Утром 17 августа 1914 года для России началась Первая мировая война. Солдаты первой армии генерала 1-й армии Ренненкампфа, сбив полосатые приграничные столбы, перешли границу Восточной Пруссии. Первым более-менее крупным населенным пунктом на пути наших войск был город с весьма неблагозвучным для русского слуха названием Шталлупёнен. Возле него и разгорелся первый настоящий бой. Причем разгорелся нежданно-негаданно.
Восточную Пруссию обороняла 8-я немецкая армия под командованием генерала фон Притвица. Он сам по себе был человеком осторожным (а, возможно, даже трусливым), к тому же существовал план генштаба, который предписывал германцам встретить русские войска ни у самой границы, ни у Шталлупёнена, а в глубине Восточной Пруссии, у Гумбиннена. Расчет немецкого командования был прост: германцам нужно было, чтобы русские войска как можно больше растянулись в наступлении, как можно дальше оторвались от своих баз снабжения и тогда отразить их натиск будет проще. Так и собирался поступить Притвиц, однако в четкую тевтонскую установку вмешались два обстоятельства.
Первое – это несогласованные действия корпусов и дивизий, входивших в армию Ренненкампфа. Вместо того, чтобы пересечь границу одновременно, прикрывая друг другу фланги, корпуса и дивизии начали вваливаться в Пруссию как будто уступами, один за другим. Например, 3-й корпус перешел границу в восемь утра, а 20-й в час дня. Это создавало разрывы между формированиями, и немцам было грех этими разрывами не воспользоваться.
Что интересно, Притвиц бы не воспользовался, но в его подчинении находился чрезмерно активный генерал, которого звали Герман фон Франсуа, командующий 1-м армейским корпусом, «белокурый потомок гугенотов», как называет его Барбара Такман в книге «Августовские пушки». И генерал Франсуа – это было второе обстоятельство, нарушившее незыблемые немецкие планы. «Гугенот» вознамерился во что бы то ни стало разгромить русских прямо возле границы, если быть совсем географически точным, на линии Шталлупёнен – Голдап.
Как только русские полки начали приближаться к этой линии, заговорили немецкие пушки. В авангарде у наших шла 27-я дивизия III корпуса, которой командовал генерал Адариди. Она-то и вкусила «прелесть» первого серьезного боестолкновения и ощутила мощь немецкой тяжелой артиллерии. Завязался встречный бой, и поначалу у наших получалось лучше: медленно, но верно полки Адариди продвигались вперед. Разъяренный Притвиц названивал Франсуа, требуя немедленно отвести войска и занять оборону возле Гумбиннена, однако командующий корпусом отмахивался от своего командира как от назойливой мухи: «Отойду только после разгрома русских».
Ближе к вечеру, когда казалось, что победа в кармане и германцы вот-вот покатятся назад (у наших было троекратное численное преимущество), у русской армии начались серьезные проблемы. Точнее, они начались у бойцов 105-го пехотного Оренбургского полка, который прикрывал левый фланг 27-й дивизии. Вот как описывает это в мемуарах генерал Адариди:
«К 4 часам дня положение на поле боя было таково, что конечный успех казался несомненным. Сопротивление правого немецкого фланга было сломлено; находившийся здесь 41 пехотный полк начал поспешно отступать, преследуемый оренбуржцами, забравшими пленных. В то же время огонь противника на фронте начал слабеть. По-видимому, назревало время двинуть вперед общий резерв для того, чтобы окончательно закрепить за собою победу, но на этот раз не суждено было дивизии одержать последнюю. Как раз в это время на тыл оренбуржцев обрушился сильнейший артиллерийский огонь. Так как было известно, что левее оренбургского полка должна наступать 40-я дивизия то первоначально возникло предположение, что дивизия эта, не имея против себя противника, двинулась на выстрелы и, вследствие отсутствия связи с полком, приняла его за немцев. Чтобы выяснить это печальное недоразумение, навстречу предполагаемой дивизии были посланы конные офицеры и туда же поскакал сам командир полка полковник Комаров, который вскоре был смертельно ранен. Между тем огонь с тыла усиливался; к орудийному присоединился также ружейный и пулеметный. Стало ясно, что движется не 40-я дивизия, а противник».
Это были части Франсуа, которые воспользовавшись тем, что фланг Оренбургского полка был открыт, обошли его и ударили в тыл. Оренбуржцы оказались, словно между молотом и наковальней: впереди немцы и сзади немцы. В результате для 105-го полка этот бой закончился катастрофой: потери убитыми и ранеными превысили 3 тысячи человек. Спасло ситуацию лишь то, что к месту боя подтянулись новые наши силы и это заставило Франсуа дать приказ об отступлении.
Немцы оставили Шталлупёнен, вскоре занятый нашими войсками, и отошли на оборонительный рубеж к Гумбиннену. Здесь через несколько дней разыгралось первое по-настоящему крупное сражение русской армии в Первой мировой. И этой битве, несмотря на то, что произошла она в самом начале войны, суждено было повлиять на ее итог.