Когда родился Сережа, наш третий сын. Я сразу знала, что он особенный. Нет. У него не было отклонений в развитии, наоборот. Он был очень умный и смышлёный мальчик.
Братья его были старше на хороший порядок. И воспитание Сережи, занимался дед, отец мужа. Он был ветераном войны, получил контузию, с ампутированной ногой. Поэтому дед у нас был, труженик по хозяйству, пока все остальные работали в поле. Да, забыла упомянуть. Жили мы на окраине деревеньки их 20 домов.
В 4 Сережка научился читать, мастерить корабли и работать мелкими инструментами. В 5 он уже во всю знал математику, мог складывать вычитать, даже трехзначные числа. Я сетовала все на свекра, что загружает ребенка учениями раньше времени. В ответ же получала, что сын сам все выспрашивает и просто мозг у него, быстро схватывающий.
В школу он пошел в шесть. И уже через год попросился в старшую школу, потому что в нашей школе, знаний ему видите ли не хватает. А старшая школа была далеко от деревни. Километров 20 ехать. Ну и съездили, договорились, что его возьмут, а через пол годика, как он запутается во всем и устанет, обратно в начальную переведем.
Но через пол года, результаты у него были лучше большинства ребят в классе. Учительница его все нахваливала, говорила, что быстрее остальных школу закончит. Так и вышло. В 13 лет, Сережа закончил 10-й класс. Куда теперь девать ребенка, еще и такого маленького? Да и развитие останавливать не хотелось. Решил в колхозе поработать, денег на институт заработать.
В 15, скопив приличную сумму, уехал, поступил в МГУ, на математический. Тут у него и брат старший женился, сноху привел, ребеночка хотят. Денег помогать Сереже отправлять не стало.
Два года он там как-то пытался, карабкался, учился. Мы ему то картошки, то репки отправим, видимо старшие ребята все забирали.
После второго курса домой приехал, не узнать, одни кости видно, кожа прозрачной стала с голодухи-то. Устроился обратно в колхоз, но уже в администрацию. Один же такой, на всю деревню, образованный.
Кто-то из преподавателей машинку подарил, печатную. Он в предбаннике жил, дома с дитем, места всем не хватало. По ночам книгу писал. Не долго. Все говорил, что вот, книгу опубликуют, знаменитым станет, денег за книгу много дадут, и он учится продолжил. Грезила он этой учебой.
Через пол года, отправил книгу по почте, этому преподавателю. И замерзло время в ожидании.
Через год съездил в город, привез свою книгу, только автором указан, тот самый преподаватель, а не он. Психанул, в печь бросил. Копии то тогда не делались, чтоб в воровстве уличить.
Но и тут он горевал не долго. Написал секретное письмо в правительство. Что писал, ни кому ничего не рассказывал. Боялся за нас.
Через два месяца после письма, пришли за ним. Работу предложили там, наверху. Уехал.
Письма писал, наладилось, говорил все вроде как. Куда хотел изначально работать попасть, там и работает. Денег много прислал, чтоб брату дом свой построили, чтоб не теснились в одном. Ох, сколько счастья и гордости за сына испытали тогда. Один дед ходил, злился, что мол нельзя, нашему правительству такой великий ум показывать, они то знают как его погубить. Уезжать надо Сереже, да подальше, чтоб не нашли.
Года три он так проработал. Письма писал, денег отправлял. Ему там свою квартиру выделили. Жениться говорил, надумал, на ком, тоже не говорил.
Потом резко так, тишина от него пол года. Ни слуху, ни духу. Ну я с отложенных денег поехала по адресу с письма, узнать, чего да как с ним, жив ли.
Соседи на меня сначала как на чужую смотрели. А потом все и рассказали, что да, был такой Сережа у них в подъезде. Умный, да воспитанный. Сначала к нему люди приходить стали в форме, каждый день, он выходить из дома перестал, а потом и вовсе пропал на месяц. Вернулся избитый весь, ни скорая, ни врачи к нему не приезжали. Только одна приходила сестричка, все уколы ему какие-то ставила. И все. Еще через месяц зашел к нему Виталик, он у него всегда денег на водку занимал и видит картину, Сережа на полу сидит, пена изо рта идет, а он этой пеной рисует на полу. Он тут скорую и вызвал.
- Лежит теперь наш Сережа в 8‑й на Комсомольской. - закончила свое повествование баба Шура. - А мы к нему потом заходили, ни писем, ни контактов, чтоб родным сообщить. На правительство же работал, они и почистили там уже успели все.
Помчалась я в эту больницу. Долго объясняла все, упрашивала. Через час ко мне вывозят на каталочке. Взгляд в небо, слюнка со рта бежит, ручки, ножки не слушаются, мычит только. Меня даже не признал. Врач руками разводит. А я рыдать остановиться не могу. Какой мальчик у меня был, умница. За что ж его так, довели, успели? И ведь в человека обратно превратить сложно.
- Ему нельзя к людям. Он социально не устойчив. - Убеждал меня врач.
Я все же настояла. Совсем, а то в гроб сыночка моего загонят. Забрала к себе в деревню.
Год с ним мучились. Крики, истерики по ночам, ладно драться не лез. Уже думала, что зря забрали. Бабки повитухи приходили, все бестолку. Дед только старый, его каким-то хмельным настоем отпаивал. Как приступ начнется, он в него рюмочку вольет, тот утихомирится, да и на ночь одну.
Через два года, оживать начал, ручки ножки слушаться начали. А еще спустя год, дед его как маленького обучал все заново.
Вечером сидим, дед его укладывает.
- Я секрет знаю, военный, только тссс, за него убить могут. Разбогатеем... - И уснул.
Тут уж все понятно стало. Помешал наш гений, чьим-то коварный планам в правительстве, вот его и убрали.
Обидно, а ведь столько мог пользы своими знаниями принести. Вот она благодарность, за ум начитанный, да не востребованный.
Давно это было. Сережу так полностью и не исцелили. Ходил потом он еще лет 15, бабочек в поле собирал. Да все про тайну свою военную говорил.