Найти тему
Белая ворона

Уродливые жучки на красивом платье

Рассказ является художественным вымыслом, совпадения случайны. Входит в цикл рассказов "Невкусный хлеб без масла"

Анечкины пухлые губы дрожали, обычно сухие глаза были заплаканными, слёзы текли, как пролитое из чашки молоко. Она стояла передо мной вся, как на ладошке, напуганная, застыженная собственными мыслями, притихшая, всё ждала, что я скажу.

- А чего тут делать? - опешила я и почесала затылок.

- Ну ты же взрослая, - всхлипнула она. - Если б я знала, то не пришла.

Я подумала, что сделали бы другие, и на ум мне пришли нравоучения, но во мне не было осуждения, оно всё высохло, как высыхает пролитое молоко, даже если его не вытирать. Я взяла Анину руку: "Ну сейчас подумаем". Тёплый ветер - Анюта выдохнула.

Я знала Аню не близко, мы познакомились на её последнем курсе - она приносила письма в нашу редакцию. Иногда она оставалась у нас на мелкую подработку, мы вдвоем пили чай и болтали о пустом и быстротечном. Переехав в большой город, она потерялась - столько здесь шуму, людей, идей, возможностей. Столько здесь оттенков серого - сразу и не поймешь, где хорошее, где плохое. Поступив в институт, она осталась девочкой с широко открытым сердцем, мир улыбался ей, а люди попадались хорошие и честные. Она по-доброму смеялась над моей недоверчивостью. Городишко, в котором она выросла, навсегда остался в ее характере доверчивостью, открытостью и любовью к близким.

В тот декабрь город лихорадило праздниками и распродажами, новогодние огоньки мигали тут и там, а рождественский альбом Синатры звучал ото всюду. Маркетологи знают, что на Валентинов день продают любовь, на Пасху - Бога, а на новый год - счастье. Анечка смотрела на разноцветные витрины, гуляла по ароматным и веселым ярмаркам и наконец поняла - нужно покупать близким подарки. Но денег было только на то, чтобы кушать в университетской столовой суп и готовить в обшарпанном общежитии тощую акционную курицу да дешевые макароны. Стипендии не хватало, из дома деньги присылали редко и мало, только если просить, а это было уже стыдно - мамка всё говорила найти работу, да где там - особо-то Аньку и не брали нигде, уборщицей разве что. Перед стипендией денег оставалось совсем немного, и, однажды, когда Анечка готовила на общей кухне в общежитии макароны без всего, она пожаловалась на пустые карманы Вероничке, девочке из соседней секции. Та выглядела смышленой и хорошей, готовила свинину под сыром и ела шоколадный батончик.

- Да делов-то! - хмыкнула Вероничка, и улыбка у нее стала мягкая, как жгутик из хорошо раскатанного пластилина. - Мне вот мама тоже не присылает денег, а работать неохота. Да и куда возьмут?

- И как ты выкручиваешься? - спросила Анечка, тихонько сглатывая слюну: на кухне так аппетитно пахло мясом!

- Да знакомые есть, им немножко помогать надо. Не работать. Они и денег дают.

- Не проституция? - С тревогой спросила Анечка.

- Неет, - насмешливо протянула Вероничка. - Ну в налоговую с ними сходить или в банк там, ну или еще куда.

- А зачем? - удивленно спросила Анюта.

- Ну ты из деревни что ли? Там подписать бумажки, ну или счет открыть на свое имя, а карточку им отдать. Не страшно, не режут, - хихикнула она. - Надо будет - обращайся. Я не жадная. Делюсь! - с этими словами она обнажила в улыбке ряд кариозный подгнивающих зубов и отдала Анюте кусочек шоколадки.

Макароны докипели, Анечка слила воду и пошла есть в свою комнату. Длинные спагетины быстро слипались, во рту после них оставался привкус муки, его сдабривало лишь сладкое обещание какой-то другой жизни, которое осталось во рту после шоколадного батончика. Вероничкины слова крутились у нее в голове. Всё это было ей не понятно, ну ясно, что трусы снимать не надо, а что делать-то? Это ощущение было хуже слипшихся макарон.

Перед самым новым годом Анечке нестерпимо захотелось поехать к родителям, обязательно с подарками. Как-то вечером она зашла в комнату к Вероничке, та кушала заказные роллы и была похожа на смешливую обезъянку, и сказала, что тоже может помочь её знакомым. Ну в банк там съездить. Вероничка закивала лохматой головой и сказала ждать ее завтра у университетской курилки после четвертой пары. В тот вечер Анечка спала плохо, на душе было тревожно.

Занятия на следующий день тянулись нестерпимо долго, хотелось сбежать из университета, но пар было четыре, как раз, чтобы дождаться Вероничку. После четвертой пары Аня нехотя поплелась в курилку - едкий сигаретный дым был ей противен, Анечке почувствовала, что она сама себе противна, и в голове у нее кумар вместо мыслей. Ей отчаянно, по-детски чисто захотелось, чтобы все сейчас рассмеялись, всё стало светлым и веселым. Но всё вокруг так же оставалось серым и безразличным к ней.

Вот и Вероничка. Она курит тонкую сигаретку, давится сухим смешком от шутки какого-то парня. Анечка зовёт её, та быстро тушит сигарету и приклеивает на губы пластилиновую улыбку.

- Пошли! Вон машина, - кивает она.

На парковке перед университетом стоит черная пошарапанная иномарка, в ней негромко играет незнакомая Анечке музыка. Спиной она чувствует взгляды тех, кто в курилке. Ей хочется уйти, сесть на электричку и к мамке.

- Я передумала, - говорит Анечка.

Вероничка насупилась, заговорила быстро и зло:

- Ты чё, я же людей напрягла. Приехали вот ради тебя.

Анечке стало гадко-гадко, и она села в машину. Внутри сидели двое не русских мужчин с одинаковыми вытянутыми лицами, от них пахло штукатуркой, колбасой и одеколоном. Минут пятнадцать они куда-то ехали молча, Вероничка притворилась спящей. Вскоре они остановились у низенького здания, Вероничка "проснулась" и сказала выходить. Напуганная Анечка заметила, что они остановились у банка N. Они зашли внутрь, Вероничка взяла талончик электронной очереди, и их тут же вызвали.

- Нам счет открыть и моментальную карту сделать, - скалясь в улыбке сказала смешливая обезъянка. И больно ткнула Аню в бок: - Паспорт давай!

Когда всё было окончено, они молча вышли из банка и подошли к машине. Вероничка ловко выхватила из Аниных рук карту и бумажки, протянула водителю. Тот закивал, дал ей пятьсот рублей, а Ане две тысячи. Две тысячи! Половина стипендии! Аня радовалась и горевала одновременно, две тысячи показались ей смехотворно маленькой суммой, и в то же время, она начала примерять в голове, как их потратить.

- Еще будешь? - спросила Вероничка.

Аня мотнула головой.

-Ну, - вздохнула она. - Понадоблюсь, ищи. Дело-то, как видишь, нехитрое.

Вероничка села в машину, которая тут же тронулась. Анечка стояла на незнакомой улице, поглаживая в кармане гладкие купюры. Она тут же зашла в первый попавшийся магазин и купила себе большую плитку шоколада. Аня шла по улице с наслаждением отламывая замерзшими пальцами сладкие квадратики и думала, что вот съездит к маме, привезет такой же вкусный шоколад, и больше никогда не свяжется с Вероничкой.

Но она ошибалась, и в том учебном году она оформила еще шесть карт. Каждый раз ей было гадко от этого, но нужда подпирала. Или это была только выдуманная нужда? Анечка уже и не знала. Через некоторое время, начались звонки из банка, Аня сбрасывала их, как уродливых жуков с красивого платья. В один из дней она пришла к Вероничке снова, но та вяло ответила ей: "Кончилось". Анечка переспросила. Глаза у обезъянки посерели: "Я больше не играю". Через неделю Вероничка уехала и перестала отвечать на телефонные звонки, в ее комнату в общежитии приходил участковый: походил по пустой комнате, поспрашивал соседей, кто что о Вероничке знает, да и ушел.

Вскоре Анечка нашла подработку - разносила письма после пар. Ей казалось, что это только игра, еще чуть-чуть, и всё будет по-другому: она найдет хорошую работу с большой зарплатой после института. Но вот закончилась последняя пара - так легко и не по праздничному, прогремел госэкзамен барабанной дробью Анечкиного взволнованного сердца, неожиданно просто и весело, будто праздник, прошла защита диплома. И вот Анечка, счастливая, растерянная и захмелевшая, держит в руках тонкую книжицу с твердыми синими корочками, которые пахнут Большой Жизнью.

Большая Жизнь никак не наступала - Анечка всё еще разносила письма, правда теперь еще взялась за посылки, потому что денег перестало хватать: она начала снимать вместе с подругами крохотную квартирку на окраине города. Аня всё бегала по собеседованиям - ну когда её возьмут? Когда? Куда? Она старательно приходила на назначенные встречи и приветливо улыбалась холёным кадровичкам, но раз за разом она понимала - её здесь не ждут. Однажды, через несколько месяцев бесплодных собеседований, Анечка, исхудавшая и поникшая, вдруг почувствовала, что сил у неё больше нет. Поплакав в туалете и сердечно попрощавшись с соседками по съемной квартирке, она уехала в маленький городок, в котором родилась и выросла. Таких историй тысячи.

Мама буднично восприняла её приезд - без упреков, но и без особой радости, будто бы её спросили, куда переставить комод из гостиной. Мама сразу же сказала дочери, что той нужно искать работу - содержать её денег нет. Аня согласилась и устроилась в магазин около дома продавцом. Её тут же взяли и сказали, что надо принести паспорт, трудовую, пенсионное и оформить карту банка N. Название этого банка Анечке напомнило Вероничкину пластилиновую улыбку. Карту оформить не удалось - банк заблокировал все счета, которые Анечка открывала для тех людей, которые пахли штукатуркой, колбасой и одеколоном. Она сказала директорше в магазине, что не сможет открыть счет банка N, на что та хищно улыбнулась и сказала, что Анюта, значит, аферистка и они вообще ее не устроят на работу без счёта в банке N. Анечка снова начала плохо спать, среди покупательниц ей часто мерещилась Вероничка.

Встревоженная, Аня приехала в город, где училась. Но что делать? В банк она идти боялась. Ноги подкашивались, от страха её подташнивало. Анечке казалось, что она больше не имеет права на Большую Жизнь. Она позвонила мне, хоть мы даже и не дружили, сначала мне показалось, что кто-то ошибся номером. Но, сбиваясь и всхлипывая, она попросила встретиться прямо сейчас. Подходило время обеда, и я согласилась. Встретились мы рядом с редакцией, и как только я вышла из подъезда и увидела Анечку, она расплакалась. Я отвела ее на широкую скамейку за домом, в котором располагалась редакция, она плакала в моё плечо, рассказывая свою историю.

- Молодая была, глупая, - шептала она, проглатывая слёзы.

Она боялась наказания и неизвестности. Дураку понятно, что это подсудное дело! Но что-то же делать надо! Как-то же надо жить... "Ну сейчас подумаем", - сказала ей озадаченная я, и теплый ветер ее дыхания защекотал мне шею. Аня выдохнула. Мы пошли в первое попавшееся отделение банка N и со скрипом, но закрыли счета. Теперь она больше не могла быть клиентом банка - Анечка побледнела и прошептала: "А как же я теперь буду продавцом работать?"

Эта история закончилась хорошо. В нашей редакции нашлась работа для Анечки, главред разрешил выполнять её дома и отправлять результаты по электронной почте. Анечка бросила работу продавщицы, а через некоторое время стала вести в местном Доме Культуры кружки для детей. Под новый год она приезжала в наш город с праздничными детскими программами. И она больше никогда не ела шоколадные батончики.