В 60-70-е годы эти суда ходили до Арктического Диксона. Один из капитанов В.Чкалова - Иван Антонович Булава, в своей книге "Флотская судьба" очень красочно описывает момент когда в Енисейском заливе в Арктике В.Чкалов попал в 6-7 бальный шторм.
Вот небольшой отрывок из его книги:
Приходилось и мне в этом районе попадать, что называется, в переплет, когда я уже был капитаном теплохода «В. Чкалов». Однажды при подходе к Сопочной Карге мы получили уточненный прогноз погоды, а затем — штормовое предупреждение об усилении ветра с северо-запада до 6 — 7 баллов. Это для нас было много, и следовало принять меры безопасности. Я пригласил главного механика Эльфрида Иосифовича Скрыча и старшего помощника Геннадия Коротких. Спрашиваю:
— Что будем делать? Главный механик отвечает:
— Надо идти!
— А шторм?
— Может, его не будет! Посмотри, море-то спокойное. С какими глазами ты повезешь туристов обратно!?
— А кто нам позволит рисковать людьми?! — возразил я.
Помолчав, он сказал:
— Решать тебе, ты — капитан.
Еще раз начали внимательно анализировать обстановку. По прогнозу, усиление ветра ожидалось часа через три, за это время мы смогли бы выйти и укрыться у острова Сибирякова. «Хорошо, — думал я, — проскочим мы до Диксона, а дальше что делать, если задует на сутки и капитан порта не выпустит нас из Диксона?» Сорвутся все «зеленые стоянки» или опоздаем на самолет, а у каждого туриста авиабилеты уже на руках. Тогда я решил посоветоваться со старшими групп, на которые были разбиты туристы для удобства проведения экскурсий. Все собрались на капитанский мостик. Я обрисовал обстановку и проинформировал, чем это может кончится. Дал время на раздумье — 30 минут.
Через 30 минут собрались снова. Общее мнение было: идти на Диксон. Я согласился. Был объявлен аврал — все крепить по-штормовому, задраить наглухо иллюминаторы на нижней палубе, в машинно-котельном отделении. Балластные танки запрессовали в полном объеме, чтобы увеличить остойчивость судна.
Погода стала быстро ухудшаться. Барометр стремительно падал. На западе и северо-западе появились рваные, вытянутые облака. Когда подходили к острову Берн, северо-западный ветер усилился до четырех баллов. С моря шли длинные волны, высотой до двух метров. Теплоход тяжело переваливался с борта на борт при незначительной килевой качке. Сбавив ход до среднего, удерживая судно против ветра — левой скулой 35 — 40 градусов к его направлению, мы дрейфовали в сторону бухты Диксон.
В это время с северо-запада на Дудинку шел контейнеровоз «Петровский» водоизмещением около 15 тысяч тонн. Я вызвал его на связь и попросил капитана прикрыть нас от волны, чтобы дать нам возможность повернуть на 120 градусов вправо и лечь на Скуратове-кие створы. Он подтвердил опасность нашего маневра — лечь на время вдоль волны без прикрытия — и согласился помочь. Контейнеровоз сделал вокруг нас плавный поворот, и под его защитой мы безопасно для себя легли на новый курс и зашли в бухту Диксон.
Как я и предполагал, капитан «Петровского» сообщил в Службу безопасности мореплавания, что он оказывал помощь теплоходу «В. Чкалов», который шел с туристами на Диксон. По итогам навигации этот случай вырос в Министерстве речного флота до настоящего скандала. По отношению к судам Енисейского пароходства, которые регулярно работали на линии Дудинка — Диксон, был принят ряд ограничительных мер.
На этот раз по расписанию в Диксоне предполагалась шестичасовая стоянка. Снежные заряды с порывами ветра доходили до восьми баллов. Продлив стоянку на два часа, капитан морского порта Владимир Михайлович Еломенко скрепя сердце разрешил нам отход, но порекомендовал идти Лемберовскими створами, что позволяло уйти от открытого моря, — следуя между островом Берн и северной оконечностью острова Сибирякова, выйти южнее миль на 30. Однако из-за шквалистого ветра и крутой волны мы вынуждены были примерно около двух с половиной часов держать курс на запад и уже потом, подставляя правую скулу теплохода под ветер, дрейфовать на юг со скоростью около 4,5 узла (это чуть более восьми километров в час). И только укрывшись за островом Сибирякова, легли на свой курс.
Волна круто обгоняла теплоход. Когда очередной вал накатывался на корму, на мостике чувствовалась вибрация и двигатели испытывали чуть ли не двойную нагрузку. Как только волна уходила к носу судна, винты выныривали почти наполовину и двигатели с облегчением набирали обороты. Редко кто из туристов появлялся на палубах, почти всех сразила морская болезнь.
В этом рейсе с нами был Володар Антонович Циванюк, начальник Енисейской инспекции Регистра. Надо полагать, он здорово испугался, наблюдая за столь бурными событиями. Но об этом я узнал позже, когда В. А. Циванюк обратился с докладной на имя министра; в своем обращении он предлагал запретить теплоходу «В. Чкалов», «А. Матросов», «Профессор Близняк» ходить до Диксона. А в то время, когда мы вошли в Енисей и все страхи остались позади, он поднялся на мостик и спросил:
— Иван Антонович, вы слушали на гитаре «Красноярский вальс»? Хотите, сыграю?!
И он виртуозно, с большим воодушевлением сыграл для меня «Красноярский вальс».
