Оглядываясь на 10 лет назад, я понимаю, насколько другой я была раньше. Как я смогла столько выдержать, как?... Поистине, несчастья делают нас очень-очень сильными людьми.
Молодой неопытной двадцатилетней девчонкой я впервые окунулась в такие охерические сложности, какие многим людям могут присниться разве что в кошмарных снах. Сразу после рождения сыночка реаниматолог понес в реанимацию. Он буквально бежал по коридору бегом, он боялся не донести его до необходимых аппаратов интенсивной терапии. Первые часы я не очень четко осознавала ситуацию, потому что врачи боролись со страшным кровотечением, которое у меня открылось. Я поняла, что мне еще долго нельзя будет взять на руки своего ребенка уже потом, под утро, в палате. Это такое опустошение на душе – не передать словами. Только что проснулся материнский инстинкт и ему не на что потратиться. Однако несколько дней спустя оказалось, что есть вещи и пострашнее этого…
В реанимацию проведать малышей нас звали обычно часам к 12 дня. Первые дни нас ходило в то крыло корпуса несколько мамочек. Это было областное НИИ и рядом со мной лежали такие же бедолаги, как я, которых экстренно успели довезти из пригородов со сложными недоношенными родами. На третий день такого посещения четверых их нас пропустили в реанимационное отделение на пару минут к малышам. А одну маму не пропустили, отвели в сторону. Ее ребенок умер за полчаса до ее прихода. Проходя к своему сыну, я увидела плотно закрытый пеленкой кювез с их фамилией… Я никогда еще не видела смерть детей так близко. Это пробирает до костей, до сумасшествия. В реанимации строго-настрого запрещалось реветь, и я помню, как, едва сдерживая беззвучные рыдания, я стояла возле кювеза с моим сыном и с ужасом осознавала, что в любой день я вот так же могу прийти его проведать, а меня отведут в сторону, как ту женщину, и…
Когда наши дети попали в реанимацию я-то думала, что теперь-то врачи их точно выходят, ведь там такая аппаратура, такие сильные препараты, наблюдение круглосуточное… А все оказалось не так. Оказалось, что даже будучи в мощной реанимации жизнь наших малышей все равно висит на волоске…
…А потом пришло радостное известие: можно сцеживать молочко и приносить его в реанимацию для кормления через зонд. И тогда я подумала: ну все, теперь-то наши дети точно вне опасности, раз они стали кушать. Но буквально через день после этого, когда мы все в очередной раз принесли сцеженное молоко, одну из нас врач снова отвел в сторону и не пустил в реанимацию… Я помню, что обернулась на звон баночки с молоком, которая выпала из ее рук и разбилась о кафельный пол. Обернулась и увидела, что она плачет и медленно оседает по стене на пол, а врач наклонился к ней и что-то тихо ей говорил. Я не слышала что именно он ей говорил. Но уже понимала, что случилось. У меня до сих пор в ушах стоит звон этой разбившейся маленькой баночки со сцеженным молоком, который эхом отразился от стен притихших вечерних коридоров больницы.
В то время я думала, что я сойду с ума. Несмотря на профессионализм врачей и хорошую аппаратуру детская реанимация для глубоконедоношенных детей все равно было наполнена смертью.
Наше НИИ славится тем, что выхаживает даже очень маленьких детей. Я лично лежала с мамой, у которое выходили тройняшек с весом 800 и 730 грамм. Но сколько тех, кого не выхаживают…
Два месяца я провела с сыном в больнице. За это время навидалась всякого. Позже, в своих постах я могу поведать еще о многих случаях. Домой я вернулась морально закаленным человеком. Раньше я даже не представляла что когда-нибудь буду кому-то делать уколы. А теперь ежедневно с легкостью колола в махонькую попенку сына различные препараты, выписанные врачом. Приходилось на курсах реабилитации держать ребенка, когда врач делает обкалывание по Скворцову. Эта такая процедура, во время которой в течение минуты по всему телу малыша инсулиновым шприцом делают порядка 30-40 уколов ноотропным препаратом. Процедура душераздирающая. Ноотроп колоть больно, а тут им обкалывают все тело. Ребенок буквально задыхается от крика. А ты стискиваешь зубы и помогаешь врачам его держать. Сдерживаешь слезы и держишь. Если бы не эффективность этой процедуры, то ни за что бы ребенка не понесла на нее. Но с нее был хороший прогресс…
Вместе со мной закалялся и мой сын. Сколько он выдержал боли и разных неприятных процедур. Даже сейчас, когда это все в прошлом, он почти никогда не плачет ни во время забора крови из пальца, ни во время курса уколов. Стойко все переносит, как настоящий мужичок. Не плачет, даже если ушибется где-то пока ползает или встает по опоре. Сморщится, видно, что терпит боль. Но ни единой слезинки. Сильный человечек.