Дорога, точнее ее обочина,на грунтовом съезде, чуть поросшем травой стоит старенький Ниссан, чуть подернутый временем, но это не мешало мне его любить. Ласково выведенная собственной лапой Луна на передней двери бежевого автомобиля вселяла дух ламповой Японии. Да и пейзаж вокруг был подстать атмосферы,поле вокруг фермы на Севере, закатные лучи, которые подсвечивают облака,делая их ярко-розовыми,на горизонте стройными рядами возвышались подсвеченные теплым свечением в ярко оранжевый свет сосны. Тишину разрезали только лишь крики сов,пролетающих над нами. Тем временем мы сидели вдовем на капоте,слушали синтвейв,тихонько игравший из машины. Я то и дело мотался в салон,поправить провод,чтоб музыка не затыкалась. Капот от теплого солнца нагрелся, и несмотря на предсумеречный холод сидеть было очень приятно. Сидя вот в такой атмосфере, не хочется думать ни о каких проблемах, просто вот так сидеть, лампово беседовать.
Резко вспомнив что в салоне лежит старенькая, проверенная временем зеркалка, я оставив свою спутницу, ушел в поле, фотографировать закатное небо и уже темные силуэты деревьев. Пока я лежал в траве, ловя удачные кадры, взошла прекрасная, обрамленная кругом из теплого свечения желтая Луна, в ту ночь она была в полном своем великолепии. Не встречая на пути ни одного облачка, она всходила прямо из верхушек сосен, и делала это неспешно, но довольно заметно человеческому глазу. Звёзды нестерпимо яркие и крупные освещали все поле, которое простиралось так далеко, насколько было видно глазу, Кажется, протяни руку и дотронешься до их холодных, острых лучей. Наверное, именно про такую ночь писал Толстой, когда невозможно спать, и хочется смотреть и смотреть на эту красоту, боясь, что она никогда больше не повторится. А, может и правда, не повторится? Нет, это не парад планет, это парад всех звёзд, такой блистательный, что даже меркнет тусклая дорожка Млечного пути. Вот одна звезда не удержалась на небосклоне, и, прочертив золотистую линию, исчезла, упав где то в стороне Оки. У меня появилось нестерпимое желание, поехать ближе к воде, к той самой могучей реке, которая простиралась до самого моря.
Выползая из травы и отряхиваясь от сумеречной росы, я увидел что моя спутница включила ближний свет фар. Такой кадр я упустить не мог-прекрасная девушка, освещенная фарами машины, на фоне звездного неба с травой на первом плане. Сделав несколько кадров, я пошел к машине. Сообщив о своем желании поехать на берег Оки моя спутница моментально спрыгнула с капота, и так же ловко заняла пассажирское левое сиденье. Улыбнувшись и ласково проведя рукой по капоту и почесав ставшее как родное лисье ухо, я сел в машину. Синтвейв на несколько мгновений утих, когда я заводил старый двухлитровый мотор, он тихо зафырчал, являя наружу свою мощь, мне всегда нравилось как он это делал.Его незаносчивое мурчание было так приятно моим ушам. Но вот звук мотора приглушил ретровейв, он был как нельзя кстати. Ночь, звезды и старая машина-все идеально подходила под музыку. Аккуратно выезжая с обочины, и устремляя свой взгляд на грунтовую дорогу, плохо освященную фарами я ехал медленно, наслаждался моментом и жаль было насиловать подвеску машины.
Вскоре дорога в поле сменилась тем самым сосновым бором. Ночью тут было мрачно и веяло преданиями о обортнях, волколаках и прочих тварях, ждущих в ночи.Массив густого леса, перемежающийся с болотцами, из которых в ночи отчетливо слышались заунывные пения оставшихся одних легушек. С одной стороны хотелось быстрее проехать этот лес, а с другой, он манил меня своей атмосферой.Огромный, суровый и непроходимый бор утопает в полумраке и прохладе звездной ночи. Таинственный и даже пугающий, он тянется неподалеку от реки.Стволы деревьев внушительных размеров покрытые мхом, грибами и вьющимися растениями. Кривые ветви торчат в разные стороны, давая пристанище только самым смелым птицам. Всюду пахнет хвоей и влагой. Верхушки сосен устремлены высоко вверх, они практически полностью загораживают лучи солнца. Земля укрыта опавшими иглами и переплетениями корней. В этом лесу царит могильная тишина, и встретить здесь живое существо помимо птицы - удивительная редкость.
Но чувства страха что у меня, что у моей спутницы не было. С выключенной музыкой мы тихо ехали по лесной дороге, пробираясь все ближе к Оке. Она манила меня, хотя к воде я был равнодушен,но в эту лунную ночь, мне захотелось быть ближе к великой воде, несущей свои воды по всей земле. То и дело из леса доносились шорохи, и дорогу перебегали какие-то звери. Иногда совы пролетали так низко над дорогой что я несколько раз сбрасывал и так неспешный ход, чтоб не задавить шальную птицу.
-Странные птицы, эти совы.-заметила девушка.
-дааа, птицы наглые пошли, суицидники, ещеб на камаз тараном шли.- ответил я, открывая люк в машине. Собеседница засмеялась,и увидев открытый люк встала на сиденье и высунулась в него. Ее волосы легонько развевались на ходу.
-Как же хорошо ехать ночью, когда ветер обвалакивает тебя!.-крикнула она, уворачиваясь от совы. Я сказал что-то одобряющее, и продолжил наслаждаться моментом. Тем временем лес все густел и густел, и вот уже не было видно неба над головами. Спутница, поеживаясь от холода уже сидела рядом. Я остановил машину, залез в багажник, и дал ей плед. С удовольствием в него завернувшись она залезла обратно.
Ехали мы по этому лесу несколько часов, время там тянулось очень долго, и было очень странно что летняя ночь, все никак не уступала место утренней зорьке. Лес потихоньку начал редеть,открывая взору поле, но то было не такое же поле, с которого мы уехали. Огромное, уходящее под склон, внизу которого несла свои воды река. Полевые цветы, странно светящиеся в ночи синим и белым огоньками усеяли поле. Особенно интересно было смотреть за ними, когда их раскачивал легкий ночной ветерок, проносящийся по полю. Трава так и манила своим светом,так и хотелось в нее лечь. Выйдя из Ниссана мы побежали по траве, она была ростом с нас, скрывала нас полностью, мы скакали по ней, и было в этом что-то магическое, как будто мы были в трансе. Держась за руки, мы упали спиной в траву. Звезды сквозь траву выглядели еще красивее, пролежав так неимоверно много времени и не видя никакие признаки рассвета, я начал волноваться.
-На часах уже около четырех утра-начал я,- а рассвета все нет, немного странно.
-Так сегодня же Иван Купала, сегодня все странное- спокойной ответила рыжеволосая спутница.
Меня такой ответ полностью устроил своей странностью, и мы продолжали валяться в мокрой от росы траве. Прошло еще около часа, и мы начали собираться в путь к Оке,
На поле опустился густой туман. На востоке сквозь туман проступала еле различимая розоватость. Уже заведя мотор, мне захотелось въехать в него,в эти едва заметные комки этих игривых облачков. Их не догнать, не поймать, не сжать в кулаке и полюбоваться на этот диковинный серебристый кусочек ночного воздуха. Что-то тёмное вспорхнуло из оставшихся позади кустов. Птица пронеслась мимо,нас, вспарывая податливые хлопья холодной дымки, и растворилась во тьме. Мы ехали по еле заметной колее, туман же уходил от нас все дальше и дальше, он как бы расступался, давая нам путь. Дорога постепенно спускалась вниз, открывая нашему взору цель нашего путешевствия. Не первого и не последнего, но такого классного.. Вижу блестит. Ага! Река!
Свет луны отражался от водной поверхности. Мы остановились на поляне, вышли из машины,и сели на свое привычное мест-капот. До воды оставалось всего каких то пару метров.Луна так маняще отражалась в воде, что нам хотелось прямо сейчас идти и нырнуть за ней. Так приятно смотреть вдаль, на воду, которая постоянно движется, не давая целиком насладиться отражением звезд в ней. Моя спутница закуталась вместе со мной в плед, и так мы стали смотреть на небо,на нём видны огромные галактики, со своими спиралями и звёздными скоплениями. И они всегда мерцают зеленоватыми или малиновыми огоньками звёзд. Космос прозрачен, и как на ладони. На душе становится почему-то легко-легко.
То, что доступно только астрономам при помощи мощных телескопов, в ту ночь нам можно было разглядывать, не напрягая глаз. Иногда возникало ощущение, что можно прикоснуться пальцем к каждой звёздочке этих, чем-то неуловимо уютных своём мерцании, галактик. Потихоньку наконец на востоке начало появлятся зарево от Солнца, но звезды и не думали становится тусклее. Обнявшись, мы наблюдали как бы противостояние между звездами и рассветом.
Чем ближе было появление желтого гиганта, тем ярче становились звезды. Завораженно сидели мы, не проронив ни слова за все время рассвета
Воздух был очень свеж и неповторимые, ни с чем не сравнимые ощущения наполняли наши души до краёв какой-то особенной энергией, приятно растекающейся по всему телу.
Перед всё приближающемся восходом солнца студёный, розовеющий восток, словно в мутном,запотевшем зеркале,едва отражался сквозь дымку тумана, слоящегося в изгибе сонной реки, в еле заметном движении которой, бесшумном и полупризрачном, только и можно уловить течение времени. Во всём же остальном оно как бы остановилось и застыло.Нет ни малейшего ветерка. Тихо. Но это не та мёртвая, давящая тишина пустого, громадного здания, а несравнимо особенная тишина безмятежно спящей природы, живой и одухотворённой. Где-то вдалеке-далёко, как будто ошалев спросонок, стараясь драть горло до хрипоты,про горланили первые петухи, и опять всё затихло.
Слёзной россыпью в траве, на ветках кустарника блестит роса, свежая,студёная. Являясь предвестником погожего солнечного дня, она способна мгновенно прогнать сонливую вялость, если нечаянно заденешь ветку и она брызнет на тебя холодными искрами капель.Воздух пропитан лёгкой, влажной дымкой, а посмотришь вверх,- голубизна неба поражает своей глубиной и свежестью, изумительной прозрачностью. Кажется вот-вот сведёт лёгкие в непреодолимом желании распахнуть их столь широко, чтобы в едином вдохе вобрать в себя всю эту свежесть раннего утра.Дышишь глубоко и чувствуешь, как каждая клеточка наливается силой и энергией,изумительная бодрость наполняет каждую мышцу. И всё-таки стараешься дышать осторожно, боясь даже дыханием нарушить,вспугнуть эту воздушную, торжественно-прекрасную гармонию тишины и сна, покоя и жизни, как чудесную мелодию, беззвучную, но ясно чувствуемую. Дальние переливы соловьиных трелей лишь дополняли возникшее ощущение звучания прекрасной симфонии пробуждающегося утра.
А восток всё ярче и ярче, светлей и светлей, прозрачнее воздух с каждой минутой и вдруг, незаметно подкралось к краю горизонта Солнце, выхлёстывало из-за него целым каскадом море света и тепла, озарило сначала верхушки деревьев и вершины окрестных холмов, затем иглами-лучами пронизало гущу бора и не успевший спрятаться там туман, ослепительно ударил нам в глаза.
И тотчас всё приходит в движение. Первой вспорола тишину какая-то пичуга. Шумно сорвалась со своего ночлега и взмыла в голубую бездну, она залилась серебристым щебетанием, приветствуя восходящее светило. Откуда-то, вдруг, вылетел лёгкий ветерок, ударив озорно по веткам и стеблям, сбивая росу, которая мириадами живительных капель, падая в траву, будит там разную насекомую живность. Та же не замедляет заявить о своём пробуждении треском, стрекотанием, щёлканьем, порханьем. Всё это, вместе взятое, с шумом разбивает мелодию сна и, смешивая в весёлом озорстве медленные аккорды утренней симфонии, наполняет воздух новой, жизнерадостной музыкой света, движения,всем,проснувшимся для активных действий в новом дне жизни.
Тут уж не выдержали и мы. Вскочили, мгновенно сбросили с себя одежду и, стремясь опередить Солнце, побежали к речной глади успеть её разбудить, пока ещё дремлющую под покровом слоистого тумана. В радостном возбуждении, взявшись за руки с шумом расплёскивая по сторонам ночную пелену сна.
Вода, как будто, вздрагивая , будто с перепугу обжигает тысячами леденящих игл, но потом, обмякнув под натиском хлынувшего в неё солнца, сбрасывает с себя мрак ночи и вся пронизывается светом с поверхности до дна.
С хохотом барахтались мы в светлой, отдохнувшей за ночь реке и она озорно обдавала нас смехом тысяч искрящихся капель.
