Фантастический рассказ по миру "Древней Механики". Начало читайте здесь.
Князь Игорь Давыдович ехал с обозом, с тягачом, который тащил его мех. У него был старый «Волк», на каких уже не воевали, но облегчённой сборки и со многими переделками. Игорь был страстным наездником и техникой увлекался – к нему привезли самые необычные узлы и схемы, на что только хватало гривен. Были у него и умелые механики и несколько дружинников добрых. Мыслил он на празднике погоняться, да перед народом всем честным покрасоваться, как на своём «старце» легко он будет меж дерев проскакивать, да балки на ходу состреливать.
Обоз поднимал ворохи снега по бортам, двигаясь в серебристом облаке белой острой пыли. Их издалека заметили в Каменске, где уже был готов ангар для гостей.
Братья обнялись, посмотрели на большого накрытого сидящего «Волка», потом на двух «Витязей» Мстиславовых. Дворовые и отроки всё бегали, гостей принимали.
Когда приехавших разместили в гостевых клетях княжеского дома, Игорь встретил юного княжича.
- Дядька Ингвар!
- Владимирко! Ох, тебя не узнать! Уже мех-то водишь, небось?
- Отец заказал мне седло, скоро сделают. Доколе ещё ни разочка. А ты снова будешь плясать на своём «Волке»? После Коляды?
- Буду-буду. Вон притащили на тягаче. Надеюсь, сустав не порвётся, как тогда… Придешь, Владимирко?
- Приду, дядька!
Ингвар потрепал княжича по нежным, чуть мокрым от пота волосам и младой пошел восвояси.
А в палате Мстиславовой до ночи горел свет. Он сидел за столом над книгой, приложив руку к голове, но не читал. Наконец, почти около полуночи он послал отрока за техником. В дверь слегка постучали, вошел мужичок – это был главный технарь каменского цеха Ратко.
- Чего изволите? – спросил он.
- Слушай, Ратко, - Мстислав поднялся и достал с полки небольшой пульт, - помнишь, ты мне этот блок ставил на первого «Витязя»?
Ратко глянул на пульт.
- «Длинная рука», конечно. Блок удалённого управления.
- У тебя ещё один такой есть?
- Нет… ну, кренуть можно. Послать к Стояну-купцу, да привезёт, чего бы…
- Нет, не пойдёт, это долго… Значит, сейчас по-тихому пойдёшь, снимешь с моего меха, да поставишь на «Волка».
- На Ингваров мех? – переспросил Ратко тихо.
- Хочу шутку пошутить над ним. Как он плясать пойдёт. Только тихо чтобы и чтобы незаметно было. Ясно тебе?
На сём Мстислав своего технаря и отпустил.
***
Справили Рождество. Служба была людная, а мороз крепкий. Распарились все в церкви, а потом отпуст – и на улицу хлынули, аж пар из дверей повалил, вот это благодать была.
А на другой день и пир закатили. Как солнце в зенит вошло, все за город повалили, на поле – ждали как молодой князь плясать на мехе будет. Уж два лета подряд такие чудеса он показывал, такие коленца откидывал! Давалась ему стальная махина легко, слушалась, как конь.
На поле расставили на брёвнах мишени да преграды разные из дерева. «Волка» же вывезли за город на тягаче и поставили в полуверсте от народа, за рощицей небольшой. За ним приехал и Игорь на вездеходе. Лицо было мрачное, натянутое – волновался, должно быть. Где-то поодаль увидал он Мстислава – махнул ему рукой брат, тот ответил.
Подошел Игорь к махине своей, а тут рядом княжич Владимирко крутился.
- Ну что, младой?
- Хороший у тебя мех, дядька!
- Ага. Седой, да работает ещё.
Игорь помолчал задумчиво и улыбнулся, переменившись в лице.
- Может, со мной поплясать хочешь?
Владимирко по-детски открыто удивился.
- А можно?
- Можно! Там за седлом есть местечко. Только держись покрепче.
Ингвар помог княжичу залезть вовнутрь, нацепил на него шлем и крепко стянул, чтобы тот не болтался.
- Поехали!
Махина поднялась, пшыкнув раскалённым воздухом из движка. «Волк» сделал несколько шагов, чтобы выйти из-за рощицы. Владимирко припал к стеклу, нашел взглядом отца – тот стоял отдельно от народа, с дружиной.
Качаясь на шагах меха, мальчик помахал Мстиславу, заливисто смеясь. Игорь чуть развернул корпус и поводил левым орудием из стороны в сторону. Дружинники помахали в ответ, только князь не шелохнулся. Он смотрел на сына в кабине.
Уж как «Волк» дальше заплясал! Народ громкими криками отвечал на выпады меха. Но Ингвар забыл о смотрящих во все глаза людях, а только и приговаривал:
- А ну-ка ещё вот так! А ну ещё!
А княжич заливался смехом и охами на крутых поворотах, то и дело слегка стукаясь шлемом об что-нибудь.
Поднялся ветер. Всё поле заполнилось снежной серебристой пылью, в которой крутился гигант. Чёрную фигуру озаряли вспышки выстрелов. Плевки летящих по небольшой дуге снарядов лихо срезали многочисленные деревянные мишени, а стрелянные гильзы размером в пол-локтя шипели, падая в глубокий снег.
С четверть часа длился боевой «танец». Потом он отошел назад за лесок и посадил «Волка» снова на тягач. Раскрасневшийся Владимирко не помнил себя от счастья, когда за ним пришел отрок Мстиславов.
На другое утро только и разговоров было в Каменске, что о «Волке», да об умелом гриде Ингваре, князе молодшем.
***
У отца Илии после Рождества были тихие дни – народу ходило мало на службы, он с одним монахом, пленником князя, да пара старух, да Ефимья только и молились. А после сидел на краю оврага, что церковный двор опоясывал, да заснеженные долы рассматривал.
- Благослови, поп. Жизнью я тебе обязан, - Игорь подошел сзади, незаметно, но Илия даже не вздрогнул, а только медленно повернулся на голос.
- Зачем пришел, князь? Если увидят…
- Отблагодарить тебя хочу.
Игорь достал небольшой продолговатый кошель из кожи, в который были туго набиты продолговатые куны.
- Денег твоих не возьму. Я грех на душу принял. Тайну исповеди попрал…
- Какой же то грех, скажи мне…
Илия тяжело вздохнул.
- Княже, уйди, прошу. Не могу, увидят нас.
Игорь убрал кошель, огляделся.
- Ладно, как хочешь. Спаси тя твой Бог.
- И тебя, - одними губами ответил Илия, не поворачиваясь.
***
Мстислав стоял в пустых гостевых палатах, откуда уже вынесли все вещи. Через окно он видел, как в ночи горят задние габаритные огни – две пары поменьше и одна побольше, на тягаче. Послышались частые шаги – вбежал Игорь, в накинутой шубе, держа шапку в руках. Они ни разу не поговорили после пляски.
- Нехорошо, подумал, уехать, не простившись, - начал Игорь с ясно наигранной добротой в голосе, он прошел на середину комнаты.
- Доброй дороги, Ингвар, – ответил Мстислав.
Оба помолчали, потом Ингвар достал из внутреннего кармана какую-то плату с проводами.
- А я сперва и не заметил… Что у меня удалённое управление установлено.
Он бросил плату перед собой, она глухо ударилась об деревянный пол в пустой клети. Мстислав встал с подоконника, подошел и посмотрел на блок.
- Ты?! – спросил Ингвар зло.
- Зело повеселил ты Володьку.
- Сынок у тебя славный… - ответил молодший холодно, видя, что Мстислав не собирается говорить об улике.
- Его ради это и делаю.
В начищенную медяницу, что давали гостям, Мстислав налил воды из кувшина, омыл руки. Несколько красных капель растворились в прозрачной воде. Аккуратно переступив растекавшуюся лужу, он вышел и запер дверь.
Затем поднялся наверх и заглянул, приоткрыв дверь, в опочивальню к дочерям, они перешёптывались о чём-то. Потом зашел к Владимиру. Княжич уже лежал укрытый. Рядом горела свечка, мальчик изображал что-то тенью от пальцев на стене. Мстислав присел на кровать.
- Как он меня катал, отче! Как катал! - сказал Владимир горячим шепотом.
- Ты тоже так сможешь, сыне. Будь покоен. Будешь князем у меня.
Они оба посмотрели на Володимерову дружину – желтоватые, вырезанные из дерева фигурки разных мехов, которые стояли на столике поодаль, замерев в боевой расстановке.
***
Нежданная оттепель расквасила все дороги, превратив их в серое месиво. Собрались в Гостеце немногие – пара гридей верных и домашние. Женушки не было ещё у младшего брата. Мстислав не приехал, отправив тело машиной. Шептались, что князя Игоря бес утащил и что пил он отвар колдовской на Коляду вместо службы церковной, чтобы так «Волком» своим управлять.
Приехала Ефимья – будто на десять лет постарела, лицо желтое сделалось, глаза глубоко впали. Под руки матушку проводили по крыльцу княжеского терема, ввели в хоромы, где лежал князь младший, бел лицом, да серой парчой увитый.
Когда мать вошла, все молчали – несколько ближних сидело по лавкам вдоль стен. Перед иконами в углу на аналое лежала раскрытая Псалтырь, чтомая по усопшему, да чтец из церкви взятый, отлучился куда-то. Ефимья приблизилась к телу и, вяло перекрестившись на лики, начала тихо и неуверенно:
- Моё ты солнышко, молодшенький…
Но потом голос её запнулся, горло свело; она стояла на коленях с открытым ртом – а потом завыла, не в силах продолжить петь.
Александр Кондратенко
10 ноября 2017