(by Stalbi4)
Спрятался в недостроенном доме и пытался согреться. Мокрыми пальцами пытался извлечь хоть какую-то искру из зажигалки - не вышло. Падающий снег за разбитым окном воспринимал, как сон. Но холод заставлял сердце биться неровно, а руки переставали слушаться и было так страшно, что из-за рук сейчас все закончится.
Дышал на колесико зажигалки, потом тер его о свою кожу, о волосы, потому что все остальное было в ледяной воде и каплях. Тер о щеку, о виски и наконец высушил ее. Ценою еще десятка минут в этом лютом холоде.
Без дров, без бумаги, только на этикетках пластмассовых бутылок - огонь держаться не хотел, прятался в черный комочек, свернувшейся капли пластика. Потом испускал черный завиток дымка и исчезал. Пальцы хватали этот комочек, давили, придавали форму лепестка, чтобы огню было за что держаться. Но он все-равно ускользал.
Набравшись решимости пополз, царапая раненную ногу в лохмотьях о бетонный пол. Думал, что где-то рядом можно найти сухой растопки, но попадалась все черная и мокрая копоть, такой же влажный и замерзший цементный мох. Обивка от стула, кусок картона, старый абажур, листок инструкция к презервативам, пачка из-под сигарет - все было насквозь.
Начал ощущать боль в легких. Как -будто что-то треснуло в них и теперь эта трещина царапала краями ткани, причиняя дискомфорт. Вдох иногда замирал так, что на выдох не было сил и глаза стали моргать неравномерно.
Пытался согреться. Сжался комочком, читал молитвы, сжимал опухшие пальцы в кулак. Глухо матерился. Трогал бетон и даже замерзшими подушечками чувствовал под ними крошки льда или снега.
Стал засыпать, но испугался этого страшно и стал петь какую-то песню, что засела в голове. Пел ее, зачем-то сжимая губы и не слыша свой голос. Понял, что на последний бросок у него есть чуть-чуть силы и больше не будет ее. Сквозняк летал и бился обо все стены вокруг, мешал отдышаться и становилось все слабее внутри.
Решился и содрал с себя свитер. Отжал его, как смог. Затем майку, затем штаны. Но все это было все-равно влажным и страшно холодным. Тело даже под мышками перестало греть пальцы. Застонав, начал надевать на себя выжатые вещи. Штаны смерзлись уже в этой спирали, которую он закрутил. В это не верилось. Еще больше не верилось, что это можно надеть на себя, но он справился. Болело в груди. Лицо стало, как линолеум - твердым, неэластичным.
Встал на четвереньки и пополз дальше. Это была лестница на другой этаж, и он поблагодарил бога за перила. Подтягиваясь на них, бесконечно долго лез вверх. Когда вылез увидел мертвую собаку и пополз к ней. Но она уже настолько окоченела, что из нее нельзя было сделать ничего. И понял, что он следующий на очереди. Мысли все ушли, остались только какие-то половинки слов. Пытался оглядеться - на этом этаже было больше мусора и он разглядел лохмотья чьей-то одежды. Кто уже пытался сжечь их, но не справился. Оплавленные куски прилипли к бетону и не было в них ничего, кроме кристалликов снега. Замычал, пытаясь оторвать хоть кусочек... Оторвал какую-то полоску и пополз с ней дальше. Уже через минуту разжал руку и полоска осталась на полу - он понял, что она не нужна ему. Один глаз заболел так, что ему пришлось закрыть его.
Сел, прислонился к стене, такой же холодной, как и все вокруг и закрыл второй глаз.Но еще боролся- шарил вокруг руками, надеялся нашарить хоть что-то сухое. Ничего не было. Показалось, что слышит голоса. Заставил себя открыть глаз и начал им водить из стороны в сторону. Ничего не было. Темнота, в которой виднелись очертания разбитых окон и мелкий мусор.
Вспомнил, как однажды заснул на пляже и обгорел. Мозг заставил улыбнуться и он улыбнулся. Надо было срочно что-то делать и он попытался сдвинуться с места, но сил уже не было. Вспомнил, как в армии рассказывали, что нужно представить все самое любимое, самое близкое перед атакой и он попытался вспомнить, как девушка улыбалась, просыпаясь рядом с ним. Просто лежала и улыбалась. И как он врал ей, что все получится, потому что сам не верил. И не получилось. И все-равно она не обиделась, потому что верила. И вот он уже такой твердый, что не может заставить себя сдвинуться, дрожит и дышит с болью в груди. Так и не оставив после себя ничего ценного. Возможно, те косточки от абрикосов, что он швырял с балкона, все -таки прорастут. Возможно тот мальчик, которого он помог искать и нашел- стал опытным врачом и спасает жизни. Возможно, все не напрасно. Только этого вдруг показалось так мало.
Он упал на бок. Его голова больно ударилась о пол и в месте удара стало горячо. Это даже на секунду обрадовало его, но в следующую секунду он понял, что радоваться тут нечему. Крови не было, а голова заболела. Тепло трансформировалось в боль и он даже нашел в себе силы, чтобы начать тереть это место рукой.
А потом рука упала на пол и тоже ударилась. И он ждал, что место удара тоже вспыхнет теплом, но так не вышло. Вышла только боль. И он понял, что находится уже не здесь, уже это не он, потому что его личность вымерзла, а остался только скафандр на инстинктах. И стало безразлично. Он дернул ногой, вдохнул поглубже и замер. Время запульсировало в висках. Изо рта вырывался пар. Глаза были обращены внутрь так, что он будто бы видел свой мозг, который был весь покрыт синим гелем, как будто замерзал этот его главный орган.
В голове заплясали чьи -то голоса снова, но он не стал искать их причину.
-Когда же я ошибся? - спросил он себя.- Наверное, когда убегал от охранников и их собак. Когда упал в подвале в воду, нырнул и замер там, думая, что так его не заметят и спрятаться важнее, чем оставаться в сухом белье и тепле. Вот это была ошибка. Но не главная. А какая главная?
Где-то далеко-далеко за окном раздался гудок автомобиля, но до него было так далеко.
-Я беженец, - подумал он. Я верил, что смогу прожить в этом городе, но он убивает меня прямо сейчас. Я приехал сюда, у меня украли паспорт, за мной устроили погоню, я упал в воду, я замерзаю. Я замерзаю.
Внезапный приступ паники добавил ему сил. Он ощутил, что это те самые предсмертные несколько минут, когда телу дается еще один шанс. Сам не ожидая от себя такой прыти - снова достал зажигалку и начал чиркать ею. Искорки и небольшой огонек зачем-то обманули его. Дали веру в то, что сейчас найдется решение. Он чирканул колесиком еще раз, еще раз, еще раз и... из нее выскочил кремень, который улетел куда-то в темноту. Надежда спорхнула и улетела прочь, он остался один в этой комнате, на непонятном этаже, в городе Москва, в Ховринском недострое. А в кулаке осталась бесполезная пластмасска.
Я умер, - решил он. Я уже умер. В этой огромной и страшной, пустой больнице, с двухэтажными подвалами и злыми охранниками только мой дух, только моя оболочка. Мое "я" уже исчезло. И когда он это понял, в его груди, внезапно, что-то лопнуло. Он ощутил какой-то хлопок и стало очень больно. Эта боль была такой невыносимой, что он заставил себя очнуться. Все усиливающаяся, она поднялась из середины туловища и поднялась к горлу. И он понял, что такая жуткая, похожая на сведенную судорогой ногу, но только внутри его - боль толкает его встать. Он не мог сидеть дальше, потому что это было невыносимо. Словно кто-то начал вращать внутри него перьевое сверло размером с кулак. И он со стоном вздернул свое тело на колени, а потом и встал. Боль разлилась по всему его телу, как будто он весь и есть кричащие от боли вены, мышцы, нервные окончания. Изо рта его раздался хрип и он удивился. Он не думал, что сможет что-то кричать. По инерции он шатнулся в сторону окна, до которого было метров 7-10. И он сделал шаг, и второй, и третий. И все это время из его рта клокотала странная нота, которая была похожа на звук, который издает раковина, после прочистки вантузом.
Он не понял сам, что уже лежит грудью на подоконнике и смотрит в черноту двора, не прекращая хрипеть со свистом. Но этого было мало, поэтому он подумал, что может быть перекинуть свое тело дальше и разбиться. Мучения были такими осязаемыми, а смерть такой легкой. И он бы сделал это, но попытка поднять ногу привела к еще большей волне боли в груди. Он еще подумал, что наверное какой-то сосуд оторвался в его теле. Нога задела за что -то и он услышал звук катящейся бутылки. Его рука дернулась вниз, он почти сел на пол, но схватил бутылку. Потом он понял, что уже кричит от боли, а не просто хрипит и снова выпрямился, шатаясь на краю подоконника. И потом он швырнул эту бутылку в темноту и услышал, как она разбилась и как вдруг залаяли собаки. Он продолжал кричать. Было непонятно, какая громкость была у его боли, но потом он обвис на этом подоконнике, продолжая дышать и только крик его стал уже тише и снова стал хрипом. А потом он услышал это и, о боже, какой же это был прекрасный крик кого-то снизу, кто грозился сейчас найти его и дать ему пи...лей! Он лежал на подоконнике, улыбался и считал секунды, потому что больше всего на свете сейчас он хотел, чтобы его нашли. Единственный незамерзший глаз прищурился и он швырнул бесполезную зажигалку во двор, где кто-то уже придумывал, как найдет его и даст прикурить.