Курская битва – ключевое событие Великой Отечественной войны. Для Вермахта это был последний шанс удержать стратегическую инициативу, для нас – начало наступления на всех фронтах. Житель областного центра, фронтовик Петр МИХИН прошел через самое пекло боевых действий на огненной дуге.
За «языком»
К началу сражения в районе Курского выступа командир артиллерийской батареи капитан Петр Михин находился к югу от Белгорода, на берегу реки Северский Донец.
– Она неширокая, но очень глубокая, – вспоминает Петр Алексеевич. – Гитлеровцы окопались на западном берегу – он высокий, гористый, деревья ветвями опускаются прямо в реку, а у нас голый песок переходил в мокрый луг. И вот наша центральная разведка узнала о том, что фашисты перебрасывают танковые дивизии из Франции под Курск. А нам необходимо было подтвердить это. Но полтора месяца никак не могли взять «языка». Потому что разведчики ползут ночью по лугу и песку – и прямо к гитлеровцам в руки. Я был командиром батареи, и через мой наблюдательный пункт прошло много групп разведчиков в расчете, что я их поддержу огнем. Но ночью ничего не видно: уползли они, затем раздаются пулеметные очереди – я вслепую начинаю стрелять, а куда — неизвестно. Из более чем 20 групп вернулись только три человека.
Взять «языка» было очень важной и сложной задачей.
– А поскольку я ранее был начальником разведки дивизиона и несколько раз сумел пробраться через передний край противника к ним в тыл, – продолжает Петр Алексеевич, – начальник разведки предложил командованию послать за «языком» меня. Хотя это было не положено: я командовал батареей, и у меня были другие обязанности. Но выбор пал на меня. И мне удалось справиться. (Ранее в одном из номеров нашей газеты мы подробно описывали эту операцию — прим. ред.). В результате «язык» подтвердил: да, это те самые немецкие дивизии, что были переброшены из Франции, а значит, наступление планируется в ближайшее время. За эту операцию наш герой получил свой первый орден – Красной звезды.
Огонь на себя
Выполнить задание ему помогли смелость, знания и солдатская смекалка.
– Соображал я хорошо, – вспоминает фронтовик. – Высшую математику изучил в Ленинградском пединституте имени Герцена, и преподавал ее нам лауреат Нобелевской премии Канторович. Эти знания очень пригодились. Я был на передовой, командовал батареей, дивизионом. По моим приказам действовали батареи, стоящие за горой, за леском: они не видят ничего, поскольку спрятаны, и я им должен так сигнал подать, чтобы они попали туда, куда нужно – точно в цель.
Математика позволяла делать, казалось, невозможное. Так я сумел положить снаряд в окно колокольни, где находился наблюдательный и командный пункт противника. И сделал это из немецкой трофейной гаубицы. Когда снаряд влетел и разорвался – я ослепил всю их артиллерию, и наша пехота смогла занять плацдарм за рекой: переправилась спокойно, как на пикник.
Или другой случай: дважды (под Ржевом и под Харьковом) я давал команду: огонь по мне. Что это значит? Под Харьковом мы взяли последнюю траншею у села Рогань, но немцы держались за нее до последнего. Большими силами пытались ее отбить: приближаются, обходят нас и окружают в траншее длиной в 100 метров. Кричат уже: «Рус, сдавайся, бросай оружие!» И тогда я по связи даю команду: вызываю огонь на себя! Почему-то другие не догадывались. А ведь при стрельбе происходит рассеивание, и снаряд никогда не прилетит туда, куда ты его направляешь с закрытой позиции – он обязательно отклонится. И вот благодаря этому отклонению снаряды попали как раз в тех гитлеровцев, которые нас окружили.
Ангел-хранитель
Читая книги Петра Михина, поражаешься, прежде всего, тому, как можно было, пройдя в буквальном смысле сквозь огонь и воду, остаться целым.
– Тут все вместе. И боевая подготовка, и спортивная, и соображение, умение мыслить. Наши советские школы и вузы очень хорошо готовили молодежь. Давали не только знания, но и умения. Но, помимо всего, еще что-то свыше хранило меня.
Да, после войны и особенно в старости я поверил в существование силы, которая меня оберегала. Вот я люблю черную смородину: возьму полстакана и столовой ложкой разомну так, чтоб ни одной целой ягоды не осталось – тщательно разомну, пока она в однородную массу не превратится. Но гляди ты: наливаю кипяток – 2-3 всплывают целенькие! Это удивительно, тут теория вероятности срабатывает.
Так и на фронте: есть категория воинов, которых называли неубиваемыми. Были у нас в полку два командира батальона, которых не брала ни пуля, ни снаряд. Выживали и все тут. И я был таким из артиллеристов.
Подчиненных терял я много… и это особенно тяжело, когда ты их успел хорошо узнать. Вот был у меня радист Салиев, таджик, тоже из «неубиваемых»… Он был детдомовец и мечтал о своем доме, о семье, о детях. Я его любил с собой брать, когда к немцам в тыл ходил: надежный очень был. И вот ползем мы с ним однажды – обстрел, снаряды рвутся. Я впереди ползу, кричу: «живой?» – «живой», – отвечает. Но через некоторой время слышу: «товарищ капитан, в шею ранило…» Подползаю, а у него кровь бьет фонтаном из сонной артерии. Я ее зажимаю, а кровь между пальцами. На операционном столе, конечно, сделали бы, что надо. А тут я ничего не могу сделать. А он уже угасает… и последние его слова: «не будет у меня семьи, товарищ капитан».
Стойкость духа
Вспоминается песня Высоцкого «Он не вернулся из боя», переданное в ней психологическое состояние: «Почему все не так, вроде все как всегда, то же небо – опять голубое…». И у Петра Михина есть много рассказов о тех, кто не вернулся.
– Да я и сам был уверен, что меня убьет. И самое трудное, когда этого долго не происходит. А ты знаешь, что все равно ведь убьют. И доходишь до такого состояния, что готов сам прыгнуть под вражеские пули, но нужно Родину защищать. Ненависть к врагу была запредельная, но человечность мы все же сохраняли в себе.
– У меня об этом есть рассказ «Отходчив русский человек». Был такой случай на Украине: гнались мы за гитлеровцами. Они, отступая, отстреливались. Бежим мимо колодца. Гляжу, поднимается старик, длинный, худющий, и одежда вся в заплатах. А на руках держит убитую фашистами девочку. «За что?» – кричит. А Володя Штанский, парень 17-летний, за мной бежит и все бормочет: «Ну, попадись мне, гад! поймаю – на куски порву!» Такое на них зло было! Они ведь как на медсанбат наш напали – всех раненых постреляли. И вот догнали мы одного фрица, я повалил его, и тут подбежал Штанский. Думал, что он его застрелит, но тот ударил его разок ногой… и на этом месть закончилась.
Наш солдат никогда не позволял себе бесчинства в отношении пленных и гражданских. Столько они испытали, столько вынесли, и, казалось бы, мстить вправе, когда у человека семью всю убили. но этого-то и не было, да и запрещено было по закону, за это судили…
Ну, народ у нас такой – не мстительный, особенно в отношении к гражданскому населению.
А ведь пройти таким солдатам, как Петр Михин, пришлось семь кругов ада. Но они не только добыли Великую Победу, но и продемонстрировали всему миру образец культуры, высокой морали и воинской выправки.
Олег Качмарский