Студенческая история.
Предыстория такова: мне нужно было закрыть сессию досрочно, чтобы успеть полететь домой на новогодние каникулы. Последний экзамен – литература.
Мне повезло с тем, что литературу в бакалавриате мне преподавал великий и прекрасный профессор Стадников. Милый 80-летний профессор, знающий свое дело на все 500% и любящий его еще больше.
В силу того, что экзамен я сдавала досрочно – то в кабинете мы были один на один. Он, как человек состоявшийся, был весьма лояльным на экзаменах, но при этом попульстительством не занимался. Просто стремился увидеть в глазах хотя бы пылинку знаний и представлений о том, о чем вещает студент. Так уж получилось, что я вытянула билет, где первый вопрос был посвящен «Дон Кихоту», а второй…. Второй я уже и не помню… Да и дело до него не дошло.
А теперь представьте. Старый величавый кабинет, со старой мебелью, очень атмосферный, он словно кашляет книжной пылью. Если бы у кабинета был голос – он был бы обязательно мужской, низкий, хриплый и бархатный. Восьмидесятилетний профессор сидит на стуле, я напротив него, а вокруг – массив знаний и величества… В этой благородной вечности я вполне насущно тяну билет.
Хочу сразу сказать, что «Дон Кихот» меня поразил в самое сердце и я очень хотела, чтобы именно он попался мне на экзамене. Фортуна подмигнула мне. Я начала активно рассказывать, говорить о своих наблюдениях, размышлениях в связи с этим произведением. Да так увлекалась собственными рассуждениями, что чувства к Дон Кихоту просто захлестнули меня лавиной своеобразного сожаления… да так захлестнули, что я просто разрыдалась.
Бедный старенький профессор растерялся и не знал, что ему делать дальше. Даже величавость кабинета как-то скукожилась и застыла в неловкости. Я взахлеб, сквозь слезы продолжаю свое повествование, он пытается меня остановить – но я неумолима и решила, что пока не расскажу все – не остановлюсь. У профессора не было шансов выиграть в этой схватке, да, и, если честно, то он не особо сильно сопротивлялся. Когда я закончила свой крайне эмоциональный ответ на первый вопрос, то я начала искать глазами второй вопрос. Но профессор остановил меня жестом и словом. Он сказал: «Я понял, что вы любите литературу и даже немного знаете. Можете идти». Кабинет выдохнул.
Уже на улице мне было и смешно, и стыдно. Думаю, еще ни разу у него не плакали студентки от собственного ответа, и при чем хорошего ответа. И, вероятно, он еще никогда и никого не просил остановиться. Это был тот редкий момент, когда преподаватель боится второго вопроса, а не студент.
Я брела по Мойке и думала о том, что в этой ситуации самое хорошее то, что я сказала все, что хотела и самое главное - больше он у меня вести не будет. Ведь я не смогу ходить к нему на пары, я просто сгорю со стыда. А если встречу в коридоре - буду прятаться и маскироваться. Ну, или буду делать вид, что я это не я.
Мне было ужасно стыдно за себя, за свои чувства и эмоции, которые я не смогла удержать и даже поддалась им. Если честно, я даже была испугана тем, что могла вогнать профессора в состояние стресса, и какие последствия могли бы быть у этого. Кабинет то, точно выдержал мой ответ, но вот профессор более хрупкое создание.
На каникулах мой стыд немного приутих.
Я возвращаюсь на учебу и… вижу в расписании его фамилию. Сердце опустилось… Мне хотелось исчезнуть с планеты, ну, или взять академический отпуск, сменить фамилию, пол, имя, да все что угодно, но только не ходить к нему пары. Я была в отчаянии.
Но делать было нечего. Пришлось собрать волю в кулак, потом еще раз собрать волю в кулак и пойти…
Я помню, как долго стояла перед дверью, корчила с подругой гримасы и не решалась зайти, но потом резко выдохнула, распахнула дверь и зашла. Не знаю, чего я ожидала от профессора. Но когда я зашла, я просто увидела, как он добро, лукаво и с улыбкой на меня смотрит. И я поняла, что все хорошо. Правда краска на лице это поняла недели через 2.
Наверное, каждому приятно видеть, что есть другие люди, который тоже не равнодушны к тому, что они любят. Вот такая история про стыд. И, немножко, про признание.
А было ли Вам стыдно?
Хорошего Вам всего,
Искренне Ваша,
Дара Шелл.