Если власть не решится осуществить ее «сверху», она произойдет «снизу»
9 (22-го по новому стилю) января 1905 года, в Петербурге сотни тысяч всё еще веривших в «доброго царя» рабочих попытались обратиться к нему с петицией об улучшении своего положения. Войска столичного гарнизона, подкрепленные войсками, вызванными из Пскова, Таллина, Петергофа и Нарвы, числом более 40 000 человек, начали расстреливать их еще у Нарвских ворот, за Невской заставой, у Николаевского, Литейного и Полицейского мостов, на Невском проспекте, Морской и Гороховой улицах.
Дошедших до Дворцовой площади (а таких, несмотря на предварительные расстрелы, набралось несколько десятков тысяч человек) расстреливали у стен Зимнего дворца. Расстреливали всех – мужчин, женщин, детей. Забирать раненых запретили. Когда отряды врачей-добровольцев, высланные некоторыми больницами, стали доставлять в них раненых, среди последних можно было встретить пятилетних детей, исколотых штыками…
Сто лет назад Россия пережила разразившийся в начале столетия экономический кризис, который в 1903-1904 годах перешел в легкое оживление ряда отраслей, так и не превратившееся в общий подъем. Во время кризиса стояло 50% предприятий и 45% домен. Основной удар пришелся на тяжелую промышленность…
Вам это ничего не напоминает?
К 1905 году в российской экономике противоречиво соединились с одной стороны ряд крупных монополий и синдикатов, доминировавших в экономическом пространстве, а с другой – крайне отсталое состояние большинства производства, в первую очередь того, в котором было занято примерно 80% трудоспособного населения, – аграрного. Сравнительно высокие зарплаты работников крупнейших предприятий соседствовали с полунищенским существованием большинства населения.
Вам это ничего не напоминает?
Сто лет назад в России не было представительной власти на высшем уровне, правительство не подлежало общественному контролю, губернаторы назначались главой государства, пресса была подцензурна…
Вам это ничего не напоминает?
Отличия, впрочем, есть, и не сказать, что они в пользу нашего времени. Сто лет назад российское общество все-таки развивалось по восходящей: из прошлого – в будущее. Сегодня же запущен механизм регресса, в обществе утверждаются уже добуржуазные, а подчас – раннефеодальные формы организации жизни.
Сто лет назад в России, при отсталом аграрном секторе (который, однако, давал огромный экспортный продукт), существовало и укреплялось крупное промышленное производство – Россия имела одну из самых передовых промышленностей в мире. Сегодня в России производство маловыгодно и успешно развивается лишь экономика, работающая на экспорт сырья и полуфабрикатов.
Сто лет назад в жизни России утверждалась роль новых экономических классов. Поднималась буржуазия, претендовавшая на участие в управлении страной и требовавшая ограничения самодержавия; все решительнее предъявлял свои претензии пролетариат, выдвигавший и общедемократические, и социалистические требования. Сегодня в России происходит люмпенизация всех слоев населения, общество деклассированно, новые социальные самоидентификации еще не сложились. Буржуазия после разгрома старых «олигархов» трусливо демонстрирует власти покорную лояльность. Объективно существующий в России «неопролетариат», то есть совокупность тех, кто не имеет собственности и вынужден продавать свою рабочую силу (сегодня это не только старый рабочий класс, но и учителя, врачи, программисты, инженеры), просто не осознает ни своей экономической сущности, ни социально-политических интересов, не заявляет ни политических, ни экономических требований.
Сто лет назад в России формировались и обладали существенной численностью партии, не боявшиеся не только произносить слова «стачка», «восстание», «революция», «террор», но и способные вести подпольную антиправительственную деятельность и (пусть тогда и не очень удачно) осуществлять эти вещи на практике. За их спиной было около десяти лет подпольной борьбы, арестов, каторги и эмиграции.
Сегодня в России основная забота оппозиционных партий – не дать повода обвинить себя в экстремизме. Стон «не дать пролиться крови» в их устах давно заменил слова «в царство свободы дорогу грудью проложим себе». За их плечами – десять лет бесславных сделок и соглашений с властью и тасканий по судам.
Представляете себе Ленина, Мартова или Савинкова, оспаривающего в Сенате как высшей судебной инстанции неправомочность действий МВД Российской империи? Может ли кто-либо усомниться, что 8500 большевиков кануна 1905 года – это несколько больше, чем все вместе взятые клиенты Зюганова, клакеры Прохорова, фанаты Навального и водяные «Болота»?
9 января 1905 года на улицы Петербурга вышли 150 000 человек – и власть сопротивлялась. К концу месяца в России забастовали полмиллиона человек, областные центры покрылись баррикадами, создавались рабочие боевые дружины, разоружались жандармы и захватывались оружейные магазины, и власть – прогнившая, разложившаяся и самодержавная, – еще держалась.
Начало ХХI века Россия встречает в худшем состоянии, чем начало ХХ-го. Но, как показывает историческая практика, когда власть доводит страну до кризиса, новые общественные силы, способные обеспечить прорывное развитие страны, мгновенно возрастают, общество начинает стремительно взрослеть, мужать и набираться решимости.
Когда страна застывает в своем развитии, ей оказывается необходима революция. Революция может быть либо мирной, либо немирной. Революция может стать результатом стремительно развившегося кризиса или же вызревать годами. Она может победить первым же натиском или же несколькими накатывающимися волнами, чередуя подъемы и спады.
Если не решаются назревшие задачи и не разрешаются вызревшие противоречия, революция становится неизбежностью. Другой вопрос, что она может произойти сверху, но если верхи не решаются ее совершить, то она происходит снизу.
Петр I понял, что она нужна, и имел смелость ее совершить – и стал Петром Великим. Николай II не понял ничего и ни на что подобное не осмелился – ни дать землю крестьянам, ни дать права рабочим, ни дать автономию национальным окраинам, – и потерял и власть, и жизнь...