«Учитель ! Какая наибольшая заповедь в законе ?» — Иисус сказал: «Возлюби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, — это первая и наибольшая заповедь. Вторая же, подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. На этих двух заповедях утверждается весь Закон и Пророки». — Матф. 22, 36-40.
В Писании, найдя два разных слóва,
Вступили в спор два рьяных богослова:
Один сказал: «Спасут нас лишь делá,
Их Библия нам ясно назвала:
«Голодного вскорми, одень нагого,
Проведай одинокого больного
И ближнему во всём, всегда, везде
Как самому себе, служи в нужде».
«Нет! — возразил другой, — спасёт нас вера !
Она лишь нашей праведности мера,
Открыло Небо всем спасенья дверь —
Лишь в Господа Христа всем сердцем верь!
В посланиях святой Апостол Павел
Учение о вере нам оставил,
Он говорил: «Делá нам не нужны,
Лишь верой мы спасать себя должны;
Законом дел не можем оправдаться,
Законом веры надобно спасаться,
Бог даром оправдание даёт
И дел от нас Он никаких не ждёт, —
Лишь верь в Христа, чьей кровью искуплён ты,
И в Бога верь, Чьей милостью прощён ты».
«Но кáк же так, — вновь первый отвечал, —
Я сколько раз в Писанье замечал —
Написано и здесь, и тут, и там,
Что каждому воздастся по делам.
Откройте «Откровенье Богослова»,
В главе двадцатой два последних слóва,
Четырнадцатый стих, но перед ним,
Вóт: «Каждый по делам своим судим».
В четырнадцтой главе мы видим то же,
Оно на предыдущее похоже:
«Блаженны те, кто в Господе почил,
Души своей от дел не отвратил,
На Небесах начертано их имя,
И их делá, как тень, идут за ними».
А вот в главе последней Откровенья
Даётся грозное предупрежденье:
«Так говорит Господь: вот-вот приду
И каждого с возмездием найду,
Чтоб каждому воздать не по словам,
А по его поступкам и делам».—
Так почему я должен лицемерить
И, вместо дел, сидеть и просто верить ?
Чтó значит верить — объясните мне:
Разглядывать иконы на стене ?
Иль хором петь в молитвенном собранье ?
Иль знать на память главы из Писанья ?
Иль ревностно ходить в церковный храм
И свечи с пирогами ставить там ?
Чтó значит верить ? Признавать словами,
Что Бог сердечно обошёлся с нами
И спас нас кровью Сына Своего,
Взвалив наш грех на голову Его ?
Но так любая быль иль небылица
В предмет словесной веры превратится,
Любое слово можно повторять,
И это в праведность себе вменять ?
Чтó значит верить в Бога, в искупленье ?
Признать словами их осуществленье ?
Но слово верить, кажется, глагол, —
К каким же вас он действиям привёл ?
Какое это действие внутри
Должны мы повторять не раз, не три,
А делать его много-много раз,
Чтоб заслужить прощенье Божьих Глаз ?—
Мне непонятно ! Я не знаю веры,
Которая болтает лишь без меры
И нагоняет беспредметный страх,
Не проявляясь в праведных делах.
Вы думаете, это я наквакал ?
Ничуть ! Взгляните, чтó сказал Иаков,
Иль вам Иаков не авторитет ?
Авторитет ? Так вот его завет:
«Без ясного и видимого дела
Мертва любая искренняя вера;
Чтó толку, если веры полон двор,
А все её делá похитил вор ?
Кого спасти такая вера может ?
Кому она в последний день поможет ?
Коль человек пришёл к тебе с нуждой,
Раздет и истощён своей бедой,
А ты ему, вместо одежды с пищей,
В Писанье слово доброе отыщешь, —
То вера твоя, хоть в словах не зла,
Подобна будет вымени козла.
Ты веруешь, что Бог Един ? Прекрасно !
Но то, что ты бездействуешь — ужасно !
Не делом ли отец наш, Авраам,
Пример глубокой веры подал нам ?
Ведь Бога он так преданно любил,
Что сына для Него чуть не убил;
Пусть этот случай заострён без меры,
Но он есть образ настоящей веры:
Кто верит Богу, тот на всё готов
И действует, не тратя лишних слов.
Раав, иерихонская блудница,
Сумела круглой дурой притвориться,
И ради веры сохранить в живых
Господних соглядатаев двоих.
Как дух животворит любое тело,
Так вера нас толкает сразу в дело,
И если дéла не свершаешь ты,
Тем самым веру упраздняешь ты». —
И самый главный в этом месте стих:
«Ты веру покажи из дел твоих».—
Чтоб в правоте простейших этих слов
Мог убедиться всякий богослов,
Напомню вам, что главное в Законе
Не веру вашу посадить на троне,
А Бога как Отца душой любить
И к ближним, как к себе, любезным быть.
Ведь тот же ваш святой Апостол Павел
Нас в этом недвусмысленно наставил,
В посланье Коринфя́нам он твердит:
«Пусть верой я хоть доверху набит,
Пусть мне открыты тайны Мирозданья,
Пусть гóры я сдвигаю с основанья,
Но если не имею я любви —
Гроша не стоют чудеса мои.
«Любовь же — милосердствует...», — заметьте !
А чтó бы это значило — ответьте !
Чтó значит милосердным быть, когда
У ближнего болезнь или нужда ?
Быть может, это — Богу помолиться ?
Иль сорок раз подряд перекреститься ?
Иль свечки в храме ставить за него ?
Иль, может, чудом исцелить его ?
А может быть, сидеть и в басни верить
И этим милосердие проверить ?
Давайте вот чтó сделаем сейчас:
К больному должен я идти как раз,
И мы, придя вдвоём домой к нему,
Вопрос нехитрый зададим ему:
«Какого милосердья жаждет он:
Того, какому учит нас Закон,
Или того, что, под личиной вер,
Придумал там какой-то лицемер ?»
Я думаю, что наш давнúшний спор
Закончим мы, войдя к нему во двор». —
*
Войдя к больному, богослов сменил
Того, кто на дежурстве ночью был,
Спросил о самочувствии больного,
Сходил на кухню, возвратился снова,
Больного тёплым чаем напоил,
Подмёл полы, постель перестелил,
Бельё прополоскал, бельё развесил,
Вопрос свой на весах приличья взвесил
И понял, что для брата своего
Больному должен он задать его.
И, молвив, обратился он к больному:
«Ефрем, ты много лет прикован к дому,
Ты сам себе не можешь послужить
И вынужден в зависимости жить, —
Как все больные, как любой калека
Зависишь от другого человека:
Придут к тебе и ты ещё живёшь,
А не придут — безвременно умрёшь;
А умирать нельзя тому, кто с Богом
Не слился в главном и ещё во многом,
Кто всех своих грехов не искупил
И ближних, как себя, не возлюбил.
Жизнь тела нам дана не ради тела,
Она бы смысла вовсе не имела,
Когда бы мы, пройдя сквозь тьму Земли,
Духовный плод к концу не принесли.
И потому-то тот, кто хочет к Богу,
Стремится жить не мало и не много,
А ровно столько, сколько нужно дней,
Чтоб с Богом сблизить жизнь души своей.
Поддерживать своё земное тело
Должны мы, чтоб душа покой имела;
Поддерживать собой тела́ других
Должны мы, чтоб покой был в душах их». —
Но богослов, что верить лишь желал,
В ответ на это слово отвечал:
«Ведь к Богу не любой больной стремится,
Не каждый жаждет духом измениться,
Зачем же буду я ему служить,
Коль он, как жил, так продолжает жить ?» —
Но богослов, что предан был делам,
Сказал: «И это поясню я вам:
За Совестью и нравом человека,
Хоть он здоров, хоть полный он калека,
Нельзя нам наблюдать, иначе мы
Из собственной не вырвемся тюрьмы.
Наш долг — исполнить долг, то есть добиться,
Чтоб он имел возможность измениться,
Но коль себя не хочет он менять,
На нас не должен этим он влиять.
Должны мы человеку предоставить
То, без чего себя он не исправит,
А выбирать — уже его черёд:
Идёт он к Богу или не идёт.
В чужом глазу пылинку не ищите,
В своём глазу бревнинку вы найдите;
Жизнь в том, чтоб делать должное самим,
А не следить украдкой за другим.
Бог всё для тела нам предоставляет,
Но многие ль из нас себя меняют ? —
Итак, к чему весь этот разговор ?
Да вот к тому, что с братом вышел спор,
Он говорит, что верой лишь спасёшься,
А я: делами к Небу доберёшься.
Так помоги же разобраться нам:
К чему стремиться: к вере иль к делам ?
А чтобы ты помог нам разобраться,
Тебе не надо сильно напрягаться,
Ты только слово правды нам скажи
И нашему спасенью послужи.
Скажи нам точно: отчего ты сыт,
Одет, согрет, ухожен и помыт —
От веры верующих всей Земли
Или от дел моей к тебе любви ?» —
Ефрем не сразу смог сообразить,
К чему вопрос и чтó хотят спросить,
Но, поразмыслив, всё ж сообразил
И, улыбнувшись, так заговорил:
«Арон, голубчик, чтó сказать мне вам,
Что жив я лишь благодаря делам,
Делам вашей заботы и любви,
Превосходящей все слова мои ?
Коль кто-то б меня верою кормил,
То он бы меня голодом сморил;
Коль кто-то б меня верою согрел,
То я б зимой, в морозы, околел;
Коль кто-то б меня верою подмыл,
То я б уже давно в коросте сгнил.
Какой тут может быть и разговор ?
И ктó вообще затеял этот спор ?
Ведь знает это каждый человек —
Во чтó угодно верь хоть целый век,
Но от бездельной веры никогда
Не утолится ни одна нужда.
Сиди и верь, что выстроится дом,
Но никогда ты жить не будешь в нём;
Сиди и верь, что в поле хлеб растёт,
Но в рот твой этот хлеб не попадёт;
Сиди и верь, что ты тепло одет,
Но будешь голым жить ты двести лет;
И точно так же верь, что лишь Христос
Грех мира на себе один понёс,
Но от того, что в это веришь ты,
Христу подобен стать не сможешь ты;
А коль не станешь ты таким, как Он,
Тогда к чему, скажи, весь этот звон ?
И, кстати, неужели лишь Христос
Грехи людей душой и телом нёс ?
А вы, Арон, ходя пять лет за мной,
Не тащите ли грех давнишний мой ?
Ведь кáк я жил по молодости лет —
Себе и людям сделал столько бед !
И от того, что глупо делал я,
До гроба тело искалечил я,
И вот в параличé навек я слёг,
И если б вас не подарил мне Бог,
И если б вы, Арон, в своей любви
Не понесли бы все грехи мои, —
То никакой Христос — свидетель Бог —
Ничем бы мне в мученьях не помог !
Быть может, я чтó лишнее понёс,
Но вот вам мой ответ на ваш вопрос:
Не вере, а делам святой любви
Дарю я восхваления мои !»—
Ефрем умолк, и понял Аарон,
Что правильно ступал по жизни он,
Что Богу нужен не словесный прах,
А милосердье в душах и в делах.
«Вот видите, — сказал он богослову, —
Как быстро мы постигли всю основу:
Коль брату ты в нужде не послужил,
Ты жил напрасно, хоть и с верой жил».
*
Чтó сделали вы людям на Земле, —
Сказал Господь, — то сделали вы Мне.
Коль вы добро их душам принесли,
Вы и в Моей Душе добро нашли;
Коль огорчали, жизни их кляня,
Вы этим огорчали и Меня.
Ведь Я — их Мать, их Истинный Отец,
Живу в глубинах душ их и сердец,
И всё, чем в тайне души их болят,
Печёт Мне душу, как смертельный яд;
Но то, чтó подкрепляет их сердца,
Крепит Меня — их Матерь и Отца.
Когда один в семье лежит больной,
Не в басни верить должен бы другой,
А сделать всё, чтоб брат, хоть и скорбя,
Не чувствовал заброшенным себя.
Когда в Мой Дом на небе ты придёшь,
Не веру в басни ты во Мне найдёшь,
А жертвенную жалость и любовь
К тому, в чьих жилах человечья кровь.
И коль в тебе любви Я не найду,
Мимо тебя бездушно Я пройду,
И как бы ты ни умолял Меня,
Я вспомню, как ты прогонял Меня,
Как не давал ты места Мне в тебе,
Как было тесно Мне всегда в тебе,
И Я, как узник, сидя взаперти,
Не смог в тебе развиться и взрасти
И жить в тебе, руководя тебя,
Чтоб жил ты, брата твоего любя.
Ты дереву Моей святой любви
Не отдал ни труды, ни дни свои,
Так чтó ж теперь ты хочешь от Меня,
Чтоб чудом Я — за миг — вошёл в тебя ?
Но чудеса — то выдумка лжецов,
Твоих земных, неистинных отцов,
Которые, чтоб взять в рабы тебя,
Всю жизнь дурачат баснями тебя.
Я ж — дерево. А дерево за миг
Не вырастет, прочти хоть сотни книг,
Хоть обойди все страны и моря,
Повсюду проповедуя Меня, —
Но коль Меня ты не взрастил в душе,
Я не смогу взрасти в тебе уже.
Иди, питайся от деревьев тех,
Кто презирал и славу и успех,
Кто на лишенья шёл ради любви,
Ни жизни не жалея, ни крови;
Кто страх одолевал ради того,
Чтоб ствол Любви возрос в душе его;
Кто голос Мой в себе не заглушал
И волю в Мою Волю отдавал.
Склони пред ними голову свою,
Они спасли собою жизнь твою;
Они, возненавидевши себя,
Закон Мой исполняли за тебя;
И гнев, что предназначен был тебе,
Прошёл огнём по их земной судьбе;
И ярость, бушевавшая во Мне,
Жгла их сердца на медленном огне.
Тот яд, каким Меня ты отравлял,
Я в их сердца без жалости вливал,
Ту боль, какою мучил ты Отца,
До смерти истерзала их сердца.
Ведь должен кто-то был, Меня любя,
Боль Совести изведать за тебя,
Стеная, плача, не желая жить,
Мученья плату за тебя вносить. —
И ты, спасён их мукой, будешь жить,
Но не затем, чтобы в ладоши бить,
Неметь от счастья и в восторгах млеть
И льстивые псалмы в их славу петь,
А чтоб, стыдясь и мучась от стыда,
Себя ничтожным чувствовать всегда,
Стараясь происшедшее взять в толк
И возвратить им твой ужасный долг.