то мне в голову пришла нелепая мысль: «А как же двойники-фантомы, где-то они пережидают непогоду?» Они казались мне такими родными – как я сам себе.
Дождь лил плотной стеной. Я отполз под пальмы с густой кроной, но все было настолько пропитано водой, что, по сути, мой маневр ничего не изменил, разве что капли стали крупнее, хотя и падали реже. Голод! Голод мутил мое сознание. Механически, не думая, подтянул рюкзак к себе, пошарил, нашел пачку лаврового листа, разорвал зубами и горсть сунул в рот. Почему он оказался в рюкзаке, зачем? И только разжевав, я понял зачем: лавровый лист не только заглушал сиюминутный голод, но и вызывал отвращение к пище вообще, отбивая желание когда-либо, и что-либо есть. Да, это был так называемый НЗ – неприкосновенный запас на крайний случай. Мысленно я произнес анафему голоду и благословение провидению, и тому, кто положил лавровый лист в мой рюкзак. Далее мысль привела меня к тому, что я не столь уж одинок в этом мире, и, в общем-то, мир прекрасен.
Взглянув на берег, я с удивлением заметил, что весь берег истоптан следами и что тут и там ходят двойники - то поодиночке, то группами. Некоторые стояли и беседовали друг с другом. Прислушался. Разговор шел о том: класть ли сырые ананасы в кипяток или в холодную воду перед тем, как варить...
Было ли это наяву или в бреду - я затрудняюсь сказать. На душе было тоскливо, и я чувствовал себя совсем потерянным. Я видел вокруг пальмы, увешанные ананасами, костер, на котором в котелке варились ананасы, приправленные лавровым листом. Фантомы стояли вокруг костра, и то и дело кто-нибудь из них протягивал руку к котелку. С криком: «Рано, рано!» - я бил по голодным трясущимся рукам... И снова забылся, или это и было в забытье?.. Иногда сознание прояснялось: «Дождь, дождь... Я счастлив. Жизнь удалась. Остров. Дождь. Счастлив. Сознание или безумие?»
Картина сменилась: я выкупаю остров и учреждаю предприятие малого бизнеса по переработке ананасов.
Фантомы устраивают забастовку.
Плакат, – на котором три профиля: пролетария, соединяющегося во всем мире, ананаса, и мой.
- Я то, тут причем? - кричу: - Ведь вы же против меня бастуете?
Слышен «Интернационал» и... «Валенки, валенки».
- Отец родной, - говорит, выступивший вперед, активист профсоюза, – пощади, помилосердствуй, ананасы уже в рот не лезут.
- Солененького поешьте...
- Да где ж взять то, отец родной...
Указ:
«Сим, и потому, что «не лезут», высочайшим повелеваю выдать всем из золотовалютного запаса по банке соленых огурцов».
Раздалось:
- «Многие лета» и... «Валенки, валенки», - все разошлись.
В толпе слышны слова:
- Благодетель. Защитник...
Фантомы продолжили работу.
В результате очередной вспышки свиного гриппа, на материке пропал весь урожай ананасов, курс ананасов в пересчете на доллар повысился, и дела на моем острове шли в гору. Была закуплена партия разноцветных кроссовок. Наконец-то я стал различать фантомов друг от друга и, конечно, от самого себя и, наконец-то, фантомы могли отличить себя друг от друга. Из экономии я выдал только по одной кроссовке, те же в которых они были раньше, пошли в запас. Исчезла путаница между начальниками и подчиненными. Я, например, помнил, что в синей кроссовке с оранжевыми косыми полосками – бригадир, и наоборот... Разноцветные кроссовки внесли раскол и в единство классовой борьбы рабочего класса против эксплуататоров всего мира, т.е. – меня!
Дождь. Холод. Вспышки зарниц. Во рту привкус лаврового листа и ананаса?! Кто-то трясет меня за плечо, приоткрыл один глаз, второй не хотел смотреть на то, что творилось вокруг, и я его за это не осуждаю.
«Огоньку не найдется, папаша», - это был молодой и нагловатый фантом, напомнивший мне меня в юности.
«Спички! – вспомнил я. – Еще есть шанс не сойти с ума на этом острове!»
С трудом мне удалось собрать кучку полусухих палочек лежавших под слоем опавших пальмовых листьев.
«Осень! – подумал я. – Опадают листья. Скоро начнется новый театральный сезон».
Сложив палочки «шалашиком» я достал спички. Сердце колотилось. Дрожащими пальцами вытащил спичку, чиркнул о коробок, и... пошипев секунды три, она смолкла.
«У меня еще две спички», – подумал я, пытаясь подбодрить себя и вызвать у себя чувство оптимизма.
Долго выбирал я место вокруг пальмы, где, на мой взгляд, было посуше. Снова сложил все шалашиком и... чиркнул... Спичка прошипела, как и в первый раз. «Один два, три», – считал я секунды, надежда во мне стала угасать и тут… спичка вспыхнула!!! Я готов был поднести спичку к костру, но!.. Произошло то, что можно было расценить как Рок. Медленно от одежды по моей кисти руки и по пальцам стекла вода и, соскользнув по спичке, загасило пламя. Я клял себя, что, предусмотрев, казалось бы, все, не засучил рукава.
Сколько сидел я в оцепенении - не помню, оставалась одна спичка, и шансы мои теперь стремительно приблизились к нулю.
«Но что толку в костре – «не от холода, так от голода», сил добыть птицу у меня не было, да и дрова надо где-то постоянно находить, а вокруг все насквозь промокло...» – уныло размышлял я.
И… мысль! - простая мысль, вывела меня из оцепенения и заставила улыбнуться. Я махнул рукой «молодому и наглому», который был босиком, приглашая его нагнуться ко мне и прикрыть меня от дождя. Решительно отодвинув костер в сторону, я достал последнюю спичку, чиркнул и... мы прикурили. Прикуривая сигарету одну от другой, я испытывал чувство счастья - счастья, будто бы нашел выход из лабиринта, плутая много дней и отчаявшись увидеть дневной свет.
- Земля, земля, - закричал фантом, сидя в бочке на высокой мачте и указывая рукой в сторону океана...
Я вгляделся вдаль серого и ненавистного мне океана, и сквозь пелену разглядел темную точку.
«Лодка! За мной?» – подумал я, дожевывая очередную порцию лаврового листа.
Дверь заскрипела, вроде как ее открывали. Я огляделся по сторонам: на моем острове дверей не было. Фантомы стояли вокруг меня и глядели, грустно-грустно, будто прощаясь. Действительно, нам предстояло расстаться навсегда. Я ободряюще улыбнулся и спросил бригадира, того, что был в синей кроссовке с оранжевыми косыми полосками:
- Как план? Успеете?
Что-то звякнуло - что-то похожее на звук медицинского инструмента. Я съежился, поглубже залезая под одеяло, и бригадир голосом нашей медсестры сказал:
- Пора сделать укол и принять лекарство, а то через полчаса принесут завтрак.
Я выпучил глаза на бригадира и спросил:
- Какой укол, какой завтрак?
- Ну-ну, не притворяйтесь, не в первый раз! – визгливо произнес бригадир.
Лицо бригадира расплылось в добрую улыбку нашей медсестры. Передо мной стояла Клава, держа поднос, на котором лежали шприц и разноцветные таблетки.
- Как всегда? – спросил я.
- Да, – ответила сестра. – Кстати вам тут принесли, - и положила на мой столик ананас.
- Кто принес, – опять спросил я.
- Да уж вам лучше знать, назвался Николай Федорович, и просил как-нибудь зайти к нему.
Я не стал спорить, принял укол и разом махнул все таблетки. Подождав, когда все это начало действовать, я заглянул под кровать, заметил синюю кроссовку с оранжевыми косыми полосками, стоявшую рядом с моими тапочками, и высыпал из нее белый песок. Затем откусил кусок ананаса, оглянулся по сторонам, – никто меня не видел - достал из-под одеяла открытую пачку лаврового листа, сунул в рот несколько листьев и стал жевать, свернувшись под одеялом в счастливой и глупой истоме.
КОНЕЦ РАССКАЗА
Нравится рассказ? Поблагодарите Андрея Белова переводом с пометкой "Для Андрея Белова".