Небо выпито до дна.
Ах, как жаль, что жизнь одна!
С левой стороны — Европа,
С правой — Азия видна!
Я в гостях у старого знакомого, мы сидим на его высоком деревянном крыльце, он курит невероятно злой "Беломор", а я некурящий едва уворачиваюсь от тяжелого дыма. Мой знакомый годится мне в деды наверно, ему скоро 80, через два года. По молодости у него было прозвище Обух, потому как ничем его не перешибешь. Упертый и по-хорошему злой мужик, в детстве я всегда его помнил с забекрененной кепкой и пресловутым беломором.
Ах да, еще он всегда слегла улыбался, цинично так и ехидно, казалось выплюнь он и притопчи бычок сигареты то обязательно выскажет свое язвительное мнение. Ну в самом деле ничем не прошибешь мужика, он в свои 60 еще лихо "воспитывал" молодежь раздавая крепкие тумаки и затрещины балбесам которые как-то по дурости решили у него двух гусей стащить. Крепко он тогда их, один троих поколотил.
-Я тебе щас голову дураку отрублю и скажу что так и было - медленно растягивая слова и будто смакуя предложение обычно говорил Обух особо провинившимся.
-Этот может. С этого станет - качали головой поселковые бабуси.
Но дед Обух не был каким-то дураком терроризирующим село, просто любил чтобы везде был порядок, а при случае мог это порядок навести. Вот такой всегда брутальный и слегка циничный, почти всегда, лишь один случай его подкосил.
Года три назад заболела его бабка, сильно заболела, да и померла летом. Вроде как обычное дело, никто не вечен, судьба такая. Собралась родня, дети-внуки, соседи опять же. Отвезли бабку на гору, где кладбище наше старое, похоронили. Попов у нас нет, просто хоронят, по-деревенски. Дед Обух те дни держался стоически, смурной был но не раскис. Мужикам которые могилку копали сам носил самогонки да курева, без лишней суеты сам всем распоряжался.
Все еще поражались мол смотрите старик то точно как камень бездушный и черствый. И только тогда когда из горницы выносили поминальные столы, одна из невесток старика сняла с табурета кружевные накидки связанные из лоскутов и понесла их выбрасывать в чулан.
-Оставь! Положи на место! - неожиданно закричал Обух, - это Нина их вязала, поставь обратно. Нина! Моя Нина!
Старик стал задыхаться не то от крика, не то от волнения, побагровел всего за пару секунд и покачнулся, старший сын Сергей едва успел подхватить внезапно обессилевшего старика. Обуха отвели в комнату и положили на кровать, но он еще долго плача причитал о своей супруге. И плетью обух можно перешибить...
Вот так Обух стал жить один, не часто но раз в месяц я заглядывал к нему, просто, как он сам выражался, побалакать. Август нынче холодный и уже темнеть начинает к 8, я смотрю на свинцовое небо и слушаю рассуждения старика. Разговор о жизни, она еще длится, но мысли давно уже о смерти...
И уносит нас ладья
С теплым именем «нодья»
На такие континенты,
Где никто нам не судья!..