(by Stalbi4)
Рассказ о тех, кто дышит рядом с нами . Но мы никогда не узнаем их на улице, потому что они выглядят точь в точь , как мы.
1
-Если я сижу в кресле, мои руки сжимают подлокотники, если я чувствую боль, можно считать меня живым? Правильно, нет. Что делает меня живым? Что? Не слышу?
В зале слышны негромкие варианты ответов. Кто-то предполагает, что живым оратора делает "осознание настоящего", но он не реагирует на этот восклик.
-Вот я лежу в коме, заходит медсестра и делает мне укол. Она не попадает в вену, а прокалывает ее насквозь. Начинается внутреннее кровотечение, боль адская, но я в коме - я не чувствую боли. Я жив?
-Да, - кивают люди в зале. Оператор крутит фокус, стараясь поймать энергично движущегося по сцене оратора.
-Я жив только на бумаге! Только в карте пациента! -громко, почти крича, гнет свою линию выступающий. -Еще раз. Что делает меня живым?
И так уже полчаса мы выясняем, что делает оратора живым. Я сижу в зале и мне дико скучно от этих плясок со смертью. В конечном итоге все в этом зале ответят на вопрос, что делает их живыми, а я этот ответ знал еще до того, как вошел сюда, глядя в свой телефон, на девок из "тиндера".
Девки из тиндера самые лучшие, потому что в остальных приложениях они могут чередоваться с какими-то ужасными дамами, которым нужно не "парня" искать, а хотя бы любовника. Хотя бы! Листаю и комментирую про себя девушек, чтобы не слушать эти вопли про жизнь.
Эта фоткается в очках, все время в солнечных, на всех фотках. Довольно жлобская сумка Майкл Корс, которую она выставляет напоказ, говорит о ее намерениях. Даже обсуждать эту голытьбу нет смысла, ее удел мужик в разводе, изменщик. Дома будет драть ее, но тиндер не удалит. Забыли ее. Листаю дальше. Следующая радостно говорит, что ее хобби "саморазвитие". Я размышляю ровно секунду, чтобы отправить ее в мусор, налево - в кучу неудачниц, которые перекачали себе губы, ищут спонсора для абортов, скучные суки, которые мультяшными голосами поют песни Пугачевой или группы "Серебро". Это торф. Нагрузка от их "саморазвития" - нулевая.
-Вы будете живыми! - кричит оратор. -Вы научитесь любить каждый вздох. ....- я отрываюсь ровно на секунду и верчу головой, чтобы разглядеть кого-нибудь живого в этом зале, но слишком много людей и слишком мало света. Дрянной оратор и люди, которые его слушают не понимают, что они выглядят так же.
Листаю дальше и вижу, как какая-то дура выставляет свое брюхо солнцу где-то в бомжацкой Турции, а в статусе пишет, что ей 28. Ей 38 и такую лживую суку надо, разумеется, выпороть на морозе и оставить снегирям, чтобы они склевали ее никчемную косметологическую харю. Следующая, следующая, следующая... Вот свежая девочка, которая немного краснеет от того, что фоткается для миллиона голодных мужиков. Она брюнетка и в ее взгляде есть что-то умоляющее. Пишу ей "привет" и, потом от скуки, добавляю "ты би?". Листаю дальше. Оратор на сцене пьет воду, а в моем телефоне нескончаемая вереница бабских рож. Если бы было легально - я бы отстроил линейку поиска на "от 14 до 16 лет", потому что там еще можно найти что-то чистое, но увы, "тиндер" просто сцыт попасть на горку судебных исков. Мне кажется, что стул, на котором я сижу, слишком твердый. Мне кажется, что кости моей задницы начинают продавливать мясо изнутри, прижимая его к стулу. Я ерзаю и случайно задеваю бедро своего соседа, который увлеченно кричит вместе с залом: "Я живой!" . Он оглядывается на меня и видит мою улыбку, а я улыбаюсь ему так же бессмысленно, как и он сам - и он кивает мне.
-Какая же ты мразота ...-шиплю я, оглядываясь, чтобы пересесть. Сидеть рядом с этим полноватым фанатиком жизни совершенно не хочется и я встаю, чтобы совсем уйти из зала. Мне кажется, что люди здесь хуже чем на АА. На"Алкоголиках" хотя бы нет места трусливой лжи самому себе. Там ты вынужден признать, что в одиночестве внутренний голос сильнее тебя и ты возьмешь немного вискарика в баре. А когда на тебя выжидательно смотрят десятки глаз, то скорее всего стыд не даст тебе этого сделать. На курсах лидеров все иначе. Тут нельзя быть трезвым, потому что глядя, как мясистые работяги веруют в свою уникальность сразу же хочется рассосать пару пуговиц алпразолама. -Пару или тройку?- спрашивает голос внутри. -Так пару или тройку?
-Тройку...- вздыхаю я и начинаю пробираться к выходу. Сильно пахнет дешевыми духами и нечищеными ртами. Поверив в себя однозначно хочется тут же достичь каких-то побед. Поэтому, если остаться еще чуть-чуть, то можно увидеть, как после занятий все эти люди будут презентовать друг другу идеи, то ящиков для цветов, то наклейки на лобовое стекло. Скучновато. Правда, очень скучно. Иду домой.
Дома я падаю в кресло и думаю о том, что бы сделать... Я лениво смотрю "Патрика Мэлроуза", наливаю себе большой бокал пива, потому что все остальное было уже выпито и в магазин мне совершенно не хочется идти, потому что это целый тур. Надо сделать максимальное усилие, а вместо этого я смотрю, как Камбербетч ищет в отеле лед. Пиво тяготит меня и я хочу спать, но телефон снова отвлекает трелью звонка. Это звонит Анжела, которой совершенно также свербит от скуки в одном месте и ей хочется приехать, несмотря на то, что последняя наша встреча оставила большие синяки на ее жопе. Видимо, ей совсем грустно, а денег у маленькой Анжелочки все меньше и меньше, что ставит ее полет в Тайланд на длинную, затянувшуюся паузу.
-Ты хочешь, чтобы я приехала? Хочешь? - спрашивает она.
-Главное, чтобы ты хотела приехать...-мстительно отвечаю я, заставляя ее чувствовать свою назойливость. Ей делают одолжение и я очень хочу, чтобы всю дорогу ко мне она думала о том, что ей больше некуда причалить. Ее терпят в этом доме, но это не будет длиться вечность. Я нажимаю красную кнопку отбоя и телефон выпадает из моей ладони, соскальзывая по шелковому, пижамного кроя, лонгсливу. Когда-то, Анжеле было 19 (если честно, еще два месяца назад, но я уже готовлю себя к мысли, что она старуха) и она встречалась с тупым выродком, который не мог понять, зачем Парразий замучил раба, когда писал с него Прометея. Апелляция к моим чувствам, у него начиналась с панибратского : "Ну, вот представь, что ты это он - тебе не было бы зае...ись." Причем произносилась эта сентенция с ощущением лингвальных брекетов, как будто во рту его, по счастливой для меня случайности, открылись стигматы.
2
Вот тогда я и ощутил этот дивный свет справедливости. Ведь в этом варваре Анжела нашла своего телохранителя и своего Тарзана. Но ее голова просила изощренности и даже пыток, которые он посчитал бы дикостью. И вот он стоит у моего многогранного флорариума, где в тени расплескалась пеллиония и тычет в нее пальцем.
-Похоже на растение, которое ...забыл как называется. Анжел, пойди сюда... Как тот куст назывался, что мы подарили твоей матери?
Анжела смотрит на меня.
-Диффенбахия.- говорю я, глядя на них с полуулыбкой. Мне не смешно, но какое-то время я могу испытывать удовольствие в нахождении столь близко, к рогатому кавалеру. Я помню, что посоветовал подарить маме диффенбахию, потому что она хорошо бы смотрелась на фоне их интерьера.
-Оо! Точно! А откуда ты знаешь? - спрашивает он меня и я смотрю на него, чтобы не сдать Анжелу.
-Сейчас это модно...- говорю я. -Все любят диффенбахии.
-Не знал...- сказал он.
Конечно же он не знал о трендах цветоводства и о веселых проделках Анжелы, когда она приезжает ко мне. Я еще немного позабавил себя их обществом, а потом выпроводил вон, сославшись на работу. Как только они вышли - прильнул к двери ухом.
У лифта он начал говорить, думая, что я не слышу:
-У тебя было с ним? - обычная расстановка точек.
Анжела тут же протянула свое: - Саш! Ты что?!
-Не, ну он умный, в цветах шарит... -потом Саша засмеялся и добавил: - Такой он странный тип!
Я улыбнулся и бросил в стиральную машину полотенце, которым Саша вытирал свои руки, помыв их. Через день я пригласил Анжелу к себе, раздел и привязал ее руки к лодыжкам у нее за спиной. Я положил на ее шею венок из молодой крапивы, который завязал сзади на шее узелком. Каждый раз, когда она изгибала голову, крапива жгла ее и она материлась самыми последними словами. Но не изгибать голову она не могла, ведь я щекотал ее ушные раковины кончиком шила. Просто слегка задевал волоски в ее ушах. Этого было достаточно, чтобы она начинала дергаться, ругаться и умолять меня отпустить. Я сделал несколько ее фотографий на фотоаппарат и потребовал открыть рот. Когда это было исполнено, я вылил туда десяток капель куантро, потому что она очень любила этот дикарский напиток. Я же предпочитал водку с мятным соком, хотя мои редкие друзья и обзывали меня "мятным нацистом".
"Я люблю оргазмы и смерть" - тщательно подумав, пишу я в твиттер. "Кто-нибудь понимает меня?". В лифте, где я пишу эти слова едет еще и женщина с какого-то этажа. Она живет в подъезде недавно и еще не знает кто есть кто. Иерархия начинается с самых дорогих квартир и заканчивается почти полностью разрушенными комнатами вымирающих торчков из 90ых. Но для этих знаний она не готова, а ее слишком большой телефон samsung облачен в желтоватый силиконовый чехольчик, что для меня является эталоном голодранства. Чехольчик это сынок пленки от пульта управления телевизором. Это образец трусливого страхования.
Когда ко мне в дверь позвонил слишком жизнерадостный агент с целой вереницей пакетов страхования - я завел его в дом, приготовил ему кофе и пока он болтал, спустил в белоснежную чашку три таблетки галоперидола. Страховать свою жизнь это вешать пальто на петельку. Она все - равно порвется, но вы предпочтете пришить ее заново, чем спросить у хозяев обычную вешалку. Я сталкиваюсь с этим страхом почти каждый день, но редко он оправдан рациональным поведением. Оказываешься, например, во вторник, сидящим на подоконнике, где-то на высоте 10-11 этажа со своей подругой. Весь такой из себя внимательный, соглашаешься сыграть в игру, которую она только что придумала сама.
Обычно, ты пасуешь. Но девушка так развеселилась, что уже втянула тебя в странную помесь "камень- ножницы- бумаги" и "кулачков". Надо играть одной рукой, а ноги при этом болтаются на улице. Вторая рука и есть "страхование" - я вижу, как девушка машинально держится за занавеску. Это подсознательное спокойствие, хотя занавеска не выдержит даже если просто потянуть ее на себя. Игра дурацкая: нужно успевать отбивать руки то со стороны комнаты, то со стороны улицы и вот уже девушка входит в такой ажиотаж от игры, как будто каменный двор не раскрыл пасть внизу и не мычит от нетерпения, чтобы она наконец соскользнула в него. Слыша этот безумный немного смех, я стряхиваю с себя восхитительное чувство бессмертия, понимая, что ее я не удержу, если останусь играть. Поэтому я перекидываю ноги обратно в комнату и вот она уже колотит меня по спине своими кулачками: - Куда ты? Мы не доиграли!
-Ты выиграла,- соглашаюсь я. Теперь только вопрос времени, когда она сядет играть в эту игру второй или третий раз. Но победа дает надежду, вдумайтесь. А петелька все -равно однажды порвется. И лучше не быть рядом в этот момент. Хотя, это решает каждый сам за себя.
-Что же делает меня живым? Что делает меня живым, а? Может, вы знаете? А может, вы? - оратор прыгает перед моими глазами, пока я не понимаю, что мне приснилась эта глубоко впившаяся в меня НЛПишная чепуха. Я сижу в кресле, передо мной висит погасшая плазма на стене и гербарий на столе ждет, чтобы его выложили в нужном порядке. Вечереет и нет сна, потому что я уже потратил весь его запас на дрему. Я решаю выйти в магазин и купить минеральную воду, подышать и посмотреть на кассиршу, которая уже несколько лет работает там.
3
Вместо рубашки поло я решаю надеть ветровку от Paul and Shark и браги. К чему этот маскарад я и сам не пойму, но все-таки зашнуровываюсь и выхожу к лифту, где на стене написана моя любимая фраза: "Не обостряй".
Кассирша работает там уже несколько лет и пришла туда юной девушкой с татуировками звездочек на своей шее. Звезды окаймляли ее ухо и спускались по шее к плечу. Но с каждым годом она все меньше улыбалась и ее можно было встретить у магазина с сигаретой, которая дымилась рядом с мрачным уже лицом. Эта ее плавная гибернация заставляла меня думать о том, как жизнь бежит и острее ощущать свое настоящее. Впрочем, минеральная вода заставляла меня ощущать тоже самое.
Я смотрю на пузырьки и думаю, что есть такие удивительные грибы - "пальцы мертвеца", которые способны сделать дерево таким звонким, что многие частные компании в Германии используют их для работы с деревом. В цехах растут грибы. Пальцы зла протягиваются из кадок с землей, словно покойники на 9 ый день лезут вырезать всех скулящих родственников. Всю эту шушеру во имя ... великолепного звука скрипки. Я читал, что даже скрипки Страдивари могут быть сравнимы с обработанными грибной пыльцой инструментами. Они становятся равны им. Чудесно. Я выхожу из своего задумчивого состояния и начинаю думать о том, что мир состоит из пузырьков газа, в которых уютно свернулось по особи. Я устремляюсь вверх. Таблетки начинают работать, вот оно что. Выхожу из своего счастливого пузырька и забираю у кассирши чек. На секунду наши пальцы соприкасаются и я улыбаюсь ей. Она улыбается мне на автомате и отворачивается к следующему покупателю. Я делаю шаг вперед и упаковываю свою воду в пакет, а потом еле -еле задеваю ее шею кончиком чека, мгновенно убирая руку. Она вздрагивает, но прикосновение столь нежно, что ее уже огрубевшая провинциальная кожу принимает это, как ласку и мечтает о повторении. Не сегодня. Не сейчас.
Я ухожу из магазина и стою, глядя на заходящее солнце. Мимо проходит парочка и я вижу, как на самом деле она искусственно смеется его грубым шуткам. Ах, дрянь, какая же ты дрянь. Такие , как ты - дряни, по всей стране, заставляют парней поверить, что они значимые фигуры,значительные персоналии. Хамские свои черты такая лимита обнажает, когда ты забываешь включить поворотник. При этом, когда они забывают включить его - то бубнят под нос: лан -лан не ори. И ненавидят ошибки других. Такой побоится снять трусики у дамы, если она поощрительно не улыбнется.
И все для того, чтобы идти мимо "Пятерочки" с лицами успешных людей. Я знаю, что у них нет будущего и то, что они называют любовью, лучше размазать по их лицам, с помощью, думаю, рубанка бульдозерного типа. Потому , что они позорят любовь. Потому, что крестьян этих надо было изначально держать на цепи. А сейчас особенно видно, что они третий сорт. Как плохая, испорченная собака, которая вертит хвостом, чтобы ее покормили и кусает за ногу, стоит только отвернуться. Я смотрю на окна девятиэтажки напротив и поворачиваю в сторону - прочь от магазина.
Сейчас на вечернем небе появились тучки, начинает попахивать скорым дождем. Он мне не нравится ничуть, потому что в дожде сокрыта влага, что намочит меня и я ускоряю шаг. У магазина, где наглый мужчина с усами, спустился с гор и торгует арбузы по 25 рублей, стоят местные любители хип-хопа. Они слушают с телефона хипхоп ритмы и я прохожу мимо, внутренне торжествуя. Арбузник тянет до последнего не спуская цену, хотя прямо в соседней двери можно разглядеть целую коробку арбузов в два раза дешевле, но он верит в свою счастливую звезду. Мило, наивно и , видимо, уместно жить такой вот слепой верой в свои ягоды. Другой назвал бы его хачом, но я считаю, что это грязно и непорядочно. Люди имеют право на любые имена со своего согласия, но вот шпана в укороченных штанах, которая наслаждается ужасным звуком в телефоне еще хуже, чем арбузник. Их родители -необразованное и злое содержимое чашки Петри поэтому они не видят разницы между собой и мной. И я нарекаю их меконием. Безвкусные вещицы, которые они напяливают на себя не дышат, их ноги потеют и Staphylococcus hominis размножается, заполняя их тела, как будто они тонут в муравейнике бактерий...
Я прохожу дальше, выходя за грани своих жестких рассуждений и иду к церкви. Я не знаю и не хочу знать, как она называется, потому что этот тип мошенничества нахожу дешевым. Пожалуй, я бы выкурил сейчас папиросу. Но первые капли дождя сразу же намочат бумагу и я ныряю в храм Божий. Тут сухо и пахнет ладаном, кто-то бубнит что-то в углу и вязкий воздух расслабляет меня. Зачарованно смотрю на потолок, где виден Бог. Запах вирджинии в руках смешивается с ладаном и , готов поклясться, я слышу как играет божественная музыка. Только это винил и потрескивает игла - слышно явственно. Кажется, что купол кружится у меня перед глазами, как пластинка, спокойно и величественно на меня сквозь нищий и примитивный образ одного бога смотрит другой, более древний и могучий - настоящий Бог. Он кивает мне, чтобы я не думал и не боялся и вот уже я улыбаюсь. Он похож на медведя и на паука одновременно, что я очень и очень люблю, ведь паучиное сознание и есть основа колыбели.
Я вспоминаю, как обматывал маму ее же макраме и всеми нитками в доме, стежок к стежку, превращая в куколку. У меня получилось такое веретено, которое со стороны может показаться готовым к пряже, но внутри, стянутая равномерно уже заснула вечным сном моя мать.
-Что вы делаете? - слышу я голос со стороны и вынужден вернуться из своих мягких грез. Рядом со мной стоит какой-то взрослый и толстый мужчина, который возмущенно смотрит на мои руки - в них зажата папиросная бумажка с горсткой табака - я собирался свернуть покурить, но забылся в своих мыслях.
4
Смотрю на него и ощущаю, что он бесконечно болен и гораздо более злобно разбит на куски,чем я. Он пришел сюда их склеить. Он не может ударить меня здесь поэтому я облизываю бумажку и сворачиваю папиросу, стараясь не улыбаться в его глаза. Он убогий, но я все-равно нахожу такую злость уделом офисного говна. Заводской шелупони. Кого-то низшего класса. Довольный человек не стал бы злиться ни на что. Бога невозможно обидеть. Но на доказательства времени жаль. Поэтому, свернув папиросу, я просто протягиваю ему ее.
-Ну, возьми, - прошу я его глазами. И он пучит свои в ответ. Рот его кривится и он начинает что-то шипеть. Отворачиваюсь. Отхожу от него, пытаясь вспомнить, о чем думал только что. Ах, да... высушенная мать, которая лежит уже несколько лет на антресолях. Похожая на сигару, торпеду, обмотанная нитками, высушенная феном, который пока играло Радио Джаз,превращало пергамент ее кожи в идол. Зачем я это сделал, мне объяснить еще проще, чем то, что я закуриваю прямо в церкви.
Я хочу, чтобы жизнь становилась ценностью. Поэтому в детстве, я желал кремации, а сейчас желаю, чтобы меня все-таки похоронили. Кремация лишает пиршества бактерий. А похороны дают им яства. Ешьте меня, ведь я могу дарить радость. Мое тело это ваш хлеб, а кровь моя это ваше вино, мелюзга!
Меня кто-то трогает по плечу. Я поворачиваюсь и вижу старуху, которая молча крутит пальцем у виска. Оторопело смотрю на нее, а затем хохот раздирает меня, мое сердце, разум - всего меня. Ведь с ума схожу не я, а все те, кто не ощущает, как естественным образом на свалках вырастают грибы, так и в больном обществе вырастает его санитар. И я просто жду момента, чтобы начать сеять свои семена в ваши рты.
Старуха все еще крутит пальцем, а я уже иду прочь и струи дождя кажутся мне волосами, которые падают с неба. Наверное, я сейчас позвоню Анжеле, чтобы еще раз почти протянуть ей свою любовь, но потом отдернуть. Когда она будет просить меня о взаимности, вот тогда я в очередной раз спрошу ее: -Я придушу тебя, можно?
5
А потом буду наслаждаться своими пальцами на ее плечах, затем переведу взгляд в сторону коридора, где находится вход на антресоли и постепенно начну сжимать свои пальцы. Но никакого зла. Все это только ради ценности и красоты. Такой уж я человек.