Известный экономист Михаил Делягин в интервью «БИЗНЕС Online» рассказал, возможны ли пенсионный референдум и доллар за 50 копеек, а также оценил потери России от дефолта
— Можно ли оценить потери России от дефолта 1998 года? Кто-нибудь их подсчитывал?
— Это и деньги, и время, и люди. Огромное количество людей тогда просто погибли. Когда в бандитской экономике вы не можете заплатить долг, вас убивают. Но это неизмеримо. Преступники не подсчитывают последствия своих преступлений.
— Неужели нет никакой статистики на этот счет?
— Можно говорить об экономическом спаде. Но вот пример: то, что называют инфляцией за август 1998 года, у нас обыкновенно считают по неделям. И хвостик, последние три дня августа, в этом расчете инфляции не учитывают вообще. Хотя инфляция галопировала и росла тогда каждый день. Так что даже официальные данные по инфляции сильно занижены. Что же говорить про ВВП? Можно посмотреть на динамику смертности, можно посмотреть на рождаемость, на то, сколько людей уехали, полностью разочарованные в «этой стране», как они ее стали называть. Это была катастрофа.
— Какие-то выводы были сделаны из дефолта, дабы не повторялись подобные эксцессы в экономической истории России?
— Нет. И господин Кудрин, который был вынужден покинуть министерство финансов, где он на момент дефолта был первым заместителем (в отличие от Задорнова, Алексей Леонидович не способен, на мой взгляд, воспринимать реальность), потом 11 лет был министром финансов и внес огромный вклад в деградацию российской экономики и российского социума. Насколько могу судить, именно он является сегодня инициатором идеи повышения пенсионного возраста, от которой он, впрочем, художественно открестился, подставив всех остальных, включая президента и Медведева.
— Как вы оцениваете роль Виктора Геращенко, который в сентябре 1998 года сменил Сергея Дубинина в кресле руководителя Центробанка?
— Виктор Владимирович Геращенко спас банковскую систему. Если бы Эльвира Набиуллина занялась в ту пору банковскими санациями, она уничтожила бы все. Страна бы вернулась к медной монете времен Екатерины. А господин Геращенко действительно спасал все, что можно было спасти, не глядя на то, олигархический это банк или не олигархический, воровали там или не воровали. Ему нужно было спасти банковскую систему как таковую, и они с Парамоновой ее спасли. За каждым великим человеком обыкновенно стоит заместитель, и заместителем Геращенко была Парамонова Татьяна Владимировна, которая недооценена. Это несправедливо.
Геращенко в короткие сроки четко ограничил финансовую спекуляцию с валютой и обеспечивал поддержку рублями тех банков, которые без этого бы погибли, и в короткое время добился успеха.
— После 1998 года самым значимым экономическим спадом в банковской сфере был 2014 год или можно назвать еще какие-то вехи? И нынешние колебания курса рубля разумные или это только начало очередного большого обвала?
— Если не брать число погибших банков со времени правления Набиуллиной, которая их просто истребляла, то самый главный кризис пришелся, конечно, на конец 2008-го — начало 2009 года, как эхо мирового кризиса.
Что же касается до недавнего поведения рубля, это скорее разумные колебания. Понимаете, это реакция не на санкции, это реакция на разговоры, причем реакция на разговоры в Америке. Если это вызывает падение рубля почти на 10 процентов, это означает, что система вообще держится на соплях и чудовищные международные резервы, вдвое превышающие уровень, гарантирующий стабильность валют, при безумном управлении не значат ничего. Когда Набиуллина устроила девальвацию в декабре 2014 года, международные резервы были в полтора раза выше того уровня, который гарантированно обеспечивал стабильность по международно признанным критериям. Это поразительно.
— Таким образом, нынешнее состояние экономики нельзя назвать преддефолтовым — по сравнению с тем, как бывает предынфарктное состояние?
— Нет. Дефолт — это невозможность выполнять свои обязательства по госдолгу: внешнему или внутреннему. У нас с деньгами все замечательно. Мы залиты деньгами. В федеральном бюджете на 1 августа 8,6 триллиона рублей неиспользуемых остатков лежит без движения – с начала года эта сумма выросла на 2,4 триллиона... А международные резервы в два раза выше необходимого уровня.
Но тело без головы не существует, как тело не существует с головой, которая враждебна ему. Результат – наша социально-экономическая политика имеет склонность к суициду. Как у немецких романтиков была воля к смерти, у либералов – воля не к своей смерти, а воля к убийству России, насколько я могу судить. Воспитанники МВФ, воспитанники экономических убийц, в принципе, не могут придумать себе другой политики, кроме уничтожения своей страны, своего народа.
«ВОЗМОЖНОСТЬ ПРОВЕДЕНИЯ ПЕНСИОННОГО РЕФЕРЕНДУМА – ЭТО СКОРЕЕ ПРОЯВЛЕНИЕ ИНСТИНКТА САМОСОХРАНЕНИЯ ПРЕЗИДЕНТА»
— В нынешней ситуации, когда любой фактор становится раздражающим, неужели будут по-прежнему продавливать повышение пенсионного возраста?
— Будут продавливать. А то, что допустили при этом возможность проведения референдума, — это скорее проявление инстинкта самосохранения президента. У меня есть подозрение, что президент увидел каким-то образом интервью Михаила Шмакова, которое было опубликовано в «Фейсбуке» журналиста Андрея Караулова. Я плохо отношусь к Шмакову, но у меня есть ощущение, что если пенсионный возраст все-таки не будет повышен, то именно его придется признать спасителем России, потому что в своем интервью он говорил на том языке, который понимает наша управляющая система. Вот мой язык она не понимает. А Шмаков говорит на языке, доступном людям, которые носят бумаги на Старой площади.
— Но, на ваш взгляд, референдум может быть проведен?
— По закону референдум проведен быть не может, потому что собрать за 45 дней 2 миллиона подписей, чтобы их потом признали, нельзя. Даже если соберут, то признают ли? Но то, что саму возможность референдума допустил Центризбирком, то, что Элла Памфилова, опытная аппаратчица, выступила с ободряющей речью, тоже говорит о многом. Конечно, если мы будем сидеть ровно и не будем ходить на митинги, не будем собирать там подписи – тогда, конечно, ничего не будет. Под лежачий камень, как говорится, течет не вода.
— Каков ваш прогноз по повышению курсовой разницы? Доллар может достигнуть рекордной отметки, как в 2014 году, в 100 рублей, например?
— Он и в 2014 году не достигал, по секрету скажу. Евро достигал в некоторых заполошных обменниках, но не на валютной бирже. Он может подскочить, но сейчас он должен укрепиться или как минимум остаться на достигнутом уровне, потому что паника быстро закончилась.
— Почему в России так широко, в том числе на официальных телеканалах, обсуждается 20-летие дефолта? Это делается, чтобы предохранить Россию от возможных будущих обрушений или с какими-то иными целями?
— Спасать Россию можно, не дожидаясь очередного юбилея. Но это было чудовищное событие нашей истории, и логично, что мы его помним – без всякого политического замысла. Вторая возможная цель — не допустить разоблачения людоедской сущности либеральной идеологии. Как говорил покойный Немцов: а что нам было делать, если нефть упала до 8 долларов за баррель. Во-первых, не до 8 за баррель, а до 10, а, во-вторых, если бы воровали чуть меньше, никакого дефолта бы не было. Что же говорить, если федеральный бюджет украли весь? Норматив «распила» составлял 30 процентов от выделяемой бюджетом суммы. Это была официальная схема – я подчеркиваю, официальная.
— Может ли Россия в какой-либо фантастической перспективе вернуться к закрытому типу экономики, а заодно вернуть курсовую разницу к отметке 60 копеек за доллар, как это было в СССР?
— К полностью закрытому типу экономики мы вернуться не сможем, потому что не захотим, — это вредно, а вернуться к нормальной экономике, которая защищает свои интересы, – вполне. Если же мы, к примеру, проведем деноминацию рубля и нынешние 66 рублей станут 66 копейками, то при разумной экономической политике не то что 60, но и 50 копеек за доллар мы еще увидим.
