Не сказать, что в глухом селе, но отдалённом на столько, что в любую сторону за сто километров от него нет никаких других поселений, жила-была бабушка Марина.
Дом у неё был самый обычный для деревни. Деревянный. С заваленкой осыпающейся, хоть и регулярно подкрашиваемой побелкой, с небольшой печкой. Одной, но просторной комнатой; прихожей, коя являлась и кухней; небольшого чулана. Дом как дом. Половина дома. Вторая была такой же.
Марина Дмитриевна с ранних лет работала. Кем придётся. Дояркой, пастушкой, участвовала в посадках овощей и сенокосе. Тяжёлый крестьянский труд отразился на её лице глубокими морщинами, но не погасил озорных глаз.
Вся её жизнь прошла здесь, на селе. Никогда Марина не была на море и в Москву не ездила. Не было такой мечты. Был муж, были дети... осталась одна. Давно уж...
Тем не менее, старушка была крепкой. Был у неё и огород. В первом ряду капуста, помидоры. Немного. Для себя. А дальше соток пять картошки. За ней смородина, две груши.
Одним годом, по осени, особо уродился картофель. Не пожрал ботву в этом году колорадский жук, как-то не прилетал, не сидел на ботве... В меру и дождей было. Картошка славная, крупная. Самой не справится. Решила "нанять трактор".
Тракторист Сёмка парнем был простым. Кепка у него простая, рубашка, при пиджаке на выходных. Выпивал, конечно. Но в меру.
Воскресение было. Август на исходе... в небе уже виднелись редкие косяки птиц, а по утрам было зябко. Но лето не сдавалось, ближе к полудню солнце так жарило, что казалось напоследок решило отыграться за всё лето.
Бабушка Марина ждала Сёмку. Договорились по утру. По холодку. Но прошло утро, истекло и обеденное время... и лишь к вечеру послышался рычание подъезжающего трактора.
Дорога, что была у дома, была построена как бы на возвышении над домами... зачем так было сделано одному председателю колхоза и известно. Чтобы съехать к дому нужно быть крайне аккуратным, чтобы не снести забор.
Сёмка забор снёс. Не весь. Слегка отутюжил часть. Ну и ляп с ним. Поправимо. Принялись обсуждать как лучше проехать к картошке. Проще всего по правому краю, там больше места, но заросли крапивы, а слева стояла будка деревенских удобств.
Сёмка поехал по левой стороне. Ничего не зацепил. Аккуратно. Выехал к картошке, опустил самодельный культиватор, поехал. В одну сторону, в другую... Земля хоть и сухая, но без камней. Легко шло...
Последний заход пришёлся на то время, когда бешеное солнце зашло за чёрную тучу где-то за горизонтом.
Освещения почти никакого, только одна фара трактора да свет из окна дома. Сёмка пошёл проверить "путь отступления"... споткнулся, упал в крапиву. Кепку выронил. Обжёг лицо. Орёт... Вспоминает всех родственников тёщи крепким словцом. Ладно.
Сел за руль, поехал. Злой. Лицо щиплет. Въехал в дрова. Повалил. Баба Марина кричит: "Что ж ты делаешь, ирод!". Трактор проехал и по погребу, на счастье крепкому. Не провалился. Снёс кусок заваленки. И всё это в сопровождении русского фольклора.
Выехал на дорогу. Остановился. Пошёл к колодцу умываться. Бабушка Марина ещё не представляла размеров "бедствия". Заплатила работнику 20 рублей, ещё теми деньгами, красными... И таким образом закончился день.
Утром, спозаранку, по привычке в пять утра, чуть светает когда, Марина Дмитриевна вышла в сени. Вышла и во двор. И хоть видимость ещё была недостаточной, серым-серо... взялась за голову обеими руками.
Всё было разбросано. Дровянник разрушен, всюду валяются отсыревшие за ночь дрова. Крапива измята вся полностью. Колёсами трактора раздавлены три кочана капусты, и весь забор... Кусок дома отломлен как от торта вилкой... А полосы рядов картошки к концу были зигзагами.
Заставь дурака с картошкой помочь, - сказала Марина Дмитревна, тяжело вздохнула, - и неспешно направилась к грушам, чтобы с другой стороны разглядеть свои угодья.
Там, в кустах смородины, обнаружилась пустая бутылка от самогонки.