В полном мраке отчетливо вибрировал экран. Секунд пять… и затих. Макс повернулся к другой стене, скрючился на животе и провалился в сон.
Экран геропрокса завибрировал настойчивее. Затем стал накаляться, постепенно заполняя темноту мягким свечением. Макс проворчал что-то и оторвал голову от кровати.
Экран понемногу впускал в комнату свет. Оттенки менялись каждые десять секунд: от нежного рассветного персика до бодрого оранжа. Пшикнул спрей-бокс в углу комнаты, обдав прикроватный столик утренней смесью фитонцидов с ароматами мандарина и розмарина. В завершение программы пробуждения экран высветил тайм: 07:00.
— Пора вставать, Макс, — сказали милым девчачьим голосом колонки геропрокса.
Макс не вставая обвел взглядом залитую оранжем комнату без окон. Как всегда перед ним были ряды полок с названиями. Книги. «Священный мусор». «Имя, талант, власть». «Архитектура Новой Бразилии». «Белковые рецепты долгожителей Кавказа». «Иван Бунин». Одни и те же корешки наблюдаешь каждое утро сто лет, но спросят тебя на работе: «У тебя есть бумажные книги? Какие?» — не скажешь. Книги-то предков. Ты их не открывал никогда и не откроешь никогда. Разве что «Архитектуру Бразилии» в туалет возьмешь полистать, когда смартфон сядет.
Макс встал. Выполнил комплекс биоупражнений. Измерил давление и сахар. Неторопливо сделал анализ мочи. Вприпрыжку прошагал свою норму на дорожке в озонирующей кислородной камере. После полного утреннего туалета он погрузился в привычное безвременье. Сегодня снова дома. Еду привезли вчера, электричество починили, а воды он заказал целых пять литров. Не горькой перефильтрованной из местного москоу снега, а зеленоватой, сияющей как северное сияние арктической воды пятой пробы. Дорогая, сука, но вкусная. Дела на неделю были сделаны.
С тарелкой в руках Макс сел завтракать. Колонки его Gero Prox неодобрительно отозвались о яичнице поверх вчерашнего бататового пюре. «Калорийность вашего завтрака на пять процентов превышает рекомендации относительно ваших планов по физической активности сегодня». Макс, жуя, бросил «Отмена» и переключил экран на ретро-канал. Дикторка с натуральными бровями рассказывала о начале борьбы за долголетие сто лет назад. Впереди планеты тогда были японцы. Считалось, что они живут долго потому, что питаются морской рыбой и морской же травой типа водорослей.
— В начале нашего с вами 21 века мир начинал хайпить по долголетию. Вот новость 2018 года о том, что самый старый в мире пёрсон умерла в возрасте 117 лет, — продолжила дикторка. — О смерти 117-летней Тиё Мияко во всех соцсетях запостило Министерство здравоохранения, труда и благосостояния Японии. Сообщали, что Мияко родилась 2 мая 1901 года и ачивнула титул самого старого пёрсона на Земле после ухода ее соотечественницы Наби Тадзимы.
— 117 лет... — по-стариковски буркнул Макс. — Сейчас средний возраст дожития японца — 130 лет. После бана ритуала сеппуку услышать об уходе японца — целое событие. Старый хайп. Чекну новости Москоу.
На канале «Новости-5D» в три текстовых колонки бежали последние известия. По центру шло видео о новом чемпионате по футболу. Аудиодорожка параллельно рассказывала о встрече двух президентов. Макс остолбенел, когда в нижней бегущей строке прочел короткую фразу: «Возраст добровольного ухода в Москоу планируется увеличить».
— Убери звук и видео!
Экран геропрокса оставил только бегущие строки.
— Включи подробнее строку 3, — скомандовал Макс, закипая от ярости.
Геропрокс сказал «Вывожу» и пустил полноценный сюжет из парламента. По словам Юджина Кормана из Министерства Долголетия и Процветания, возраст добровольного ухода планировалось увеличить на три десятилетия — до 130 лет.
— Мы все продумали, — сказал в камеру молодой и бодрый Корман. — Этот шаг символизирует наши успехи в развитии науки долголетия. Остается Министерству Приложения сил подготовить программы занятости новых молодых старше 100 лет и вдвое активнее банить любой эйджизм. 100 лет — это новые 80 лет. Жизнь только начинается, френды.
— Сука… — Макс клокотал от злобы. Давление скакнуло на пять единиц от его стандарта, аж до 132, о чем немедленно пискнул датчик на руке. Макс бросил взгляд на полку с лекарствами.
— А похер. Не буду пить. Датчик пискнул два раза.
Макс угрюмо сказал, — Не буду.
— Макс, вы, кажется, не обратили внимания на скачок давления, — молодым женским голосом сказал геропрокс. — Напомню, что скачки давления могут провоцировать ухудшение самочувствия и при длительном игнорировании даже приводить к экстренной принудительной диагностической проверке на дому. Рекомендую принять один раз таблетку 74 и в профилактических целях сделать стандартный волк не менее 45 минут. На улице или в озоновой камере. Мне рассказать о том, как лучше двигаться на прогулке в вашем состоянии?
— Все, достала! Иду я на твой волк! — Макс забросил в рот таблетку 74, о чем немедленно пикнул датчик, и вышел из квартиры, хлопнув дверью. «Всплеск агрессии с кратковременным повышением кровяного давления», — записал геропрокс. «Запросить рекомендации по управлению гневом. Проверить актуальность препарата 74 при вспышках немотивированной агрессии». Геропрокс переключился на мониторинг окружающей среды вокруг Макса. На улице шел грязный тропический дождь.
***
Завибрировал экран. Секунд пять.
Затем еще раз, настойчивее. Макс приоткрыл глаза.
Свечение экрана было слабым и холодным. Макс прохрипел «Отмена» и повернулся на другой бок. Заснуть вновь он не успел.
Геропрокс возразил девчачьим голосом: — Отмена невозможна.
— Почему невозможна, дура?
— Через 30 минут вас ожидают в комнате эмпатии.
Макс вдруг все вспомнил. Вскочил на кровати и больно ушиб голову о трубу. Экран осветил камеру принудительной реабилитации холодным фиолетовым.
— Вы не ушиблись? Анализирую данные.
Пару секунд искусственный интеллект скрипел мозгами.
— Вставайте, Макс, — прощебетал приободренный голос из геропрокса. — Удар головой не опасен. Рекомендую поработать над координацией и регулярно тренировать вестибулярный аппарат. Ваши показатели здоровья в норме. Критичных последствий вчерашнего отравления не обнаружено. Присутствуют симптомы недосыпа. Рекомендую легкую медитацию и контрастный душ. Вывести на экран упражнения для вестибулярного аппарата?
— Не надо, у меня же допрос. Лучше скажи, допрос не испортит мое здоровье?
«Гера» будто улыбнулась про себя. — Какой же допрос, Макс. У вас встреча с психологом-адвокатом Мирой в комнате эмпатии. Она хочет узнать, почему вы пытались покончить с собой.
Мира отставила в сторону спрей-бокс с энергетиком. В комнату вошел подтянутый мужчина средних лет. На нем стандартный комбинезон с датчиком мониторинга здоровья. На шее браслет принудительной реабилитации, передающий в кризисный центр всю диагностику в реальном времени. Неадекватность мужчины выдавала татуировка над правым глазом. «Не косметическая, не временная, а древняя — сделана явно лет 70 назад! — отметила Мира. — И охота ему было рисковать заражением крови ради фана. Сильный перекос в мужской гендер, гормональная нестабильность».
Из-за таких идиотов приходится вставать раньше, не получая мою норму сна. Геропрокс дома в шоке — спать только 6 часов! Главное, чего он хотел добиться, этот крипанутый мужик? Съесть три пака 106-го! И что? В итоге зафейлился. Легкая часовая кома, мокрые штаны, плохое селфи пару дней. Еще никому не удавалось сыграть в эту игру до конца. Современные робомедики кого хочешь вернут. Вот и этого лузера дроны доставили в реанимацию за считанные секунды. Оперативное вмешательство — и он уже отсыпается в камере принудительной реабилитации. В отличие от меня. Тоже что ли чего наглотаться да отоспаться сегодня? Щас бы тройной чит-сендвич… и пусть Гера обскримится.
Макс с интересом рассматривал психолога. Вау, у пёрсон пара килос сверх рекомендаций, как это секси! Какая-то неприкаянность в этих щечках. Да и в целом она такая… необычная. Волосы длинные, до плеч, как в старых видео. Не удивлюсь, когда увижу, как она губы красит помадой. Интересно, купить эту химию еще можно?
— Итак, гражданин Макс. Правильно я понимаю, что вы испытываете трудности с ментальным здоровьем? Я чекнула ваши статусы в домашнем геропроксе. У вас хорошие показатели для 99 лет. Согласно налоговым отчетам, ваши три робота выполняют нормы на производстве энергетиков и вы получаете за их производительность оплату регулярно. Что с вами не так, Макс?
Максу понравилась неформальность, с которой она вела разговор. По идее, после того, как он купил на дарк маркете 106-ой и съел три стик-пака, с ним должны были нянчиться как с бэбиком. А эта Мира, кажется, демонстрирует раздражение. Интересный она пёрсон. Да что уж там, не только пёрсон, но и как гендерная женщина.
— И потом, вы что, не слушаете фармановости, Макс? Похоже, вы научились игнорировать свой навороченный Gero Prox. Новая дозировка 106-го стала еще безопаснее. Теперь он вас только здоровее сделает, не считая краткой комы. Кстати, что вас сподвигло-то отравиться?
Мира держала себя просто. Не бросала каждую секунду взгляд на датчик. Казалось, что она уверена в своем прекрасном самочувствии. Максу хотелось доверять этой женщине. Возможно, это был эффект от веществ в камере принудительной реабилитации. Или просто встряска после экстремального события. Он глянул на датчик. Адреналин и кортизол выше нормы.
— Понимаете, мне 99 лет. И уже 15 лет я делаю ровно три вещи: слежу за здоровьем, смотрю в экран геропрокса и заказываю продукты. Мои роботы, как вы и сказали, были хорошим вложением от продажи дома — за городом все равно слишком много болезней и не достанешь нормальной воды. Боты работают и приносят деньги.
Он как мальчишка заносчиво взглянул на Миру.
— Я пью чистую арктику целыми днями!
— Не у всех есть такое богатство, Макс.
— Знаю. Но, как писали в книгах моей прабабушки, богатство не избавляет от скуки.
В комнате эмпатии были созданы условия для доверительной беседы. В полумраке Макс и Мира смотрели друг на друга, понижая тон разговора с каждой фразой.
— У вас есть другие потребности? Вы говорили об этом с вашим геропроксом?
— Гера… Вы, молодежь, слишком полагаетесь на геропрокс. Гера думает не о моем счастье, а о моем благополучии.
— А это разные вещи?
— Как оказалось, да. Вот будет вам 99 лет — поймете.
Мира оторвалась от записей датчика Макса.
— С чего вы взяли, что мне не 99 лет? Эйджизм какой-то!
— А вам 99?
Мира впервые улыбнулась.
— Мне 57. Почти 60.
— Вот и я так подумал, — мягко сказал Макс. Датчик Миры обновил гормональные показатели.
— Видите, Макс, у вас даже есть интерес к беседам, к коннекту, к гендерным различиям. Разве про это в геропроксе нет каналов? Вызовите робота Дженнер, они сейчас новую сделали.
— Последнюю Дженнер выбросил пять лет назад.
— У вас дисфункция? — Мира смутилась. — Прошу сорри за возможную дискриминацию и вероятный эйджизм.
— Да нет, функция нормально. Скучно стало. Как вы говорите? Борингово.
«Какой фрустрированный пёрсон», — подумала Мира. С его деньгами можно удовлетворять потребности еще лет 50, а там сделают новый 107-ой — и живи вечно. Три робота за него работают. А мне приходится два раза в неделю ходить к таким вот скучающим бездельникам.
— Скучно, когда все есть, понимаю.
— Нихера вы не понимаете! — жестко сказал Макс. Мира подняла глаза. У обоих запикали датчики.
— Нихера у меня нет! Я факин источник даты. Они собирают инфо с таких как я, столетних парней, чтобы опять делать свои 107-е, все таблетки, которые заставят уже вас пялиться в геропрокс еще сто лет. Ок, я не против, но у меня оставался выбор. И что я слышу от Геры? Что они поднимают возраст добровольного ухода на 30 лет! Я как-то уже настроился на новую жизнь, в смысле… ну вы поняли. В день рождения я собирался использовать свое право на добровольный уход.
«100 лет, а совсем юноша. Позер», — подумалось Мире.
— Я не согласен жить без выбора! Я поступил по-своему. И факин дроны притащили меня сюда. У меня опять нет выбора. Нет выбора.
Макс зло сверкнул глазами на датчик. Мира взглянула на свой. Затем на его лицо. Она пыталась поймать взгляд, понять по глазам, а не по датчику, что происходит с этим мужчиной. Кажется, она понимала.
— Так, что, Мира? Дадут мне мое право? Или теперь я буду в реабилитации следующие 100 лет?
— Сами знаете, Макс. Это решать не мне и не вам, а службе реабилитации. Что до вашего права на уход — я сообщу руководству, возможно, они сделают исключение. В любом случае вам прописана месячная терапия. Я приду завтра, и мы продолжим обсуждать ваши… потребности.
— Хорошо. Фидбек вы пришлете?
Мира кивнула.
— Сделаю вам копию.
Макс встал и молча вышел. Мира осталась делать записи. Она наблюдала, как цифры на датчике приходили в норму. Давление, пульс, активность мозга. Только адреналин никак не падал. Мира приняла «гормональную» 20-ку, сдала ключ-карту и поехала на силовую тренировку.
***
Месяц Мира приезжала к Максу. Они успели поговорить обо всем, что волновало Макса последние сто лет. Как психолог Мира сочувствовала этому нестандартному, во многом несчастному, но витальному человеку. Как адвокат она сделала все возможное, чтобы представить дело как ошибку Макса в трактовке рекомендаций геропрокса. Как женщина она полюбила его. Он не делал шагов навстречу, словно уже списав себя. Но с ней он был не так суров и саркастичен, как с другими.
Иногда они совсем не говорили о проблемах, о деле, о прошении. Макс рассказывал Мире о своей молодости, зрелости и бесконечной старости. Рассказывал о жене, которую он пережил. Как они не могли иметь детей из-за болезней. Как он долго работал, чтобы построить дом на природе, на свежем воздухе. И как страдал от вины, когда именно грязный загородный воздух сократил ее дни. Тогда еще не знали, насколько изменился мир за стенами. Мира вспомнила, что такое плакать. Уходя, она принимала две «двадцатки», чтобы обмануть датчик. Геропрокс советовал ей сменить работу, ведь судя по скачкам гормонов должность психолога-адвоката для нее слишком стрессовая.
Ее коллеги поймали дарк дилера, который продал Максу 106-е. Дело собирались закрыть. Все были довольны. Кроме Макса. Он уперся и требовал дать ему возможность реализовать свое право на добровольный уход. Мира плакала и послушно отсылала прошения руководству в Gero Inc. Юридический отдел правительства-корпорации присылал отписки — закон уже принят, подождите 30 лет и реализуйте свое право.
Тогда Макс объявил голодовку. Откуда он взял этот дикий обычай, Мира не понимала. Впрочем, это ребячество было вполне в его духе. Он отказывался от еды, срывал датчик, ругался с дронами робомедиками, когда ему вводили питательные вещества внутривенно и он просыпался здоровым и полным сил. Голодать в наше время ни у кого не получится, даже у такого упрямца, как Макс. Но шум он поднял.
Люди за домашними геропроксами следили за человеком, который игнорировал предписания Gero Inc, благодаря которым мы живем так долго и так безмятежно. Его пример заразил других людей в возрасте 100 лет и около того. Отчаяния у них оказалось много, Макс был не одинок.
Идея отмены повышения возраста добровольного ухода активно обсуждалась в обществе. Слушайте, эти люди родились в конце 20 века — их уже не изменить! Может быть, оставить странное, но такое нужное им право принимать иррациональные решения? Gero Inc собирала дату и хранила молчание.
***
На улице был тихий вечер выходного дня. Мира сидела в комнате эмпатии. Спокойный и внимательный Макс сидел напротив. Это была их предпоследняя встреча в рамках курса реабилитации.
— Макс, привет.
— Привет. Мира. Как твои показатели?
Мира опустила глаза.
— Мне так приятно, что ты спрашиваешь. Я ок. Ты ок?
— Ок.
Мира села и открыла планшет.
— Итак… Все твои показатели в норме. Ты молодец. Завтра мы официально завершаем принудительную реабилитацию. Дело закрыто. За попытку несанкционированного ухода тебя судить не будут. Ты поедешь домой, Макс… и будешь дома ждать апрув по твоему прошению. Но скажу тебе сразу — я совсем не верю, что просьбу удовлетворят.
— Почему ты так думаешь?
Мира покраснела. Она не могла признаться этому упрямому барану, что уже две недели не отсылала прошения, а на три первых запроса получила официальные отказы.
— Просто я уверена, что ты должен жить. Даже если не хочешь.
Макс тоже покраснел.
— А для чего мне жить, Мира? Для кого?
Он смотрел в сторону, ожидая верного ответа.
— Для меня. Я люблю тебя.
Макс молчал. Мира встала и обняла его.
— Я люблю тебя. Давай попробуем что-то?
Макс ответил на ее объятия. Он был на ощупь словно из камня, но влажные глаза молили о ласке.
— Но я старик, Мира…
Она засмеялась.
— В наше время такого понятия нет. Значит, нет и старости. Макс, я хочу послушать еще твои истории. Расскажи про машины на бензине. Они взрывались?
— Подожди со взрывами, Мира! Если так, то мне нужно отозвать прошение. А то я не еще успею тебе надоесть с брюзжанием и глупым сторителлингом, как Gero Inc одарит меня моим же правом. У меня теперь молодая девушка, теперь я хочу повременить, это же тоже мое право?
Он засмеялся.
— Вот это будет по-нашему, старая школа! В корпорации обалдеют. Какой-то человечек, левый пёрсон крутит своим правом как хочет! Слушай, Мира! Отзови прошение. Понимаю, это выглядит будто я играл с людьми, со своей жизнью, с тобой… Но я правда хочу попробовать рассказать мою историю чуть подробнее. Особенно если ты будешь слушать.
— Хорошо, Макс. Я буду слушать. Отзову прошение завтра утром. Сегодня они не рассмотрят его.
— Отлично. Тогда слушай. Автомобили катились на резиновых колесах, их было по десять штук. Люди в них крутили педали, даже дети и собаки — и так машина ехала.
— Не ври Макс, это велосипед. Машины же были на бензине.
— Да, и еще на электричестве! Нужно было ждать грозу, чтобы зарядить машину…
***
Наутро Мира влетела в здание реабилитации. Она была в приталенном комбинезоне с хромированным датчиком. Перед дверью комнаты эмпатии поправила новые пряди — сделала дома прическу. Сегодня была финальная встреча с клиентом Максом. Из здания реабилитации они должны выйти вместе. Можно сходить в рекреационный зал за углом или выпить энергетик.
Макса не было. В пугающе пустой комнате Мира села на краешек стула. Грудь прожгла жгучая волна. Адреналин скакнул. Одновременно с датчиком мелодично звякнуло сообщение рабочего чата: «Клиент Макс завершил сотрудничество. Предоставьте отчет в течение двух суток». Что ты, факин Макс, завершил? У нас еще финальная встреча. И вообще! Мира набрала Макса по смартфону. Он не отвечал.
Мира глотнула энергетика и сделала запрос в рабочий чат. Ответ от бота пришел через минуту: «Клиент Макс завершил сотрудничество, потому что полностью реализовал право на добровольный уход».
Какой уход??
Новый запрос: «Прошения 10 июля, 12 июля, 17 июля отклонены? Подтвердить». Ответ: «Положительно. Эти прошения отклонены. Прошение от 9 июля реализовано особым распоряжением Gero Inc».
«Кто подавал прошение?». «Клиент Макс через личный смартфон 9 июля». Он сам отправил первое прошение и я не видела его в своей рабочей системе! А он считал, что все прошения в моем чате есть! Мира охнула и выбежала из комнаты. Она неслась по коридорам реабилитации, расталкивая флегматичных пациентов. Перегородила дорогу встречному робомедику.
— Урод, фак! Где клиент Макс? Запрос! Запрос!
Робомедик подчинился и выдал информацию. Макса готовили к эвтаназии. Gero inc решила не спорить с обществом и дать главному упрямцу реализовать право на добровольный уход. Мира завыла, пнула робомедика и понеслась к лифту.
Этаж эвтаназии был почти расформирован. Почти все комнаты ухода были закрыты, аппараты разобраны. В пустых коридорах мигали датчики температуры, влажности, пыльцы, вирусной опасности. В одной палате горел красный свет. Мира кинулась в дверь, крикнув на ходу «Открыть! Адвокат!». Внутри был яростный, весь мокрый, пахнущий страхом, булькающий через маску с 999-ым веществом Макс. Он еще был полон сил и хаотично отбивался. Два робомедика держали его руки. Не похоже на добровольный уход.
В палате не было ни души. Робомедики получили программу и действовали.
— Полномочия уровень 7! Отмена! Отмена! — Мира как кошка-мать сверкала глазами и шипела на роботов. Они отпустили руки Макса и шагнули в сторону. Мира осторожно сняла с него маску, перекрыв поток 999-го. Макс смотрел на нее как самый счастливый человек на Земле.
— Мира… Я не хотел! Они не слушаются меня. Я объяснял, что передумал. Факин бот сказал, что у меня деменция и что я стал опекаемым, а моя последняя разумная воля зафиксирована в деле и приводится в исполнение. Он мне чуть руку не сломал, сука! Деменция в 100 лет? Смешно!
Робомедик вежливо вставил: — Адвокат Мира, при эвтаназии поломка костей несущественна и допускается, так как пациент уже не будет пользоваться опорно-двигательной системой. Могу я послать запрос на правомерность ваших указаний по отмене?
— Ожидай ответа! — зло цыкнула Мира. Она обняла любимого.
— Не смешно, Макс. Они не простят нам огласки такого. Это не просто бюрократический фейл. Для людей это будет выглядеть фактически как убийство. Gero Inc посягнула на то, о чем всегда заботилась. Придется снять датчики и наблюдать показатели здоровья как-то вручную. Нам нужно бежать. Туда, где нет дронов. У тебя есть такое место? Я… Я… — Она зарыдала. — Я никогда не была за городом.
Макс поцеловал ее и улыбнулся.
— Ты молодая, понятно, что не была. Я знаю, куда ехать.
***
— Просыпайся, Макс. Нельзя же проспать свой 101-ый день рождения. Мы должны отметить это как следует.
Макс открыл глаза. Мира нависла над ним и улыбалась сквозь седые пряди. В разбитые окна дряхлой оранжереи при его бывшем загородном доме светило солнце. Деревянный сгнивший пол с проросшими сорняками весело сверкал дорожкой пыли.
— Извини, Макс, я без подарка. Как бы я хотела достать тебе стик-пак 107-го. Но дроны опять жужжат на всех подходах к трассе. Осторожно!
Макс в приступе кашля откинулся назад. Он попытался приподняться, но обмяк на ее руках.
— Спасибо.
Мира нахмурилась. Макс зашелся кашлем и прикрыл глаза.
— Мира, не смотри на меня так. У меня же день рождения. Знаешь, этот год стоил моих ста лет. И я тебе говорил это сто раз.
— Скажи это еще раз.
— Этот год стоил ста лет.
Мира поцеловала его изможденное лицо.
— А теперь давай завтракать.