Рассказывает генерал-полковник авиации в отставке Федор Петрович Полынин
В 1937 году японские империалисты совершили вероломное нападение на Китайскую республику. Над страной нависла опасность потери национальной независимости. Японская армия по своему техническому оснащению и боевой выучке значительно превосходила китайскую. Японцам удалось захватить огромную территорию и довольно быстро оккупировать Пекин, Тяньцзинь, Нанькоу и Калган, овладеть плацдармом в Северном Китае. Продвижение их войск в глубь страны активно поддерживала авиация, которая превосходила китайскую в 13 раз. Своих авиационных заводов республика не имела, самолеты вынуждена была закупать за границей: в Англии, Франции, США, Германии, Италии, которые поставляли Китаю боевые машины устаревших конструкций. Поэтому японские ВВС почти безнаказанно совершали налеты не только на военные объекты, но и на китайские города.
В этот трудный час по просьбе китайского правительства наша Родина оказала Китаю огромную материальную и моральную помощь. В сентябре—октябре 1937 года СССР стал поставлять боевую технику и вооружение, в том числе бомбардировщики и истребители. Поступление в Китай советской авиационной техники поставило вопрос о подготовке национальных авиационных кадров. Решение этой задачи стало возможным также благодаря помощи Советского Союза. На территории Китая под руководством наших инструкторов открылся ряд авиационных школ и курсов. Часть китайских летчиков обучалась непосредственно в СССР, где уже к весне 1938 года закончили учебу 200 человек. В конце 1937 года в Китай стали прибывать советские летчики-добровольцы, число которых постепенно увеличивалось.
Мне довелось командовать группой бомбардировщиков (СБ), которые действовали с аэродрома Ханькоу (Ухань).
Летать на боевые задания приходилось без прикрытия, так как истребители нужны были для защиты китайских городов от воздушных налетов японской авиации. Но мы на это не сетовали. Советским бомбардировщикам типа СБ японские истребители были не страшны. Ни в скорости полета, ни в вооружении они им не уступали. Как мы гордились советской авиационной техникой!
Нашей группе бомбардировщиков пришлось участвовать во многих налетах на вражеские аэродромы, боевые корабли и другие объекты. Но особенно запомнился налет на остров Формоза (Тайвань), являвшийся главной базой ВВС Японии. Дело в том, что советские летчики в ходе боев нанесли японской авиации серьезный ущерб. Японцам пришлось срочно закупать самолеты за рубежом, а разгружать их в шанхайском порту они не решались: боялись воздушных налетов. Поневоле пришлось ориентироваться на Формозу. Остров был далек от фронтов, и японцы чувствовали себя там в полной безопасности.
Накануне 20-й годовщины Советской Армии (22 февраля 1938 г.) китайскому командованию стало известно, что на Формозу морем прибыл очередной караван судов с авиационной техникой. Туда же завезена большая партия горючего. Одни самолеты находятся еще в контейнерах, другие стоят на аэродроме в готовности к перелету на материк.
Китайское командование приняло решение произвести бомбардировку расположенной на острове авиационной базы. Разработал план операции и руководил ею известный советский военачальник Герой Советского Союза П. Рычагов.
Для практического осуществления операции выделялись две группы бомбардировщиков: наньчанская (12 самолетов) и наша, ханькоуская (28 самолетов). Первая группа была смешанного состава, во вторую входили только советские летчики-добровольцы. Забегая вперед, скажу, что наньчанская группа, вылетев одновременно с нами 23 февраля, не достигла цели. Ошибки в расчетах полета вынудили ее произвести посадку в Фучжоу.
Накануне операции к нам на аэродром прибыл П. Рычагов и поставил боевую задачу. Я развернул карту, рассчитал расстояние от места нашего базирования до Формозы. Оно оказалось весьма значительным.
— Без промежуточной дозаправки горючим не обойтись.
Это предусмотрено,
— сказал Рычагов.
Взлетать будете не из Ханькоу, а из Наньчана. На обратном пути сядете на промежуточной базе,
— он острием карандаша указал на карте город Фучжоу.
Горючее китайцы туда уже доставили. Аэродром находится в горах. План П. Рычагова предусматривал и способ захода на цель. Чтобы ввести японцев в заблуждение, он дал указание вначале идти севернее острова по прямой, потом резко развернуться, снизиться, приглушив моторы, и нанести по японской базе удар с ходу.
После разговора с руководителем советских летчиков-добровольцев П. Рычаговым я пригласил комиссара группы В. Петрова и штурмана А. Федорука и ввел их в курс предстоящего боевого задания. Тут же на карте проложили маршрут, произвели необходимые штурманские и инженерные расчеты. Японцы предпочитали летать вдоль линейных ориентиров — рек, железных дорог и т. д. Для нас же из-за большого расстояния до цели это исключалось. Путь до Формозы решили сделать прямым, по линейке, чтобы исключить лишний расход горючего.
Из этих же соображений придется идти на высоте порядка пяти тысяч метров,
— говорю комиссару и штурману.
Те покачали головами: выдержат ли экипажи длительное кислородное голодание? Ведь кабины не герметизированы, кислородного оборудования тогда не имелось.
Я понимал, что людям придется тяжело, но другого выхода не находил. Кроме того, я верил в подчиненных. Летчики и члены экипажей были как на подбор: сильные, крепкие и натренированные в полетах.
Осмотр и подготовку авиатехники проводили особенно тщательно. Бомбы решили подвешивать на самолеты непосредственно перед вылетом, чтобы японские агенты, находящиеся среди китайцев, до последнего момента не знали, что именно мы собираемся предпринимать. Командиров экипажей предупредили: задание доводить до подчиненных с соблюдением всех мер предосторожности.
Спать в ту ночь нам, руководителям группы, довелось не более двух часов. Чуть забрезжил рассвет — мы были уже на ногах. Началась подвеска бомб.
Казалось бы, все шло отлично. Но вот докладывают, в одном из экипажей у воздушного стрелка поднялась температура. Лететь он не может. Придется оставить самолет на земле.
Зачем оставлять?
— вопросительно посмотрел на меня комиссар В. Петров.
Я полечу за стрелка.
Но вы же всю ночь не сомкнули глаз,
— говорю ему. (А он действительно ни минуты не спал, проверяя, как техники и механики готовят самолеты в дальний путь.)
Ничего, выдюжу,
— улыбнулся он.
Не впервой.
Только собрался подать команду «По самолетам», как издалека послышался характерный шум моторов. Эти звуки нам были уже хорошо знакомы: шли японские бомбардировщики. И в это время китаец — наблюдатель за воздухом закричал:
Тимбо! Тимбо! (Тревога! Тревога!)
Тотчас же мелькнула мысль: неужели японцам кто-то успел передать о нашем намерении? Ведь подготовка к вылету велась в строжайшей тайне.
Видим — на горизонте показались черные точки. Ну, думаю, плохо дело. Взлететь мы теперь уже не успеем, рассредоточить самолеты тоже нет времени, и, если зенитчики не отгонят японцев от аэродрома дадут они нам жару. Готовые к вылету самолеты могут подорваться на своих же бомбах.
Положение создавалось пиковое. Чтобы не пострадали люди, я подал команду «В укрытия», а сам продолжал наблюдать. Теперь без труда различаю строй одной девятки, другой. Но что такое? Ведущий самолет вдруг поворачивает влево и направляется к городу Чанша, за ним следуют остальные. На сердце полегчало. То ли японцы нас не заметили, то ли имели задание бомбить другой объект — не знаю.
Как только самолеты скрылись из виду, мы тотчас же заняли места в кабинах, и 28 тяжело груженных бомбардировщиков поднялись в воздух.
Набираем высоту. Прибор уже показывает четыре тысячи метров, четыре с половиной, пять... Чувствую, как в висках резкими толчками бьется кровь. Сердце работает учащенно. Дышать тяжело — разреженный воздух приходится хватать широко раскрытым ртом. Когда стрелка высотомера отсчитала еще пятьсот метров, прекращаю подъем.
Земля затянута сиреневой дымкой. Каких-либо ориентиров не замечаю. Но вот вдали блеснула на солнце голубая полоска. Смотрю на карту. По времени должен быть Формозский пролив. Так и есть. Все пока идет, как задумано. Внимательно наблюдаю за воздухом — не покажутся ли японские истребители. Но нет. Небо чистое. Время разворачиваться. Пересчитываю самолеты. Все на месте. Ни один не отстал.
Теперь все внимание — цели. За городом уже виден аэродром. Он все ближе и ближе. Уже без труда различаю два ряда самолетов, выстроившихся, словно по линейке, огромные контейнеры, за ними белые цистерны, ангары. Все как на ладони. Противник чувствует себя здесь в безопасности и никакой маскировки не соблюдает. Тем лучше для нас.
Строго выдерживаю боевой курс. Штурман А. Федорук приготовился к сбросу бомб. Самолет слегка встряхивает — бомбы пошли вниз. Слежу за их полетом и отчетливо вижу огненные всплески на японском аэродроме. Молодец, штурман! Угодил точно. Вижу, как с других самолетов, словно тяжелые дождевые капли, падают бомбы. Вскоре освобождается от груза и девятка Я. Прокофьева, потом В. Клевцова. Бомбы, одна за другой, взрывались на аэродроме, окутывая его дымом пожарищ. Резко снижаюсь и веду самолет в сторону пролива.
Удар оказался неожиданным для врага. Ни один его истребитель тогда так и не поднялся в воздух, и, пока мы находились над целью, зенитчики не успели сделать ни одного выстрела.
Полетное время в общей сложности составило более семи часов. Когда наконец приземлились в Ханькоу, начало уже смеркаться. Нас встретили с восторгом. Китайцы, узнав, что мы летали на Формозу, что-то кричали по-своему, в знак удовлетворения поднимая вверх большой палец.
Мы были возбуждены, усталости не чувствовали. Шутка ли сказать: пролететь такое расстояние, удачно нанести бомбовый удар и вернуться без потерь. Вскоре узнали, что на аэродроме Формоза сгорело 40 самолетов, кроме тех, что были в контейнерах, и трехлетний запас горючего. В этой дерзкой операции во всей полноте проявились все лучшие качества советских воздушных бойцов — мастерство, самоотверженность, выдержка, отвага и поразительная физическая выносливость.
И в последующем советские летчики-добровольцы в боях с японскими захватчиками с честью выполняли свой интернациональный долг.