Глубочайшее различие между языками — в их интонациях, а не в словах и синтаксисе; она их душа, а последние — лишь бренное тело. Насколько естественно, воздушно, искромётно и весело южнорусское (малороссийское) наречие наших предков, которое мы ещё, слава Богу, успели услышать вживую, — настолько же противоестественен, топорен, туп и как-то по-особенному даже гадок так называемый «литературный украинский язык», особенно в его устном звучании. Он никого не обманет своим звучанием, которое сразу выдаёт для чуткого уха душевную низость его создателей. А ведь, казалось бы, формально и разница не очень-то между ними велика — но это лишь в сумме слов и «правил». Но сколь огромна она в самом тонком — в интонации. Здесь они так далеки друг от друга, что, наверное, даже народное китайское наречие по духу ближе нашему, чем это бандеровско-канцелярское изобретение. Последнее вместе с тем похоже на «американский английский» — той же топорностью и хамоватой надменностью. И американец, и наш «свидомит» всегда разговаривают так, как будто хотят в вас плюнуть. Молчание есть абсолютный язык, вмещающий в себя всё. Люди, на самом деле, — за исключением самых исключительных случаев — говорят только лишь для того, чтобы не молчать. Ведь молчание — это ужас бесконечности самого себя. А если «самого себя» не хочется узнать? Тогда спасением становится непрерывное говорение, которое уже само по себе почти заменяет нам счастье. Люди стараются делать вид, что говорят из-за практической необходимости — и сами даже начинают в это верить. Но это иллюзия. Для удовлетворения практической необходимости можно изъясняться и знаками. Говорение спасает людей от ужаса перед самими собой, ибо молчание оставляет нас наедине с Богом и Вечностью — а может ли быть что-либо более ужасное для человека?