Двадцать лет назад мой товарищ платил за обучение сына в вузе долларами. Дважды в месяц он аккуратно переводил получку и аванс в валюту и отдавал эти деньги в кассу института, что позволяло ребенку продолжать обучение. 17 августа 1998 года как раз был день аванса. К моменту, когда товарищ получил свои рубли, они не стоили почти ничего: страна объявила дефолт, признав полную неспособность расплатиться по собственным долгам.
Помню реакцию моего друга. Да сколько ж можно меня обирать, горячился он, переживший за последние годы множество реформ, каждая из которых отражалась на его материальном положении самым прискорбным образом. Схожие чувства испытывал и я, не понимая, почему я должен влезать в долги из-за того, что государство отказывается платить по своим долгам? В голове это не укладывалось никак.
В ту пору мы как будто стали привыкать к тому, что бедность может наступить одномоментно, росчерком пера. При том что зарплату твою вроде бы никто не отнимал, доходы оставались теми же, но купить на них можно было гораздо меньше, а то и вовсе почти ничего. Умные и образованные люди с экранов нам объясняли, что по-другому никак, что это единственный способ спасти экономику нашей страны, что надо потерпеть еще какое-то время, и все наладится.
Ну, в общем, что-то да налаживалось, конечно. Кроме, пожалуй, доверия. Эта вещь, как правило, невосстановимая.
Поздней осенью того же 1998 года я возвращался из Острогожского района, где от владельцев аграрных предприятий впервые услышал: спасибо дефолту, он дал нам возможность развиваться, сбывать свою продукцию.
В конце концов, и товарищ мой сына, что называется, доучил. Отказывал себе во многом, но требуемую сумму находил всегда.
Кризисы наши на том не кончились, разумеется. Просто их уровень стал какой-то иной, что ли. В конце 2014 года в ожидании взлета цен воронежцы скупали по два плазменных телевизора. А двадцать лет назад – гречку, соль, постное масло.