«Мне все равно, что меня осуждают за политические взгляды. Мы все когда-нибудь умрем, так что лучше высказать свою точку зрения, не откладывая на потом».
Даже нестареющему хулигану Шону Пенну уже 50! Он родился 17 августа, в один день (но не в один год, конечно) с актером, с которым его постоянно сравнивают – Робертом Де Ниро. Мать Шона – Эйлин Райан – была актрисой. Отец – Лео Пенн – режиссером, занесенным в черный список за сочувствие коммунистам. Я даже не удивляюсь, когда на вопрос, какое общество он считает идеальным, Пенн отвечает: «Социализм с человеческим лицом».
Шон Пенн начал свою артистическую карьеру с фильма «Кадеты», в котором сыграл вместе с другим новичком, Томом Крузом. «Он был таким наивным, что мне становилось страшно за него и за его будущее. Я рад, что ошибался». Часто игра Пенна оказывалась интереснее самих фильмов – так было с «Плохими парнями», «Соколом и Снеговиком», «Цветами» и «Быстрыми переменами в школе Риджмонт». Видимо, неудовлетворённость чужой режиссурой заставила Пенна занять кресло постановщика – он поставил четыре картины, включая один из лучших американских фильмов нулевых «В диких условиях». А в мае Пенн появился сразу в двух фильмах из конкурсной программы Каннского феста – шедевре главного мегаломана современного кино Терренса Малика «Древо жизни» и драме Паоло Соррентино о противостоянии стареющей рок-звезды и нацистского преступника This Must Be the Place, названной по песне Talking Heads.
– Спасибо, что пришли без опоздания. Нетипично для Голливуда, скажу честно.
– Правда? Так вы же дали мне адрес! (Косится на приготовленный мною фотоаппарат.) Давайте только без фото, а то у меня сегодня мигрень...
– Что вы пьете? Кока-колу?
– Нет, это Fernet-Branca.
– Горьковато. Вы сняли уже четыре фильма. Чем привлекает вас возможность самому встать за камеру?
– Ничем. Всё совсем наоборот! Я не хочу обращать внимание на камеру – наобращался за свое актерство... Ставить фильм – совсем другое дело, я прекрасно провожу время на площадке в таком качестве, а игра мне такого удовольствия не доставляет. Слишком обременительный процесс. Сейчас, попробовав себя во всех ипостасях, я могу смело сказать, что нет работы труднее актёрской. Даже не обсуждается. Взять хотя бы оба моих недавних опыта – съёмки у Малика и Соррентино. Сильнейшее физическое и психическое напряжение. Мне правда больше нравится смотреть на артистов со стороны и делать это, не скрывая эмоций, в собственной одежде и без грима на лице.
– Из всех снятых вами фильмов какой у вас самый любимый?
– Я не мыслю такими категориями. У меня нет любимых фильмов. Это как дети – преступно было бы выделять одного.
– Хорошо, тогда просто любимый фильм?
– Я не синефил. Все фильмы, которые я успел полюбить, я пересмотрел еще подростком... Я начал ходить в кино где-то в 1967-м – золотые дни: тогда шли «Буллит», «Бонни и Клайд», Кассаветес, Скорсезе, Хэл Эшби, Малик, Коппола. Больше других мне нравился Хэл Эшби – он исследовал настолько разные аспекты жизни... И в его фильмах не было «персонального штампа».
– Как вам работается с вашим любимым актером – Джеком Николсоном?
– Как по маслу. Он приходит на съёмки отлично подготовленным, изливает душу, а я просто запечатлеваю это на пленку.
– Интересуются ли ваши дочь и сын кино?
– Они иногда захаживают на площадку. Минут двадцать им вроде интересно, а потом...
– Вы хороший отец?
– Идеальных родителей не бывает. Я всегда старался сниматься по возможности недалеко от дома, чтобы детям не приходилось менять школы. Когда я не работал, я сам отвозил их в школу, потом забирал, и мы решали, чем теперь займёмся... Иногда они и правда были не прочь провести время с отцом, но чаще хватали скейты под мышку и сматывались с друзьями.
– Дети как-то изменили вашу жизнь?
– Послушайте, я никогда особо не верил в то, что люди вообще меняются. Я не заметил никаких особых изменений в своем характере – каким он был в пять лет, таким и остался. Люди, возможно, меняются к худшему, забывают и утрачивают многие качества, дети могут напомнить о них.
– Видите ли вы себя вне кино?
– Нет. Я могу заниматься только им. И никогда не опускаю планку. Я не жалую феномен, который называется «американский кинорынок»... Да, легко заманить людей в кинотеатры, а потом что? И я не боюсь показывать зрителям «некомфортное кино», потому что верю в то, что мы все находимся в одной лодке. И хочу, чтобы зритель, покидая кинотеатр, ощущал себя частью моего мира. А страдание превосходно объединяет людей.
– Одна из ваших картин была посвящена Чарлзу Буковски. Вы блестяще экранизировали Фридриха Дюрренматта. Предпочитаете классику ХХ века?
– Читатель я несерьезный, так, время от времени проглядываю что-то по диагонали. Зато постоянно пишу сам. Но очень редко получается так, что то, о чем я пишу, имеет смысл, хотя бы для одного меня. Найти хорошую историю трудно, я это понимаю. Не многие фильмы могут меня заинтересовать – из-за такой придирчивости я заслужил звание «министр по жалобам на Голливуд»... Но да, когда я иду в кино, мне трудно не поддаться бесконтрольному гневу. Все настолько «отглянцовано». И СМИ преднамеренно отравляют наше сознание. Каждодневно! В этом участвуют все – от Говарда Стерна (скандальный комик, ведущий радиопрограмм, герой фильма «Части тела». – Прим. ред.) и Билли ОʼРейлли (политический комментатор. – Прим. ред.) до Усамы бен Ладена. Именно в таком порядке! (Агрессивно улыбается.) Только сейчас, спустя 10 лет, мы начинаем медленно разбираться в нашей собственной реакции на 11 сентября. Это сложно – медиа постоянно атакуют и навязывают свое мнение.
– Кажется, все ученики класса актерского мастерства Пегги Фейри сделали карьеру.
– Да, мне повезло с учителем! Это везучесть того же рода, что и с психотерапевтом – очень трудно найти хорошего!
– Вы учились вместе с Мишель Пфайфер?
– У одного преподавателя, но в разные часы. Мы сталкивались в коридоре – это было 30 лет назад, но как такое забудешь! Мы никогда не разговаривали. Но, как любой американский самец, я всегда хотел... э... снять Мишель в кино.
– Как бы вы определили ваш статус?
– Везение в Голливуде дает свободу. Почти как деньги. Но адская сторона этой медали в том, что, если занимаешься тем, что близко сердцу, можешь оказаться врагом публики. Если не знаешь, почему им интересно одно, а не другое, тебя ждет разочарование. А студии не любят рисковать. Ох, сейчас я снова оседлаю любимого конька... Знаете, лучше не ходить со мной в кино и не обсуждать его за ужином – убьете аппетит.
– Ощущаете, что люди вас побаиваются?
– Боюсь, вы правы. Лицо у меня такое, что ли? Но есть хорошие, добрые люди, которые не боятся (смеётся).
– Джек Николсон назвал вашу бывшую жену Робин Райт одной из самых невостребованных актрис века.
– Согласен... Почему так вышло? Мне кажется, это случилось из-за того, что Робин предпочла роль матери всем прочим. А как много съемок начинаются в июле, когда у детей каникулы и их можно взять с собой? Так проходит одно лето, потом – другое, а потом ты уже вышел из игры...
– Я видела вас в Нью-Йорке с Миком Джаггером. Вы друзья?
– Я родился в 1960-м. Конечно, я – фанат Мика. Он совсем не изменился. Когда я был на концерте, не мог поверить глазам. Что он вытворяет на сцене, в свои-то годы! Но больше всего я люблю бардов, поэзию в сопровождении одной акустической гитары. Боб Дилан – мой кумир. Это клише, но если бы я не был актером, то был бы музыкантом. Положил гитару в чехол – и только тебя и видели... Музыканту не надо постоянно спорить с 242 персонажами из собственного же сценария. И не надо ругаться с денежными мешками. Меня вообще очень легко тронуть музыкой. Первая страница всех моих сценариев была написана под впечатлением от музыки.
– За роль неполноценного отца в фильме «Меня зовут Сэм» вы получили первую номинацию на «Оскар». А сами бы позволили больному человеку смотреть за вашими детьми?
– Я встречал тех, кого в нашем обществе называют «умственно отсталыми», – и со многими из них я бы скорее оставил детей, чем с так называемыми «нормальными» людьми. В них есть некая первозданная чистота. Но не поймите меня неверно, я не хочу сказать, что все они могут быть отцами и каждому надо дать ключи от «феррари».
– Вы покинули Лос-Анджелес, чтобы вырастить детей в Сан-Франциско. Почему?
– В Лос-Анджелесе живут экстраординарные, но безрассудные люди. С гигантским эго. Им до всего есть дело. Сан-Франциско интерактивен и разнообразен, там раса и религия не имеют значения.
– Это правда, что вы объездили Америку 21 раз?
–Да. Я получил права в 16 лет и через шесть дней уже был в дороге... Мне всегда нравились мотели, где припарковываешь машину на расстоянии вытянутой руки от кровати. Я влюблен в американский ландшафт и предпочитаю быть с природой наедине. Нет ничего лучше, чем ехать ночью без цели, в никуда... Это меня встряхивает. Мне 50, но я по-прежнему уезжаю куда-нибудь месяцев на восемь. Обязательно должны быть приключения.
– А правда, что, живя на Аляске, вы ели белок?
– Да. По вкусу похожи на курицу.
– Почему вы решили поехать в Ирак во время войны, один?
– Сильнейший импульс. Приехав туда, я просто взял такси и ездил по зеленой зоне. Останавливался, разговаривал с солдатами. Увидев меня, никто не удивлялся. В интернете мой приезд уже живо обсуждался – в самом негативном ключе. Но это не важно. Все разговоры с солдатами сводились к одному: смысл этой войны, если он вообще есть, – защита свободы слова.
– Вы, подобно вашим бескомпромиссным персонажам Харви Милку или журналисту Джо Уилсону из «Игры без правил», открыто выступали с политическими заявлениями. Вы жёстко критиковали администрацию Буша, встречались с президентами Венесуэлы и Кубы, принимали участие в помощи пострадавшим от урагана «Катрина», жителям Гаити...
– Когда началась «Катрина», я снимал на Аляске фильм «В диких условиях». Я увидел новости, расстроился. На второй день подумал: «Я хотел бы помочь, но незачем мешаться под ногами», на третий понял, что мешать-то и некому – никто не пришел на помощь. Я не собираюсь бахвалиться храбростью, но у меня достаточно храбрости для того, чтобы не бояться испуга. Я постоянно себя испытываю, с 10 лет активно занимаюсь серфингом, и этот спорт во многом сформировал меня. Все, что вы делаете, формирует вас – и поэтому я не отделяю съёмки фильма от укачивания ребёнка или политической активности.
– Актеров-политиков принято критиковать...
– Мне все равно, что меня осуждают за политические взгляды. Мы все когда-нибудь умрем, так что лучше высказать свою точку зрения, не откладывая на потом. Невозможно быть спокойным. Посмотрите, что сделала кучка преступников с нашей страной! У нас была возможность судить их! Что они сделали со страной! В «этом» будут жить наши дети. Мы должны помнить, что когда-то мы, американцы, были влюблены в Конституцию. Надо вернуться в то время.
– Как бы вы хотели умереть?
– О! Своей смертью. И хорошо бы в солнечный денек. Сидя в саду в окружении детей...
– Как дон Корлеоне?
– Да. Ничего экзотического.
– Ваш любимый анекдот?
– Приходит человек на приём к доктору, а тот ему и говорит: «Сэр, вам следует прекратить мастурбировать». Пациент: «Почему?» Доктор: «Тогда я смогу вас осмотреть». По-моему, смешно.
Вероятно, вам также будет интересно:
Создатели «Карточного домика» сняли новый сериал про высадку на Марс
Материал был впервые опубликован в номере GQ за июнь 2011 года.
