В 70-е годы прошлого века поступить в Ленинградский университет было сравнимо с чудом. Когда мы приехали с мамой к началу учебного года, мы долго думали, где мне жить. Общежитие находилось в Петергофе, ездить нужно было на электричке, 45 минут, а потом еще на автобусе. Но мы решили рискнуть и отправились заселяться. Когда мне показали комнату, мама вошла и, внимательно осмотревшись, вдруг решительно взяла меня за руку и сказала твердым голосом: «Тут ты жить не будешь!» Я, ничего не понимая, задала логичный в таком случае вопрос: « А где я буду жить?». Но мама почти бегом бежала на электричку, лишь бы быстрее увезти меня из этого места. Я ничего не поняла, но делать было нечего и, приехав в Ленинград, мы растерянно посмотрели друг на друга. Жить действительно было негде. А вечером маме уезжать. А где же останусь я, в свои 17 лет, совсем домашний и не приспособленный к самостоятельной жизни ребенок?
Тогда не было смартфонов, а стояли будки-автоматы, и мама принялась лихорадочно звонить тем немногим друзьям, которые у нее были в этом огромном и чужом для меня городе. Но никого, как на грех, дома не оказалось. И тут мама вспомнила еще один вариант, в центре жили очень дальние родственники. Мама дозвонилась, и мы счастливые направились на улицу Рубинштейна. Родственники оказались очень доброжелательными и участливыми людьми. Они выслушали нас и предложили временный вариант: квартира была коммунальная, и можно было снять «угол» у одной из многочисленных старушек, которые проживали в ней. Так я очутилась в своеобразном мире ленинградских коммуналок, среди абсолютно незнакомых людей. Но делать было нечего. Радовало только то, что улица Рубинштейна была совсем недалеко от Невского и добираться до университета было довольно быстро (по-сравнению с Петергофом).
Обитатели квартиры привыкли ко мне быстро. Особенно обрадовались старушки, так как в моем лице обрели безропотного слушателя длинных и порой очень захватывающих историй их жизни. Они зазывали по очереди меня вечером на чай и делились воспоминаниями. Я даже составила своеобразное расписание, к кому я вечером иду в гости. Уже примерно знала тематику бесед: неудачное замужество, детство в деревне, блокада, предательство… Жаль не было диктофона. В этих рассказах самыми важными были детали.
Однажды я вернулась домой, и меня встретили взволнованные соседи.
« Что случилось?» - спросила я. «Ох, у нас такое событие! Внучка (назвали имя нашей соседки) выходит замуж.
«И знаешь за кого?» - спросили они меня. Не дождавшись ответа, они громко хором: «За Кобзона!» И потащили меня к соседке, дабы она подтвердила потрясающую новость. Старушка гордо показала мне фотографию внучки. Это была удивительно красивая тоненькая девушка, с прекрасными черными волосами. Как оказалось, она была поваром. Где и как ее увидел Кобзон, я не очень уловила, но то, что он влюбился без памяти, это было очевидно. А потом старушка была на грандиозной свадьбе и гордо показывала фотографии.
Вскоре после этого события, я покинула коммунальную квартиру на Рубинштейна, но всегда вспоминала этот необычный дом, и обычных людей, которые научили меня самостоятельности, мужеству и гостеприимству.
В эти дни, когда умер И.Д. Кобзон, и все СМИ пестрят заголовками о его смерти и о безутешной вдове, я вспомнила эту зарисовку из моей юности.
Конечно, это было так давно, и, может, я что-то путаю в степени родства. Но это не главное.
Кто тогда в 1971 году мог знать, что этот брак окажется таким счастливым, и тоненькая девушка на долгие годы станет надежным другом, опорой и верной женой мэтра.