Изучая историю английской мебели XVIII века, мы столкнулись с любопытным утверждением о том, что древесина махагони попала в Англию случайно. Это показалось нам настолько странным, что расследование этого случая мы поручили знаменитому сыщику мистеру Шерлоку Холмсу…
ДЕЛО О МАХАГОНИ
(Неизвестный рассказ Артура Конан Дойла)
Мой друг мистер Шерлок Холмс не раз удивлял меня глубокими познаниями в самых неожиданных областях. Однажды, расследуя одно запутанное дело, он поразил меня своей осведомлённостью в устройстве паровых машин, в другой раз блеснул знанием английских сказок и легенд. Кроме того, должен признаться, что я никак не мог привыкнуть к его манере рассуждения: его внезапные выводы, являющиеся лишь завершением безупречных логических построений, неизменно ставили меня в тупик.
Однажды я коротал вечер у Холмса, на Бейкер-стрит, 221Б. Это были непростые для меня времена: не прошло и года после скоропостижной кончины моей милой Мэри, дела мои пошатнулись, практика сократилась. Я стремился меньше времени проводить дома, где мной безраздельно овладевали воспоминания о днях, проведённых с моей славной жёнушкой, о её болезни и такой безвременной смерти. Я всерьёз подумывал о том, чтобы вновь поселиться у миссис Хадсон, вместе с моим другом, и даже начал распродавать кое-какое семейное имущество, с одной стороны, чтобы освободить квартиру, с другой, чтобы как-то поправить свои финансы.
Погружённый в свои невесёлые мысли, я стоял у книжного шкафа, листая Британскую энциклопедию. Холмс, с присущей ему деликатностью, молчал, разглядывая в лупу какой-то мелкий предмет. И только когда я, очнувшись от тяжёлых дум, захлопнул книгу, мой друг неожиданно обратился ко мне:
- Ни в коем случае, мой дорогой Уотсон, ни в коем случае!
- Простите, Холмс, чего ни в коем случае не следует делать?
- Ни в коем случае не продавайте этому проходимцу ваше бюро красного дерева.
- Но, Холмс, откуда вы узнали, что именно сейчас я подумал о продаже моего бюро?
- Это было несложно, Уотсон, - Холмс отложил лупу, откинулся в кресле, протянул руку и бросил на стол пачку газет. – Вот. Адреса старьёвщиков. Это ваши газеты, Уотсон. Вы продаёте имущество. Я давно наблюдаю за этим и, признаюсь, не оставляю надежды, что вы, мой дорогой Уотсон, наконец покончите с этим и вернётесь сюда, на Бейкер-стрит.
- Вы действительно хотите этого, Холмс?
- Разумеется, Уотсон! Мне так не хватало вас всё это время.
- В таком случае мне лучше будет поскорее продать это злополучное бюро.
- Ещё раз повторю, Уотсон: ни в коем случае!
- Но почему? Кстати, Холмс, вы так и не объяснили, как догадались, что именно в эту минуту я подумал о бюро.
- Британская энциклопедия. Вы смотрели статью о махагони.
- В самом деле. Но как вы связали моё бюро с энциклопедической статьёй? Вы как всегда скрываете промежуточные звенья своей логической цепочки!
- Недостающее звено? – переспросил Холмс. – Вот оно! – Холмс положил на стол мелкий предмет, который рассматривал в лупу.
- Что это?
- Винтик. Вернее, шуруп. Это шуруп от вашего бюро, Уотсон. На нём отчётливо видны следы красного дерева.
- Холмс, как всегда, вы видите свет, а я блуждаю в темноте. Откуда у вас шуруп от моего бюро?
- Я должен просить у вас прощения, мой дорогой друг. Он приходил сюда, спрашивал вас. Но я спровадил его, не упустив при этом возможности заполучить кое-какие улики.
- Антиквар?
- Да, старьёвщик. Теперь эти мошенники стали называть себя антикварами.
- Видите ли, Холмс, я действительно распродаю мебель, которую приобретал вместе с моей покойной супругой, - сухо ответил я. – И, поверьте, я делаю это не от хорошей жизни. Этот антиквар предложил мне за бюро двадцать шиллингов, и, смею вам доложить, Холмс, они были бы для меня не лишними.
- Уотсон, вы обиделись, что я спугнул покупателя вашего бюро. Обещаю исправить этот проступок. Итак, он предложил вам двадцать шиллингов за старинное бюро красного дерева?
- Не такое уж оно старинное…
- Это он вам сказал?
- Он смыслит в этом, это его работа.
- Расскажите мне, Уотсон, у кого и как вы приобрели это бюро.
- На аукционе. Продавали мебель какого-то богатого покойника. Лот назывался «Бюро красного дерева времён королевы Анны». Тогда ещё не было такой моды на всё старинное, цену никто не поднимал, а вещица мне понравилась. Купил за двенадцать шиллингов.
- А наш любезный антиквар убедил вас, что вещица не такая древняя.
- Да, и энциклопедия это подтверждает.
- Что же сказано в столь надёжном источнике?
- Там сказано, что красное дерево стало использоваться в мебельном производстве в 1725 году. А королева Анна, как вам известно, Холмс, скончалась в 1714.
- Энциклопедия ссылается на…
- На «Справочник Общества краснодеревщиков и обойщиков» 1760 года. Но я пока…
- Не волнуйтесь, Уотсон, я раздобыл эту раритетную книгу.
- Справочник не противоречит энциклопедии?
- Справочник сообщает то же самое.
- Вот видите, Холмс! Антиквар был прав. Кстати, как вам удалось выудить у него улики?
- Это было нетрудно. Мошеннику было скучно ждать, и он заинтересовался моим книжным шкафом. Да-да, именно этим. Он полагал, что я читаю, но вы знаете, Уотсон, как развито у сыщиков боковое зрение. Этот милый джентльмен достал из кармана отвёртку и попытался незаметно отвинтить бронзовую ручку с дверцы. В этот момент я резко обернулся и заговорил с ним. Бедняга выронил на ковёр отвёртку, кроме того, он просыпал несколько каких-то мелких предметов. И отвёртка, и мелкие предметы упали беззвучно, я не подал виду, что заметил, и мошенник был уверен, что я ничего не видел. Он долго ждал, когда же я отвернусь, чтобы собрать потерянное, но я не предоставил ему такой возможности. Пока он топтался вокруг своей отвёртки, я задавал ему вопросы. Когда человек сосредоточен на чём-либо, (а наш забавный мошенник был всецело поглощён поиском возможности поднять свои сокровища), он не успевает сочинять ложь в ответ на вопросы. Так я узнал от него, что вы продаёте бюро красного дерева. Что касается эпохи, здесь у него была заготовлена версия, поэтому лгать ему было легче. Он сообщил мне, что по данным «Справочника» до 1725 года в Англии не изготавливали мебель из дерева махагони. Когда же он наконец ушёл, я собрал улики. Мелкие предметы оказались маленькими мебельными шурупами самого разного вида. Тогда я понял, что он всё же не был настолько нагл, чтобы на глазах у хозяина свинтить бронзовую ручку, его намерения были скромнее – он охотился на один или два шурупа, сколько удастся извлечь, пока хозяин не смотрит. Среди россыпи винтиков я сразу узнал по шляпке шуруп от вашего бюро, вы ведь знаете, Уотсон, какая у меня зрительная память. И действительно я обнаружил на нём мельчайшие крошки красного дерева, тогда как при королеве Анне мебель делалась преимущественно из ореха.
- Но зачем ему понадобились шурупы от вашего шкафа, Холмс?
- О, Уотсон! У этих мошенников свои методы. Ведь он вывинчивал шуруп от ручки вашего бюро, не так ли?
- Да, вывинчивал. И показал мне его. Это был вполне современный шуруп, штамповка. Кстати, каким образом он оказался здесь, Холмс?
- Элементарно, Уотсон! Он вывинтил шуруп из вашего бюро и ловко подменил его другим, современным, штампованным, который и продемонстрировал вам! Для таких фокусов ваш антиквар и собирает коллекцию подменных шурупов. А ваш шуруп был отправлен в карман, где он и находился, пока владелец не просыпал свою коллекцию на мой ковёр. Убедитесь, Уотсон, шуруп от вашего бюро не штамповка, он отлит из бронзы, и его винтовая резьба подправлена напильником вручную, видите, какая она неровная?
Я рассмотрел шуруп в лупу и убедился в правоте Холмса.
- Таким образом, - продолжал Холмс, - ваше бюро изготовлено не позднее середины прошлого столетия. В то время, когда в моде был стиль Чиппендейла. А, возможно, и самим Томасом Чиппендейлом. Если это так, то стоит оно намного больше, чем двадцать шиллингов. Впрочем, насколько я помню ваше бюро, оно никак не напоминает стиль этого мастера. Оно выполнено в более раннем стиле, как раз в таком, какой был в моде при королеве Анне.
- Холмс, я удивлён: с каких пор вы стали интересоваться мебельными стилями?
- С тех пор, как возникла мода на антиквариат и с тех пор, как в этой сфере расцвело мошенничество. Старьёвщики стремятся скупить по дешёвке действительно старые предметы мебели, убеждая хозяев, что их мебель слишком современна. Как это достигается, вы, Уотсон, могли убедиться сами. В то же время они прибегают ко множеству ухищрений, чтобы выдать новую вещь за антикварную. В ход идёт не только подражание стилю старых мастеров, но и искусственное состаривание древесины и меди, подделка клейм. Коллекционеры готовы платить огромные деньги – сотни фунтов за подлинники. Игра стоит свеч! Не так давно моё скромное участие в одном деле позволило предотвратить убийство, целью которого было получение наследства в виде гостиной, обставленной якобы самим Джорджем Хепплуайтом. Для раскрытия этого дела мне пришлось обойти дюжину антикварных лавок, под разными предлогами побывать в домах некоторых старых семейств, а также тщательно изучить труды мистера Артура Хайдена, известного лондонского коллекционера.
- Холмс, - спросил я, - но если моё бюро всё же сделано из красного дерева, оно никак не может относиться к периоду правления королевы Анны!
Шерлок Холмс потянулся в кресле.
- Уотсон, будьте любезны, подайте мне мою туфлю с табаком.
Он набил трубку и, затянувшись, спросил:
- На основании чего вы пришли к такому выводу?
- На основании данных Британской энциклопедии, - уверенно ответил я, - которые подтверждаются «Справочником Общества краснодеревщиков и обойщиков».
Холмс молчал.
- Это официальные данные, Холмс!
Великий сыщик встрепенулся:
- Официальные данные? Уотсон, официальные данные для того и придуманы, чтобы скрывать преступления! Преступления, Уотсон, самые разнообразные преступления, начиная с мелких краж, кончая массовыми убийствами!
- Боже мой, Холмс, но какие преступления могут скрываться за фразой, - я открыл «Справочник» и процитировал, - «Появлением столь удачного для использования в производстве мебели материала, как ямайский махагони, мы обязаны случаю: в 1725 году некий капитан, имя которого история не сохранила, следуя рейсом Кингстон (Ямайка) – Ливерпуль (Англия), и не имея фрахта, доставил в Старый Свет груз красного дерева, которое было им погружено в трюм в качестве балласта»? Случайность, Холмс, обычная случайность, каких в истории множество.
- И вы верите в то, что это была случайность?
- А что прикажете делать? Вы можете опровергнуть этот факт?
- Опровергнуть? Уотсон, ведь я учил вас мыслить логически! Да это утверждение настолько лживо, что даже не нуждается в опровержении!
- Что же вам кажется лживым, Холмс? – несколько обиженно возразил я. - Дата? Вы считаете, что махагони был привезен раньше? Ещё при королеве Анне? Или вам не нравятся пункты отправления и прибытия судна? Вы полагаете, что судно шло рейсом Кейптаун-Архангельск?
- О, нет, Уотсон! Даты и названия пунктов в официальных данных всегда точны, на то они и официальные данные…
- Так что же, Холмс? – Меня уже начала раздражать скрытность моего друга. - Если вам что-то известно, почему бы не сказать прямо?
- Не обижайтесь, Уотсон, - примирительно сказал Холмс. – Право же, здесь всё настолько просто… Я полагал, что вы сами всё поймёте. Не обижайтесь, я помогу вам, и вы сами увидите, что нет ничего сложного в том, чтобы разглядеть преступление за сухими словами официальных данных. Давайте отправимся с вами в 1725 год. Готовы?
- Готов, - неуверенно ответил я.
- На Ямайку, - продолжал Холмс. – Представьте, Уотсон, что вы капитан судна водоизмещением, скажем, триста-пятьсот тонн, большее водоизмещение тогда было редкостью. Представили?
- Представил.
- У вас нет фрахта.
- Допустим.
- Ваши действия?
- Право, Холмс, не знаю, я не моряк, я…
- Ах, Уотсон, я всего лишь хочу, чтобы вы немного подумали. Итак?
- Хорошо, хорошо. Если у меня нет фрахта, я буду его искать. Логично?
- Вполне. Допустим, фрахта нет месяц. Целый месяц, Уотсон! Правда, для этого вы должны быть, уж простите меня, дорогой друг, совсем бестолковым капитаном. Ведь с Ямайки в Англию везут ром, сахар, патоку, ваниль, красный перец и другие пряности. Впрочем, предположим, что каким-то образом вы не сумели найти фрахт.
- Пойду в Англию с балластом…
- Зачем? Чтобы так же безуспешно искать фрахт в портах метрополии? Но, допустим. Допустим, что для чего-то вам нужно в Англию. Рассуждайте дальше, Уотсон, смелее!
- Я загружу балласт…
- А в качестве балласта вы возьмёте не мешки с песком, а брёвна! Если песок можно погрузить за два дня, брёвна вы будете грузить неделю! И, если вдруг всё же найдётся фрахт, то ещё неделю выгружать!
- Не всё ли равно что грузить, Холмс?
- Логика, Уотсон, логика! Я, как и вы, не моряк, но нетрудно догадаться, что в случае шторма, или просто сильной качки мешки с песком будут плотно лежать в трюме. А незакреплённые брёвна могут пробить обшивку. Следовательно, их нужно укладывать по науке и тщательно крепить в трюмах. Кстати, откуда в Кингстонском порту появились брёвна махагони?
- Кто-то их оставил…
- Кто? Зачем? Это не песок, которого на любом побережье полно. Брёвна сами по себе в порту не оказываются. Их рубят в лесу и доставляют в порт. Для чего?
- Если тогда махагони не использовался для изготовления мебели, то, право, не знаю. Возможно, для строительства мола.
- Вы великолепны, Уотсон! Мол из красного дерева! Но допустим. Допустим! И всё же этот лес чего-то стоил, ведь он кому-то принадлежал. И капитан, вместо того, чтобы грузить бесплатный и не требующий сложных такелажных работ песок, грузит красное дерево, которое стоит денег само по себе, кроме того, его погрузка требует времени и опять же денег! Уотсон, не кажется ли вам, что это слишком уж непрактичный капитан?
- Да, Холмс, здесь многое странно…, - пробормотал я, но Холм уже увлёкся.
- Дальше, Уотсон, дальше! Мы с вами прибыли в старушку Англию. В Ливерпуль, не так ли?
- Да, именно в Ливерпуль…
- Что мы первым делом сделаем в Ливерпульском порту?
- Причалим, сойдём на берег…
- Нет, Уотсон! Прежде, чем мы сойдём на берег, на борт поднимется таможенная инспекция!
- Но у нас только балласт…
- Да. И таможня даёт добро. Мы сходим на берег. Мы ищем фрахт. А для этого…
- Нам нужно избавиться от балласта!
- Как вы правы, Уотсон! И как же мы от него избавимся?
- Сбросим за борт?
- Ни в коем случае! Несколько сот тонн брёвен! В порту! Уотсон, создание опасности судоходству является уголовным преступлением!
- Выгружаем на причал?
- Больше ничего не остаётся. Но учите, Уотсон, что с одной стороны использование каждого квадратного фута причала стоит денег. С другой стороны вывезти из порта брёвна нам не даст таможня. Что делать? Куда девать сотни тонн леса?
- Понятия не имею, не имею понятия, Холмс!
- Да будет вам известно, Уотсон, что с середины XVI по начало нынешнего, XIX века во всех английских портах круглосуточно работали огромные печи, в которых сжигался весь таможенный конфискат. Самая большая была в Лондоне, её называли «Жерло», или «Адское жерло». Что скажете, Уотсон?
- Вероятно, наш капитан вынужден был сжечь груз красного дерева!
- Великолепно, Уотсон! И в том же году из сожжённого в Ливерпуле красного дерева лондонские мебельщики начинают делать стулья, комоды и кровати!
- Холмс, признаюсь, вы поставили меня в тупик. Если вы знаете, как всё было на самом деле, ради Бога, расскажите! Увы, но у меня нет ни одной логичной версии!
- Вы согласны, Уотсон, что данные «Справочника краснодеревщика и обойщика» - ложь?
- Вероятно, они не точны…
- Они лживы, Уотсон, лживы!
- Холмс, умоляю, расскажите, как всё было на самом деле! Я заинтригован!
- Я не знаю, как всё было в действительности, Уотсон, для этого у меня слишком мало данных, - улыбнулся Холмс. – Но я могу представить себе, как всё могло быть. Обопрёмся на факты, Уотсон, как бы ни было их мало. Факты следующие. Первый: в 1725 году у лондонских столяров в распоряжении оказывается столько красного дерева, что оно вытесняет традиционный орех в мебельном производстве. Второй мы позаимствуем в «Справочнике» - рейс Кингстон-Ливерпуль. Третий: красное дерево, или ямайский махагони произрастает на Вест-Индских островах, в частности, как следует из самого названия этого дерева, на Ямайке. Четвёртый факт, необходимый в нашей цепочке, это строгость и скрупулёзность английских таможенных правил и высокие пошлины на ввозимое сырьё. И, наконец, факт пятый – феноменальная способность англичан находить в колониях новые продукты и приспосабливать их под свои нужды. Индия дала нам хлопок и слоновую кость, Китай – чай, Вест-Индия – маис, паприку, ваниль, сахар, ром и, наконец, красное дерево.
Там, где нам не будет доставать фактов, мы будем делать предположения, Уотсон. Но в предположениях мы всё же постараемся следовать здравому смыслу. Теперь можно начинать.
Холмс опёрся локтями на стол и сложил перед лицом кончики своих длинных нервных пальцев.
- Итак, 1725 год. Англия ещё не стала законодательницей мебельной моды, Томасу Чиппендейлу всего 7 лет. Но у нас наконец-то появился свой стиль в архитектуре и интерьере – стиль королевы Анны. Мебель делают из ореха, но ореха на острове становится всё меньше. В колониях давно, уже лет, наверное, сто делают мебель из махагони. Отдельные предметы мебели из колоний попадают в Старый Свет. Путешественники, возвращающиеся из колоний, рассказывают о практичности этой древесины. В самом деле, махагони прочен, легко обрабатывается, не гниёт, имеет красивую фактуру, что позже позволит Чиппендейлу отказаться от трудоёмкой лакировки. Естественно, обитатели улицы святого Мартина, которую в то время населяют краснодеревщики, очень хотели бы испробовать этот замечательный материал. Но таможенные пошлины высоки, а клиенты ещё не привыкли к мебели из красного дерева. Высокая цена древесины может не оправдать себя. Как быть? Владельцы столярных мастерских собирают складчину для закупки и доставки партии ямайского махагони и поручают дело некоему весьма ловкому господину, имени которого, увы, история не сохранила. Этот джентльмен отправляется на Ямайку. Там он приобретает партию махагони и находит сговорчивого судовладельца, который, погрузив лес, не оформляет фрахт, делая запись в судовом журнале, что судно идёт с балластом! Заметьте, корабль идёт не в Лондон, где таможенные чиновники отличаются строгостью и служебным рвением, а в Ливерпуль, через который в Англию попадает треть всей контрабанды. В таможенных правилах чётко перечислены все породы дерева, облагаемые пошлиной. Здесь и орех, и дуб, и сосна. Но махагони там нет! Махагони не произрастает в Англии. Однако в правилах есть приписка «…и другая коммерческая древесина». Считать махагони коммерческой древесиной, или же признать балластом, зависит от сговорчивости начальника таможни. Но наш ловкий джентльмен умеет делать чиновников сговорчивыми! Таможня делает запись о том, что судно прибыло без груза, в трюмах только балласт. В Ливерпуле лес даже не выгружают, зачем? Оттуда судно отправляется в Лондон. Но это уже внутренний рейс! Внутренними рейсами не ввозят импорт. В Лондоне никто не станет проверять трюмы корабля, идущего из Ливерпуля с одним лишь балластом, о чём уже имеется таможенный документ! Вы видите, Уотсон, что, как я и говорил, за сухими словами официальных данных кроется преступление. В данном случае сравнительно невинное – контрабанда вполне мирного груза – древесины.
- И в справочнике 1760 года…
- Разумеется! Ведь участники и заказчики той экспедиции могли быть ещё живы. А если они и умерли к тому времени, остались фирмы, дорожащие своей репутацией. Поэтому в «Справочник» попадает явная ложь – ремесленники умеют хранить секреты цеха…
- Вы как всегда великолепны, Холмс! – воскликнул я. – Разгадать преступление, совершённое полтора века назад! Ваша логика безупречна! Но… - добавил я уже не столь воодушевлённо, - это не меняет дела относительно моего бюро. Мне нужно как можно скорее освободить квартиру, и поэтому всё же придётся прибегнуть к услугам моего антиквара. Двадцать шиллингов тоже деньги…
- Уотсон, - обратился ко мне Холмс, и на его губах заиграла лукавая улыбка. – Сможете ли вы простить меня, если я признаюсь вам в том, что немного нарушил если не законность, то правила приличия?
- Холмс, - торжественно ответил я, - мне известно, что все ваши маленькие нарушения законности всегда служат лишь целям высшей справедливости!
- Спасибо, мой дорогой друг. Дело в том, что вчера я заходил к вам в гости, но не застал вас дома. Тем не менее, я побывал у вас, и не один. Со мной был мистер Артур Хайден, о котором я вам уже говорил. Я не хотел упускать возможности показать мистеру Хайдену ваш антиквариат, и я воспользовался отмычкой…
- Холмс, вы можете входить в мой дом хоть через каминную трубу!
- Так вот, я воспользовался отмычкой, сказав мистеру Хайдену, что у меня есть ключ. Это очень добропорядочный джентльмен, и я не уверен, что он согласился бы войти в помещение, взломанное отмычкой. Мистер Хайден осмотрел мебель, которую вы, Уотсон, намереваетесь продать. Более всего его заинтересовало бюро красного дерева времён королевы Анны…
- Неужели, оно представляет какую-то ценность?
- По мнению мистера Хайдена это бюро сделано в Вест-Индии в двадцатые годы прошлого века и попало в Лондон вместе с имуществом какого-нибудь набоба, вернувшегося из колоний. Мистер Хайден высоко оценил искусство вест-индских краснодеревщиков.
- Но…
- Уотсон, надеюсь, что двести фунтов, которые предлагает за ваше бюро мистер Хайден, позволят поправить вам ваши пошатнувшиеся финансы.
- Благодарю вас, мой друг!
- Что ж, Уотсон, я надеюсь, что вы простили мне спугнутого старьёвщика?