Столько лет... Вся жизнь прошла с тех дней, когда началась война. Для меня, тогда маленькой девочки война началась неожиданно. Мои воспоминания о тех первых месяцах войны сейчас как паззлы, которые надо подбирать, чтобы сложить в цельную последовательную картину. Все равно это не всегда получается. Мы с мамой тогда жили в Киеве. Жили на улице Владимирской. В большом доме, наша комната была на третьем этаже. Мама работала библиотекарем в Киевском государственном университете. Я еще не ходила в школу, тот год был моим последним в детском саду. Иногда мама меня брала с собой на работу. Помню один такой день.
Солнечное утро, свежий воздух, как будто после дождя легким бризом обдувал лица. Мы с мамой, взявшись за руки, идем через бульвар Шевченко в университет. Я иду и раскачиваю наши руки, а мама что-то говорит. Сейчас уже и не вспомню что, но это и не важно. Потом я сижу у большого окна, за каким-то огромным столом. Ноги свисают со стула, и мне кажется, что бы встать на пол надо прыгнуть как с вышки. Мне это страшно. Вокруг полки, какие-то шкафы с книгами. Передо мной лежит огромная книга, и в ней почти нет картинок. Но были какие-то красивые буквы. Сижу и смотрю в окно. Еще помню стакан чая, как я его пью, держа обеими руками.
Все изменилось в одночасье. В этом году я должна была уже идти в школу, в первый класс. Я этого очень ждала. Я уже знала, в какую школу буду ходить и несколько раз мы с мамой даже проходили маршрутом, каким она будет меня водить в нее перед работой. Лето было знойным. Мама ходила на работу, а меня иногда оставляла с соседкой. Помню, что почти, что все время проводила тогда во дворе. У нас там, была целая компания. Даже помню, как однажды с подружкой, сейчас я и имени ее не вспомню, с тех пор мы больше не виделись. Мы пошли на Владимирскую горку. Она тоже должна была пойти в этом году в школу. И вот мы решили с ней пойти на горку, чтобы найти там «наше» место, где мы могли с ней встречаться после уроков.
Потом помню собрание у мамы на работе, в университете. Большой зал. Почему я там, не знаю. Зал битком набитый людьми. Вдруг, кто-то входит и все как один человек встают. Встает и мама, и я следом за ней, сидящая на крайнем около прохода сиденье. В зале были почто, что одни женщины. И каждая, встав начала оправлять юбку. Я это очень хорошо запомнила. Шуршание. Буквально почти, что на следующий день меня отправили в летний лагерь от детского сада, в который я ходила. Лагерь находился не далеко от Киева в городке Ворзель. Там было хорошо. Мы гуляли, играли. От наших корпусов минут за десять пятнадцать можно было дойти до какого-то озера. Не помню, как оно называлось. Нас пару раз туда водили купаться.
Наверное, прошло не больше недели. Дневной сон. Солнечный день. Мне очень хочется спать, но меня будят. Приехала мама. Я полу проснувшаяся иду к ней, она меня торопит, одевает меня, собирает вещи, и мы идем куда-то. Это не станция. Какие-то люди лошади телеги. Мы садимся в одну из них и едем. Так начинается моя совершенно другая жизнь. Уже после войны, когда я окончила школу, мама рассказала мне, что, приехав за мной на электричке, на ближайшую станцию, она узнала, что обратно в Киев уехать можно только на следующий день, и то если вообще еще будут ходить поезда. Она обегала почти весь городок пока нашла, кто бы согласился отвезти нас обратно в Киев. Как сейчас помню, это был какой-то бородатый дядька, которому, как рассказала мама, она отдала не только все бывшие у нее деньги, но и серьги.
Я уже не помню, как мы из Киева добирались до Москвы. Наверное, в каких-то товарных поездах. Тогда так ехали все. С остановками в поле. В беганье за водой на проезжающие станции. С обменом своих вещей на продукты у местных жителей. Так мы ехали к маминой сестре, которая уже не один год с семьей жила в столице. Но и в Москве, мы долго не задержались. В начале осени мы эвакуировались уже в город Дзержинск, тогда Горьковской области. Это не далеко от Нижнего Новгорода (тогда Горький), на берегу реки Оки. Мама там устроилась работать в библиотеку, какого-то химического предприятия. Мы жили в комнате, в каком-то бараке. Недалеко от реки. Первая зима была очень морозной. Все продукты были по карточкам. Есть было почти нечего. Топить было тоже почти не чем. Мама потом рассказывала, что одно дерево стоило больше 100 рублей, а получала она 300 рублей в месяц. Все наши вещи остались в Киеве, а то немногое, что мы взяли с собой, уже давно было обменено на продукты.
Хорошо меня мама иногда брала с собой на работу и водила в заводскую столовую. Мы ели с ней одну порцию на двоих и это была самая вкусная еда, которую я ела когда-либо в своей жизни. На следующий год там же в Дзержинске я пошла в школу. К этому времени я уже умела читать и писать. Меня взяли сразу во второй класс. Не помню, откуда, но у меня были учебники и более старших классов. Может это я брала у детей наших соседей по бараку. Все это в какой-то дымке догадок. Зато отчетливо помню сами учебники. Они произвели, тогда н а меня очень сильное впечатления. Почти что во всех из них, прямо чернилами на страницах были замазаны лица каких-то людей и вымараны целые предложения, а где-то и абзацы. Уже потом я поняла, что так стирали врагов народа, а тогда мне не нравилось, что кто-то черкает в книгах.
Еще, что запомнилось, так это то что город был полупустой. Утром, днем, вечером улицы всегда были почти пустые. Редкие прохожие и очереди в магазины, в которых отоваривались карточки. В центре города, на многих крышах появились зенитки, а в подвалах больших каменных домов бомбоубежища. Мы же жили в деревянном бараке, где-то на отшибе. Поэтому у нас появились землянки. Их вырыли сами местные жители. Я помню как над нами совсем низко пролетел немецкий самолет и скинул листовки. Все напугались, думая, что будут бомбить. Кто-то в нашем коридоре рыдал. А потом школу, в которую я ходила превратили в госпиталь и нас объединили с другой школой. Стало меньше уроков. Тогда мама приняла решение. Это было лето 1943 г.
- Лиза, ты уже большая девочка. Тебе надо учиться, а тут ты будешь отставать. Я не могу с тобой заниматься, мне надо работать, и брать тебя с собой на работу каждый день я тоже не могу. Ты поедешь к тете Лии, моей сестре в Москву.
- А ты?
- Я останусь, пока тут.
- Мама, я не хочу без тебя.
- Ты будешь жить у Лии, и в школу там же будешь ходить. Мы с ней уже обо всем договорились. А я к тебе скоро приеду.
- Я не хочу уезжать от тебя. Я буду делать, все, все задания, которые ты будешь мне давать. Я не отстану! Только можно мы будем вместе?
- Лизонька, мы и так вместе. Только сейчас ты должна уехать и пожить в Москве, а я тут. Но скоро я к тебе приеду, и мы опять заживем как сейчас.
- Мама, пожалуйста, я обещаю, что буду учиться лучше всех, не отправляй меня к тете Лии, хочу с тобой!
- Ну, не плачь. Через неделю, я тебя посажу в поезд. Там будет тетя, которая за тобой присмотрит, а в Москве, на вокзале, тебя уже будет встречать Лия.
Лиза понимала, что некуда деваться от принятого решения. Да и последние годы научили ее принимать то, что случается, безропотно. Она не стала больше упрашивать. Она сидела и тихие слезы текли у нее по щекам.
Уже в конце лета она жила в Москве, на улице Усачева, в квартире сестры своей матери. С осени начала ходить в школу. Делала уроки. Гуляла с подружками. Ее мать приехала в Москву, только после победы в августе 1945 г.