Это история трех друзей, которые все еще живы. Это история о дружбе и любви, в ней нет насилия, убийств или каких-то будоражащих кровь подробностей. Это самая простая история дружбы и любви. И немного о том, как правильно хоронить близких.
***
Федоров, Доля и Максим Георгиевич, а также их любимая собака Кришна ехали на черном "ижике" комби по бетонке. В воздухе висела тишина и грозовые тучи висели, не разрываясь над дорогой и ели по бокам не покачивались. Было в них что-то успокаивающее, было что-то терпеливое, а в тишине этой - для всех в машине чувствовался финал. Они его ощущали буквально во всем
Все молчали, потому что говорить не хотелось. Три человека и собака нуждаются в описании, потому что многое становится понятнее, когда осознаешь, что за люди вдруг оказываются перед тобой.
Максим Георгиевич - полный мужчина, в возрасте 68 лет, носящий шляпу, с небольшими полями, вечно небритый подбородок и седые усы, которые он тщательно подстригал, был самым пожилым участником этого экипажа. Его потертый пиджак и очки носимые в кармане, золотое обручальное кольцо, навсегда прикипевшее к безымянному пальцу - все это составляло облик человека уже знающего, что впереди, что позади. Он сидел на заднем сиденье, рядом с собакой Кришной и одной рукой держал собачий ошейник, а второй дверь. Кришну можно было не держать, это была спокойная собака, которая обладала белой, с коричневыми пятнами, шкурой и немного растерянным лицом. Порода в ней угадывалась не одна. Тут был и сеттер, и что-то от лайки. Рука Максим Георгиевича иногда поглаживала лоб пса - тот прикрывал глаза немного, но продолжал глядеть вперед - на дорогу, по которой мчалась черная машина.
Вторым участником этого трио был Федоров и он был за рулем. Он носил синюю выцветшую кепку РЕЧФЛОТ, строительный комбинезон, в котором строил баню и сандалии. В глаза бросалось отсутствие части зубов с левой стороны рта и помятая рубашка, которая была по случаю застегнута до самой верхней пуговицы.
Человек это был неряшливый, но трудолюбивый. Он многое делал, но не все удавалось довести до конца, поэтому он часто решал вопросы временно. Скотч, клей, саморез - такие вот простые решения для большинства мелких трудностей. Машина его говорила о хозяине еще больше. Только одна дверь закрывалась уверенно, это была именно водительская дверь, поэтому все остальные пассажиры держали свои двери на всякий случай. Руль был обмотан изолентой, а вместо штатного радио, в панель была встроена mp3 магнитола, у которой не работало mp3. Она читала только диски в обычном формате, могла передавать радионовости, но на большее рассчитывать не приходилось. На панели были приклеены иконки "Спаси и Сохрани", а над ними очешник - коробка для очков. Слева от очешника был держатель для телефона, который держал пачку сигарет. На зеркале висел освежитель воздуха, который пах пачули. Когда-то пах пачули. Гордостью всех пассажиров и водителя была красная роза в оргстекле - ручка коробки передач. Машину Федоров называл не иначе, как Боль. Он так и говорил: "Сейчас боль заведу...", "боль не потянет", "садитесь в боль".
Машину тряхнуло и иконки "Спаси и Сохрани" отлетели в лицо Доле, который не успел увернуться. Он вздохнул и начал шарить упавшие иконки под ногами. Нашарив, он не спрашивая хозяина и не дожидаясь его согласия, открыл бардачок и принялся рыться в нем. Это говорило о древней дружбе этих людей, в которой вопрос "можно?" воспринимался, как оскорбление. "Все мое - твое", вот тот показатель доверия, который можно считать достойным в отношениях.
Доля был известен тем, что пытался всех взять в долю любого своего дела. Денег у него никогда не водилось, но он был рад "партнерским отношениям". Долей его прозвали, впрочем, и потому что фамилия у него была Долин, причем досталась она ему от жены, потому что другая его фамилия была страшнее и он решил, что фамилия жены лучше. Именно с похорон Ларисы они и ехали в этот день. И гроза никак не хотела начинаться, и похороны были только что, и мысли скрывались в чувствах, которые заставляли сердце печалиться.
Доля был в черной рубашке, черных спортивных штанах и сандалиях. Ему было 65 лет, что делало его пенсионером. Он, однако, выглядел лучше всех и волос на голове у него было много и они были рыжими. Это стоит отметить, потому что у Максим Георгиевича был седой ежик, у Федорова были залысины с брюнетистыми остатками по краям, а Доля был рыжим, потому что корни его были в Удмуртии.
В бардачке он нашел скотч, которым приклеил иконки обратно панель, убрал скотч обратно, предварительно подвернув кончик ленты для удобства нахождения его в дальнейшем и снова замер, глядя вперед.
Федоров лишь на секунду скосил глаза, глянув на иконки и тоже стал смотреть на дорогу. В этот момент машина выехала на открытую местность. Это были поля, над которыми все также висели грозовые тучи и несколько птиц носились в высоте, как будто играя со стихией. В открытое окно сразу ворвался запах травы, сырости, озона. Сидящий на заднем сиденье Максим Георгиевич тоже стал смотреть на эти поля и задумался о них.
-Можно было бы засеять все это пшеницей, - думал он. -До самой кромки леса заделать поле пшеницы.
А Доля думал: - Вот Лара бы сейчас попросила остановиться - подышать. Она очень любила разглядывать такие пейзажи.
Федоров за столько лет дружбы уже научился читать мысли друзей и начал тормозить. Ему захотелось выкурить сигарету, размять ноги и заодно убедиться, что заднее правое не начало спускать. Он остановил машину и выключил двигатель. -Надобно отдохнуть. - негромко сказал он. Они еще посидели немного, а затем Максим Георгиевич открыл дверь и выпустил Кришну побегать. Пес выпрыгнул из машины и стал обнюхивать дорогу. Доля вышел и оперся о крыло, глядя на тучи. Федоров вытащил пачку сигарет из держателя и тоже вышел - ему сложно было понять, что именно нужно сейчас говорить или делать, поэтому пока он просто молчал.
Друзья смотрели на эту не начинающуюся грозу и дышали русской природой, каждый по своему оценивая своё здесь и сейчас.
Максим Георгиевич перевел взгляд на Долю и внезапно спросил его:
- Анлрюх, а как рыжие седеют, интересно? Никогда не задумывался.
Он смотрел на друга, прекрасно понимая, что тот сейчас находится далеко не в самом лучшем расположении духа, но подумал, что говорить с ним все-таки нужно. На отстраненные темы, осторожно, но не давать перекипать чайнику.
-Я не знаю...-ответил Доля. -Я не видел, как другие седеют. Вообще, нас так-то мало - рыжих, - он посмотрел на Максима Георгиевича и печально улыбнулся.
В этот момент Федоров обошел машину и подошел к друзьям. Он уже прикурил сигарету и начал доставать из кармана смартфон.
-Сейчас узнаем...- сказал он. -Яндекс... Как седеют рыжие.
Повисло молчание. Все ждали ответа, продолжая думать о своем и вдруг несколько капель шлепнулись на черный капот "ижика". Еще одна попала на залысину Федорова и он задрал голову.
-Начинается...- сказал он. Продолжая смотреть в смартфон, он прошел к водительскому сиденью и сел на него. -Интернет здесь, конечно, не очень. - признался он. -Очень медленно грузится.
Максим Георгиевич, поспешивший занять свое место в машине, добавил:
-Все -равно очень интересно...
Доля тоже поймал рыжей головой несколько капель и решил сесть на свое сиденье. Кришна, увидев,что все садятся - подбежал к машине и забрался в нее.
-Грязные лапы...-констатировал Максим Георгиевич, но заднее сиденье было давно истоптано собачьими лапами и вряд ли стоило вытирать их или отряхивать. Сиденье вернуло бы лапам грязь.
Доля сидел и смотрел на смартфон в руках Федорова и, казалось, что ждет ответа на вопрос про седину рыжих, но на самом деле он оцепенело повторял мысль о Ларе.
"Она больше не будет будить меня так рано...".
Раньше, когда Лариса была жива, но уже в тот период их совместной жизни, когда шутки про "Ларису Долину" закончились, она полюбила так рано вставать, что казалось, будто за окном еще ночь. Ей было радостно проснуться и начать кипучую деятельность. Доля, допоздна сидящий за пасьянсом "Косынкой", просыпался от шума и потом не мог заснуть. Он спрашивал ее: "когда же ты перестанешь так рано вставать?" и вот, наконец, этот день наступил.
-Наконец-то!- сказал Федоров .
-Что там, Сань?- спросил Максим Георгиевич.
-Пишут, что рыжие сначала светлеют, выцветают как-бы... Еще пишут, что в мире всего 20 000 рыжих.
-А теперь девятнадцать тысяч девятьсот девяносто девять... - сказал Доля и тут ему стало тяжело дышать и он глубоко вздохнул.
Федоров тут же посмотрел на него, а Доля уставился на дождь, который лупил в лобовое струнами ливня. Слезы любят дождь, тут нет ничего удивительного. Они сидели в машине, слушали дождь и Кришна лег на свои лапы, наблюдая за водой, которой было так много вокруг.
-Спасибо,Саша. Еще раз... - пробормотал Доля. Максим Георгиевич положил ему руку на плечо, а Федоров повернул ключ в замке зажигания. -Надо ехать...
Они тронулись сквозь дождь, пробивая в пелене тоннель, который захлопывался за ними немедленно, как будто пространство сворачивалось позади автомобиля.
Трус , Балбес и Бывалый - так называла их троицу Лариса, потому что Максим Георгиевич был похож на Моргунова, а Федоров занимал почетное "Никулинское" место. Трусом выпадало быть Доле. В свою очередь Федоров называл Лару - "Кавказской пленницей". Или "Рыжей пленницей", потому что она тоже была рыжей.
-Ты машину будешь обратно перекрашивать? - спросил Доля у Федорова. - Надобно бы, а то ведь могут вопросы возникнуть... - сказал Саша Федоров - их бессменный водитель. У этих, уже давно живущих в деревне пенсионеров - не было траурных одежд, но каждый постарался подготовиться к похоронам, как смог. Александр перекрасил машину в черный цвет и оранжевый "комбик" превратился в траурный. Это то немногое, что он мог сделать для друга. И Доля был благодарен ему. Как и всем своим друзьям, которые оказались рядом в этот печальный момент.
Кришна ощущал , что в машине царит атмосфера печали и не шалил. Рука Максим Георгиевича покоилась на собачьей голове, иногда машинально поглаживая ее. Шины полировали мокрый асфальт, руки Федорова сжимали руль, пальцы Андрея Долина скребли мозоль на левой ладони. Они подъезжали к въезду в деревню и в тучах уже виднелся просвет.
-Чистый воздух какой...- вздохнул Максим Георгиевич.
-Очень....-согласился Федоров. Он остановил автомобиль у дома Доли и друзья оказались в замолчавшей машине.
-Ну, я пошел...-сказал Доля.
-Я зайду к тебе сейчас, только переобуюсь. - сказал Максим Георгиевич. Он похоронил свою жену еще десять лет назад и часто размышлял на этим парадоксом. Обычно, первыми умирают мужики, а в их компании все пошло иначе, но какой из этого можно было вывод сделать - никто не знал. Парадокс так и остался парадоксом, а вот то, что одному нельзя оставаться - выучили все очень хорошо.
Андрей вышел из машины и пошел к своему домику. Дождь почти перестал, но фигура идущая под редкими каплями все-равно выглядела жалко.
-Да уж... - сказал Федоров.
-Съезди к жене своей, Саш. - сказал Максим Георгиевич. -Съезди, пока есть время.
-Она не хочет видеть меня...- ответил Федоров.
-Она двадцать лет тебя не хочет видеть, но главное, ты на нее посмотришь, - сказал Максим Георгиевич.
-В Москву ехать надо... Это три часа за рулем, - подумал вслух Саша. Он сразу вспомнил, как выглядела его Юля в молодости, как некрасиво вышло расставание их. И как остались они даже не друзьями, а какими-то чужими людьми, хотя до этого жили мирно. Квартиру он оставил ей, а сам уехал в деревню, на свою землю.
-Кришну возьми, он тебе в дороге будет песни петь, - сказал Максим Георгиевич. Он открыл дверь и уже выходя из машины сказал:
-Давай уж сегодня Андрюху поддержим, а завтра правда... езжай в Москву. Я тебе советую.
Он вышел из машины и придержав шляпу, чтобы та не свалилась пошел к своему дому, который стоял рядом с Долиным. Федоров смотрел на держатель с пачкой сигарет, потом достал одну, но так и не прикурив, замер. -Наверное, правда нужно съездить. - подумал он.
Кришна перебрался с заднего сиденья на пассажирское рядом с водительским и посмотрел в глаза хозяину. Он был готов ехать с ним в Москву, в Нью-Йорк, в Милан, в Париж - куда угодно.
Федоров потрепал пса по его крепкой голове, убрал сигарету в пачку и поехал к своему дому.