В 2018 году исполняется 30 лет с момента выхода в свет первой книги о русском роке - "Кайф" Владимира Рекшана. Автор - культовый человек в Питере. В 1969 году он с друзьями собрал ансамбль "Санкт-Петербург", который одним из первых на питерской рок-сцене запел на русском языке. Ныне Рекшан продолжает и петь, и писать книги. Недавно вышла его новая книга "Ленинградское время", что дало повод для этого интервью.
- Владимир, с чего началась работа над книгой «Ленинградское время»?
- Я делал подкасты про Ленинград для одной радиостанции. Я их выпускал-выпускал, но потом эти подкасты накрылись, и в итоге я их переработал для книги. Владимир Рекшан – человек уже не молодой, он вступил, как у нас говорят, в возраст дожития, и в этом возрасте я уже не могу просто баловаться словами, надо давать какую-то конечную продукцию, и в данном случае конечный продукт – это книга.
- Что представляет из себя Ленинград Владимира Рекшана?
- Я родился в центре города, на улице Салтыкова-Щедрина, она же – Кирочная. Жили мы в коммунальной квартире, как практически большая часть населения Ленинграда. Я помню, как город дровами топили! У каждого был уголок во дворе, где хранились дрова для печки. Отец таскал вязанки дров, а я ему помогал. И это – исторический центр.
Ходил я в детский сад недалеко от Летнего Сада. Спустя некоторое время там появилась мемориальная доска: оказывается, здесь была одна из квартир Пушкина!
Потом я поступил учиться в школу № 203. Совсем недавно узнал, что там же, но на десять лет раньше меня, учился Бродский.
Вскоре началось массовое строительство домов, которые мы привыкли называть «хрущобами», и моя семья переехала жить в самый конец города к кинотеатру «Гигант». Я помню, что не хотел переезжать туда, ведь в центре оставались все школьные друзья. Но когда мы с отцом зашли посмотреть новую квартиру, и я увидел две смежные комнаты, то мне это показалось фантастическим раем: я понял, что у нас с братом будет отдельная комнатка!
Фактически это был другой город. Но это тоже мой Ленинград, в котором я прожил довольно долго.
Мой Ленинград – это и садик возле Инженерного замка, куда я ходил каждый вечер и зимой, и летом. Там менялись пластинками, и каждый вечер у меня появлялась какая-то новая пластинка.
Я много где побывал. На вулкан на Камчатке поднимался, алкоголизм в Штатах изучал, в Париже тоже прожил долго. Но дольше, чем на два месяца я из Ленинграда (Петербурга) никогда не уезжал.
- Книга «Ленинградское время» напоминает рассказ о родной квартире, о которой знаешь все: и где какая книжка лежит, и на какой стул вчера пиджак бросил…
- В значительной степени этот дом сейчас сильно видоизменился. Все наши города, к сожалению, примерно одинаковы: одни и те же брендовые магазины, «Шоколадницы» - что в Европе, что в Ленинграде, что в каком-то провинциальном российском городе. Очень жаль, что в Ленинграде уже исчезли некоторые исторические места. Например, исчез магазин «Букинист» на Литейном проспекте, а ведь он тоже создавал некую среду. Теперь там то какой-то банк, то магазин женского белья, то дорожные сумки – такая безликая история.
В Париже я жил недалеко от площади Звезды, на авеню Карно, и там был магазин, где продают арфы. Проходя мимо него, я всегда думал: «Ну, кому нужны арфы в Париже в таком количестве, чтобы их можно было выгодно продавать?!» Я заходил туда: может, там и другой товар есть? Нет, арфы и только арфы. Несколько раз я подолгу сидел напротив этого магазина, на террасе кафе, пил кофе – и ни одной арфы при мне не вынесли. Вполне возможно, что это какой-то исторический магазин. Когда-то там эти арфы бойко распродавали, и это как-то связано с историей Франции, поэтому такой магазин есть – и он должен быть. Никто его не уничтожает. Возможно, у него даже есть какие-то налоговые и арендные льготы.
У нас все по-другому: у нас сейчас модно «возрождать». Да просто не нужно ничего убивать, тогда и возрождать ничего не надо будет. А то вначале все сметут, а потом думают, как бы что-то возродить. Тот же Ленинградский рок-клуб – это значимое место для огромного количества людей. Это не только музыкальная, но и социальная история и города, и страны. Но там тоже все смыто.
Я пытаюсь сейчас создать Музей русской рок-музыки, таким образом реализуя свое историческое образование, которое когда-то получил в Ленинградском университете.
- Удивительно то, что уже название твоей первой рок-группы, созданной в конце 1960-х годов, стал знаком твоего отношения к родному городу, ведь группа называлась «Санкт-Петербург»…
- Название «Санкт-Петербург» родилось спонтанно. Я глубоко уверен, что человеком управляет время, и вот сложилась такая ситуация, что группа с таким названием должна была появиться. И не важно, кто это был, Рекшан или кто-то другой. Так же случаются и революции, когда 20-летние парни бьют царских генералов. Сейчас тоже много героев ходит, но время негероическое.
- Удивительно и то, что именно «Санкт-Петербург» стал первой ленинградской рок-группой, которая запела на родном языке…
- Первый период – освоение западного материала, - был успешно закончен, в Ленинграде тогда существовали отличные группы, исполнявшие разные зарубежные хиты, но этот период себя исчерпал, и должна была появиться группа, исполняющая материал на родном языке. И такая группа появилась…
Я помню, как на наше первое выступление пришли мэтры-ценители, несколько сот человек, которые ходили слушать все группы в городе. Страх нас обуял невероятный. Именно от страха я разорвал на груди рубашку, скинул тапочки и выскочил босиком на сцену и стал извиваться, как змей. И все остальные участники группы поступили также. А мы все были молодые и высокие красавцы, да пели свой материал по-русски – и мы увидели, что именно это и нужно. И на следующий день мы проснулись героями нового времени.
И было два года полного доминирования «Санкт-Петербурга» на ленинградской рок-сцене. После этого уже было невозможно развиваться англоязычным рок-группам. Все ребята из «Аквариума» и Майк Науменко, они все ходили на концерты «Санкт-Петербурга».
В раннем «Санкт-Петербурге» умения было не очень много, зато была ураганная энергетика. А мастерство там скорее было не индивидуальное, там слаженность была, мы же – одна компания, друзья неразлучные. Мы были очень сыграны. Играли - будь здоров! Часто это носило какой-то импровизационный характер, были бесконечные проигрыши, в которые вместе входили и вместе выходили.
«Санкт-Петербург» до сих пор периодически играет, и для меня это форма вредности. Моя задача: если с нас все началось, то мы и должны закрыть всю эту историю. Лет в девяносто выйду на сцену, возьму ми-мажор, упаду – и меня тут же зароют.
- Во все времена считалось, что рокеры – это диссиденты и инакомыслящие. А вы, создавая «Санкт-Петербург» на стыке 60-х и 70-х, ощущали себя инакомыслящими?
- Нет, никто об этом не думал. В 18 лет хочется показать всем, как ты крут, да чтобы девчонки на тебя смотрели, да чтобы родители не ругались, да чтобы сессию вовремя сдать. Никаких таких сверхзадач не ставилось.
Но рок-музыка воспитывала внутренне свободного человека. И на этой музыке выросло целое поколение внутренне свободных людей, которые в середине 80-х годов захотели уже и внешних изменений. И те неосознанные задачи (повторяю: неосознанные задачи!) были выполнены. И, между нами говоря, та власть это немножко упустила, потому что ловили тех, кто распространял Солженицына с Сахаровым, а обратить надо было внимание на парней с гитарами.
Теперь-то я понимаю, что и у социализма есть прекрасные стороны, и у капитализма, и желательно было бы соединить лучшее и из того, и из другого строя. А у нас получилось соединение худшего, что было в социализме, и худшего, что есть в первоначальном накоплении капитала. Но в конце концов никто не виноват: все сделали сами – самим за все и отвечать.
Но когда этот жанр начинался, самым революционным был факт, что ты с электрогитарой выходишь на сцену. Это было непривычно, а потому – революционно. Это сейчас каждый третий молодой человек играет на гитаре. Я поездом ехал, так пол вагона гитаристов едет в Москву. Так что по музыкальной форме сейчас это не является революционным. Попытка пристегнуть сюда политическое содержание возможна, так как музыка актуальная.
То первое рок-поколение сделало главное: взяв на щит «битловский» девиз «Все, что тебе нужно, это – любовь» («All you need is love») оно смогло предотвратить третью мировую войну. Сможет ли такое сделать новое поколение?
Владимир Марочкин