Автор: Алексей Кан
Вечер выдался холодным и промозглым, несмотря на то, что еще днем стояла настоящая летняя жара. Затянутое свинцовыми тучами небо, раньше обычного опустило на землю занавесь сумерек. Не переставая накрапывал надоедливый, «лягушачий» – как его здесь называли, дождь. Улицы славного города Ветроида пустовали. Немногочисленные жители, из тех, что до сих пор не уехали в какое-нибудь более благополучное место, в такую погоду предпочитали оставаться дома. Некоторые из них, правда, вполне могли позволить себе провести вечер в трактире, за кружечкой горячительного напитка, но таких было меньшинство. Поэтому, принять за день больше трех посетителей – считалось у ветроидских трактирщиков большой удачей.
Сегодня большая удача обрушилась на одно из заведений на окраине города. Там, по местным меркам, собралась целая толпа. К стандартному набору из трех местных выпивох, добавилась еще парочка человек. Одним из них был нищий Буц – укутанный в свой грязный, изорванный плащ, служивший ему и одеждой, и покрывалом, с длинными грязными волосами, неопределенного цвета и бессменной кривой ухмылкой на губах. Буца знали в городе все. Кто-то считал его чудаком, кто-то – сумасшедшим, иные думали, что он просто неизлечимый мечтатель. Основным занятием нищего были ежедневные походы в старую золотую шахту, с целью поиска в ней золота. Все эти походы, естественно, были безрезультатны – шахту полностью выработали почти пол века назад. Однако, деньги на выпивку у Буца всегда откуда-то находились. Вот и сейчас он тихо сидел в самом темном углу трактира и неспешно цедил бутылку дешевого местного пойла.
Вторым «дополнительным» посетителем оказался чудаковатого вида старик, в огромной, остроконечной шляпе, видавшей лучшие годы, и старой, потасканной мантии, имевшей ярко-синий цвет лет, эдак, тридцать назад. Старик пришел в трактир последним и заказал себе немного теплого эля, чтобы согреться. Хозяин заведения, смекнув, что может неплохо на нем заработать, воспользовался старым, как мир, приемом – начал незаметно подливать выпивку ему в стакан, чтобы потом затребовать с охмелевшего простака плату сразу за несколько бутылок. Старик, с тех пор, уже заметно окосел, и все никак не переставал удивляться, как это он не может допить один-единственный стакан.
Что же касается местных выпивох – история умалчивает их имена, но мы, для удобства, будем называть их просто – Вилли, Билли и Дилли. Они, заняв один из столов, стоящих в центре комнаты, распивали бутылку крепкого бренди и громко обсуждали последние новости.
Вилли, тот что постарше, с сединой в волосах, отпил из своего стакана, откинулся на спинку стула, и почти торжественно провозгласил:
– Слышали? Став Работс таки разорился. Не смог вернуть деньги кредиторам, и те пустили его по ветру.
Дилли, самый молодой из выпивох, криво усмехнулся.
– Туда и дорога! Нет бы, чтобы как все нормальные люди, заниматься делом! А он? Все у него какие-то идеи были. То щетки для обуви начнет продавать, то груши! Да и те, все надкусанные.
– Щетки, или груши? – спросил вдруг Билли, отличительной чертой которого был большой красный нос.
– Чего?
– Щетки или груши у него надкусанные были?
– Да какая разница! Что то, что это – некачественный продукт. Кто ж такое покупать будет?
– Видать голодный был, щетки надкусывать…
– Да он просто попался на это молодежное увлечение… как его там? – Вилли поковырял пальцем в ухе. – Этот самый… Крысатив! У нас же сейчас как – работать никто не хочет, а вот покрысативить – прямо хлебом не корми.
– Я бы тоже крыс хлебом не кормил. Их и так развелось немерено, – заметил Билли, второй отличительной чертой которого был слабый слух.
– Кстати, вы заметили? Хлеб-то, в последнее время, стал гораздо лучше, – сказал Дилли, ковыряясь ногтем в зубах.
– Еще бы! – согласился Вилли. – Как только лавочку Картональда прикрыли, все, более или менее, наладилось.
– Ага. Теперь хлеб даже можно есть. Если как следует размочить в воде.
– А мне нравился его хлеб, – сказал вдруг Билли, отрываясь от кружки. – У меня дома как-то кирпич из стены выпал. Так я это место булкой хлеба заткнул – до сих пор держит!
– Нет, помяните мое слово, не место клоунам в кулинарии. Каждый должен заниматься своим делом. Пекарь – хлеб печь, клоун – людей смешить...
– Ну, у Картональда последняя шутка вышла та еще – всем городом смеялись. Сидя в туалете.
– Ничего! Буду проходить мимо паперти, обязательно подам ему. На хлеб!
За столом раздались довольные смешки.
– Но были же у нас и такие, кто действительно работал, - Дилли плеснул бренди себе в кружку. – Вспомнить, хотя бы, Генри Ворта – какие повозки он делал! У другой уже ось полетит, а вортовская все ездит и ездит. Если бы не эта его дурацкая идея самодвижущихся карет…
Билли и Вилли согласно закивали головами.
– Я тебе больше скажу, – начал Вилли. – Даже эти его самодвижущиеся кареты были неплохи. Качество сборки – на высшем уровне. Беда, только, что лошади, запряженные в них, быстро уставали. И не мудрено, он, ведь, делал эти кареты из цельного железа!
– А мне казалось, что «самодвижущиеся» – это значит без лошадей, – предположил Билли.
– И как бы они тогда ездили? К каждой свой чародей прилагался бы, как к магорельсу?
Шутку оценили, и над столом пронесся порыв смеха, который, впрочем, быстро надышался алкогольными парами, и слету разбился об стену. Атмосфера всеобщего уныния, висевшая над Ветроидом, проникала повсюду – в том числе в окна и двери трактира, быстро удушая любое веселье, если у того хватало духу проявить себя.
– Генри Ворт был хорош, да только, на одного такого, обычно, сотня неудачников, – печально пробурчал Вилли, выливая остатки бренди себе в кружку, и подавая знак хозяину заведения, что им нужна еще одна бутылка. – И все эти неудачники, как назло, лезут в правительство, – продолжил он зло. – Было бы у нас нормальное правительство, город не дошел бы до такого состояния!
– Брось, не может же правительство быть виноватым во всех грехах, – возразил ему Дилли.
– Да, в правительстве любят вино и брехать… – согласился Билли.
Его реплику пропустили мимо ушей.
– А кто еще виноват? Мы выбирали их для того, чтобы они сделали нашу жизнь лучше! В этом суть народократии. У нас не какая-нибудь там Морозия, с их общевизмом, у нас каждый имеет возможности! – Вилли даже стукнул кулаком по столешнице, от избытка чувств. Нищий Буц, прикорнувший в своем углу, испуганно вздрогнул и уставился на пьющую троицу.
– Имеет возможности – это ты правильно сказал. Ничего другого у нас с возможностями сделать не получается. – улыбнулся Дилли, принимая от трактирщика новую бутылку бренди, и расплачиваясь деньгами из общака.
– Ничего-ничего, скоро новые выборы! – не слушал его Вилли. – Вот проголосуем за Юния Чезаря, и все изменится!
– Юний Чезарь? Это тот, который обещает вырыть новую шахту, и раздать ее содержимое людям?
– Он самый.
– Не верю я ему. Больно он добренького из себя строит.
– Верить, не верить – это твое дело. Главное, чтобы при нем лучше стало. А он обещал всех поменять – и городского казначея, и главу стражи…
– Еще бы, надо же своих людей куда-то ставить!
– Не ерничай! Я уверен, у него есть на примете несколько честнейших людей, которым он доверит такие важные посты.
Дилли с сомнением покачал головой.
– Может, оно, конечно, и так. Но вообще, мне кажется, беда Ветроида не в правительстве, а в этой дурацкой золотой шахте. Мне отец рассказывал, как было, когда она еще работала. Люди со всей Обмерики приезжали, чтобы здесь жить. Даже из Дошингтона! Дома на главной площади были мрамором облицованы! Сюда сам президент приезжал, с визитом.
– А потом золото кончилось, и все развалилось, – подытожил Вилли.
– Тише ты! – толкнул его в бок Билли, и кивком головы указав в сторону угла, где сидел Буц. Тот не отрываясь смотрел на Вилли, и на губах у него играла прескверная ухмылка.
Над столом повисло угрюмое молчание. Основательно захмелевшая троица опрокинула стаканы и наполнила их новой порцией спиртного. Нищий безмолвно сверкал глазами из своего угла и поигрывал пустой бутылкой в руках. Трактирщик считал прибыль, и каждые пару минут принимался протирать стойку. Чудаковатый старик, осиливший, наконец, бездонную кружку эля, сгорбившись сидел на своем стуле и бессмысленным взором буравил стену. Именно он нарушил заполнившую помещение тишину.
– Вы зря печалитесь о золоте. Скоро его по всей стране будет немерено, – старик с трудом ворочал языком, но выражался так, будто и не пил вовсе. – У каждого будет це-е-е-лая куча золота… ииик!.. Ой…
Все, без исключения, уставились на старика. Нищий Буц, смерив его странным взглядом, вдруг поднялся из-за стола, и, пошатываясь, вышел из трактира.
– Это с чего вдруг у всех будет куча? – поинтересовался Билли, проводив нищего взглядом.
– И здоровье! Долголетие! В-вот.
– Как по волшебству, что ли? – спросил Дилли, ероша себе волосы.
Старик выпрямился, как струна и повернулся к троице, сидящей за столом, в центре комнаты. Его указательный палец взметнулся вверх и застыл, вернее, попытался застыть в утверждающем жесте, сотрясаемый жестоким тремором рук.
– Именно! Волшебство и… – старик снизил голос до полушепота. – И наука!
– Так не бывает! – махнул рукой Вилли. – Ты просто напился, чудак, а теперь несешь какую-то околесицу. Золото для всех, и это твое длиннолетие – сказки, утопия… – язык его заплетался, и он прильнул к стакану с выпивкой.
Старик возмущенно схватился за полу своей шляпы, и, каким-то чудом, поднялся со стула. Отчаянно балансируя на месте, так, будто трактир вдруг угодил в десятибалльный шторм, старик умудрился сделать шаг вперед. Его вытянутый указательный палец, неопределенно блуждающий в пространстве, ткнулся в сторону Вилли.
– Было сделано открытие! Я й-еду в Дошн… Дошингтон! Там будет Совет Чародеев, а потом… – старик сделал театральную паузу. – Наш мир изменится навсегда!
– Вот чудак! – засмеялся Дилли. Билли смотрел на старика пустыми глазами, а Вилли демонстративно отвернулся.
– Вы еще попомните м-мои слова! – чудаковатый старик хлопком положил на стойку несколько золотых монет, многократно превышающих своей стоимостью весь выпитый им эль, и отчаянно шатаясь добрел до входной двери. На него уже никто не смотрел – все вернулись к своим занятиям.
– Глупцы и дуралеи! – бормотал он себе под нос, ковыляя по темной улице, прочь от трактира. – Они еще уз-знают…
Пустая бутылка, разбившаяся о его голову, заставила старика замолчать и рухнуть на землю.
Продолжение следует...
Нравится роман? Поблагодарите Алексея Кана переводом с пометкой "Для Алексея Кана".