Утром 19 июля 1947 года группа вооруженных людей, одетых в форму с нашивками британской 12-й армии, на джипе подъехала к зданию Секретариата — колониальной администрации в Рангуне. В одной из комнат западного крыла в это время шло заседание Исполнительного совета - колониального правительства Бирмы. Вел заседание фактический глава совета Аун Сан, сидевший во главе длинного стола лицом к дверям на деревянном стуле с высокой спинкой. Места вдоль стола занимали министры. Вооруженные люди быстро поднялись по лестнице, распахнули дверь и начали стрелять по тем, кто находился в комнате.
С тех пор ежегодно 19 июля в 10.37 по всей Мьянме проходит минута молчания. Жертвами наемных убийц стали девять человек разных национальностей и религий – члены правительства британской колонии, которая через полгода станет независимым государством. Виновным в убийстве был признан У Со – правый политик-националист и бывший премьер-министр колонии, который, как установило следствие, надеялся таким способом избавиться от своих политических конкурентов и расчистить себе путь во власть. Двое погибших в тот день были мусульманами – министр образования и национального планирования Абдул Разак и его телохранитель Ко Тхве.
Впрочем, сам Абдул Разак никогда не соглашался, если его называли «мусульманским политиком». Он считал себя «бирманским политиком, исповедующим ислам». Такая формулировка, безусловно, более точно отражала реальность – Абдул Разак не делил людей по национальному или религиозному принципу. При этом, его известность выходила далеко за рамки второго по населению города страны Мандалая, центра бирманской культуры и буддийской религии, где он прожил большую часть жизни и где среди бирманских националистов и борцов за независимость страны считался признанным лидером.
Сын инспектора полиции
Абдул Разак (в бирманоязычных текстах его имя обычно либо пишут латиницей «U Razak» с добавлением традиционного гоноратива, либо транскрибируют как «У Я За») родился 20 января 1898 года. В некоторых источниках местом рождения назван город Мейтхила, в других – Мандалай.
Его отца звали Шейк Абдул Рахман (бирманское имя – У Тун), по национальности он был «чолия» (или «чулия») - так в Мьянме традиционно называют тамилов из южной Индии, где в свое время долго существовало королевство Чола. И хотя бирманцы и тамилы-чолия знали друг друга с древних времен (правивший в Багане на рубеже 11 и 12 веков бирманский король Чанситта даже сумел обратить приехавшего к нему принца королевства Чола в буддизм, а большая мечеть «Чолия», куда и сегодня приходят молиться представители выходцев из Южной Индии, находится в самом центре Янгона, рядом с пагодой Суле), все равно, он был «чужаком», привезенным на территорию нынешней Бирмы британскими колонизаторами. Завозя из Индии в массовом масштабе полицейских, англичане следовали рациональному колониальному расчет: полицейские-чужаки не будут потакать местным, и при этом у местных не будет в руках даже полицейского оружия. Плюс не надо тратить деньги на подготовку местных кадров.
В Мейтхиле (городе в центральной Мьянме, неподалеку от Мандалая), куда Абдул Рахман был определен на службу, он встретил свою будущую жену, буддистку по имени Ньейн Хла. Супруги уважали друг друга – это проявлялось, например, в том, что никто из них не навязывал детям свою религию. Четыре брата и две сестры Разака стали буддистами, и в повседневной жизни пользовались исключительно бирманскими именами. Абдул Разак стал мусульманином, и одной из причин этого была дань уважения своему отцу.
После школы в Мейтхиле родители отправили его учиться в Рангунский колледж – самое лучшее на тот момент учебное заведение бирманской части Британской Индии, формально являвшееся удаленным учебным подразделением университета в Калькутте. Его учеба совпала со студенческой стачкой: в ноябре 1920 года колониальные власти решили объединить Рангунский колледж с баптистским колледжем Джадсона, присвоив новому учебному заведению статус университета. Согласно утвержденному властями законодательному акту о Рангунском университете, главой учебного заведения становился губернатор, а контроль за содержанием учебных программ был целиком отдан колониальным властям, без возможности влияния со стороны местного сообщества. Бирманское националисты тут же увидели в этом попытку англичан помешать студентам изучать бирманскую культуру и сделать из них в итоге послушных колониальных бюрократов. Но главное – студенты были обязаны платить за свое обучение и проживание на территории кампуса, что резко ограничивало возможность получить образование выходцам из малоимущих семей.
В ответ на это решение начался «университетский бойкот», охвативший не только Рангунский колледж, но и многие другие учебные заведения страны. Одним из активных участников этого процесса стал студент отделения английского языка Рангунского колледжа Абдул Разак. И хотя колониальные власти в итоге пошли на некоторые уступки, «университетский бойкот» вылился в широкое патриотическое движение. Молодые националисты начали создавать собственные «национальные» учебные заведения, целью которых должно было стать воспитание бирманских патриотов.
Парадоксально, но, по мнению националистов, учебным языком, в таких «национальных» школах должен был все равно быть английский. Они считали, что знание этого языка не только даст им доступ к широкому спектру мировых знаний и культурных ценностей, но и позволит превзойти британских колонизаторов, которые, как правило, не владели ни одним языком, кроме своего собственного. Именно поэтому неудивительно, что одну из двух крупнейших «национальных школ» Бирмы, основанную в Мандалае, в 1921 году возглавил недавний студент Абдул Разак.
В должности директора Национальной центральной полной средней школы Мандалая он проработает 21 год – до прихода японцев. Здесь, в Мандалае, он в 1938 году женится, и затем станет отцом троих детей. На следующий день после свадьбы он скажет своей жене Кхин Кхин: «Я хочу, чтобы ты знала теперь, когда мы поженились, что для меня есть два необсуждаемых правила. Первое – приложи все силы для того, чтобы не противопоставлять себя моей маме. И второе – будь осторожна, чтобы не противопоставить себя моей школе».
С палкой и с улыбкой
Существует множество воспоминаний учеников мандалайской школы о своем «саяджи» - директоре и учителе. Некоторые из них настолько отражают дух того времени, что сегодня их нельзя читать без некоторого удивления педагогическими методам Абдула Разака, современника Антона Макаренко в СССР. Вот, например, одно из воспоминаний: «Каждый раз, когда мы встречали саяджи, он всегда нам улыбался. Даже когда он брал в руки тростниковую палку, чтобы наказать школьников за их проступки, он делал это без гнева на лице, а губы его улыбались. Никто не мог сопротивляться обаянию, которое излучали его приветливое лицо и доброе сердце, и неудивительно, что люди любили его и уважали его».
Бывшие ученики школы вспоминают, что особое внимание Абдул Разак уделял обучению английскому языку. Он считал, что после обретения независимости, когда бирманцы будут сами контактировать с внешним миром, именно знание английского языка бирманцами будет одним из определяющих факторов для установления международных контактов. Он учил читать англоязычные книги три раза: первый раз – для понимания содержания, второй раз – выписывая незнакомые слова и снабжая их переводом, а в третий раз – чтение с учетом новой лексики. Для понимания английских фраз он водил школьников в кинотеатр на просмотр британских фильмов.
В здании школы все должны были говорить только по-английски. Если в речи проскальзывало хоть одно бирманское слово, провинившийся получал тяжелый висячий замок от двери класса и вынужден был носить его в руках весь день. Его могла спасти только вылетевшая ненароком бирманская фраза кого-нибудь из одноклассников – после этого замок менял владельца. Тот, кто получал замок последним, после занятий шел к саяджи, получал от него три удара тростниковой палкой по ладоням и оставлял замок в его кабинете – чтобы запереть класс на ночь. По воспоминаниям одного из школьников, больше всего он и его товарищи испытывали стыд, когда саяджи разбирал письменные работы, и за каждую ошибку ученик получал удар палкой перед всем классом. По его мнению, это был весьма действенный стимул для того, чтобы постараться избегать ошибок впредь.
Все эти истории для сегодняшнего жителя России выглядят пародийно. Но стоит заметить, что в тогдашней Бирме телесные наказания учеников были само собой разумеющейся частью воспитания. Больше того, они вполне легально практикуются и в современных мьянманских школах, где у многих учителей на столах лежат бамбуковые палки – хотя с наступлением нового века эта практика постепенно сходит на нет. Поэтому воспоминания школьников про любящего саяджи с палкой и с доброй улыбкой на лице вряд ли покажутся странными кому-нибудь даже из сегодняшних мьянманцев.
Но если английский язык был вполне сопоставим с личностью мусульманина Абдула Разака, то другой предмет, который он вел в гуманитарных классах школы, выглядел для него весьма странно – язык пали. Это древний язык буддийских текстов – до сих пор в мьянманских монастырях их заучивают на пали. И получается, что мусульманин Разак знал Палийский Канон буддизма Тхеравады лучше, чем многие монахи – больше того, он отлично разбирался в оттенках и толкованиях его текстов. При этом одним из любимых его занятий была беседа с образованными монахами Мандалая – такие его «посиделки» в монастырях были традиционными.
Но Абдул Разак преподавал пали не так, как его учат в монастырях. Во-первых, ученики в первую очередь не заучивали наизусть тексты, а изучали грамматику и построение фраз. А во-вторых, для записи слов пали Абдул Разак использовал латиницу (пали – бесписьменный язык, поэтому в Бирме его традиционно транскрибируют буквами бирманского алфавита). Он считал, что это не только проложит его ученикам путь к изучению санскрита (другого древнего языка), но и существенно поможет им в общении с буддистами из других стран.
«Отряд смелых»
При этом, будущих патриотов и борцов за независимость страны Абдул Разак представлял себе не в виде субтильных офисных клерков с беглым английским и знанием текстов на языке пали. Он пытался дать ученикам Мандалайской школы возможность максимального выбора видов спорта, которыми они хотели бы заниматься. При школе были секции баскетбола и футбола – по этим видам спорта часто проводились турниры между классами. Но сам саяджи отдавал предпочтение боксу – причем, не как болельщик, а как человек, периодически посещавший тренировки. Ему удалось уговорить стать тренером англичанина по фамилии Фишер – чемпиона Британской Индии, который однажды даже выиграл чемпионский титул в Лондоне. Несколько учеников Фишера в Мандалайской школе впоследствии стали чемпионами Бирмы и принимали участие в боксерских турнирах мирового уровня в Лондоне, Токио и Хельсинки.
Но бокс – это все-таки индивидуальный вид спорта, воспитывающий волю к победе и умение драться – но при этом не дающий навыков коллективного решения задач. Школьный класс сам по себе – уже коллектив, но у этого коллектива нет такой цели, которая бы безусловно объединяла его членов. Именно поэтому Абдул Разак добился разрешения на формирование при школе «Йе-да» (Yedat) - «Отряда смелых». Декларируемая цель этого состоящего из старшеклассников формирования была простой – оказание помощи полиции в поддержании порядка в городе. Но даже создать такой отряд Абдулу Разаку удалось не без труда.
Окончательно подчинив себе в конце 19 века Бирму, англичане делали все возможное, чтобы бирманцы забыли навыки обращения с оружием и вообще не имели знаний по военному делу, а значит – не представляли бы для них никакой угрозы. Именно поэтому для военной службы обычно привлекались солдаты с территории Индостана, или жители малых окраинных территорий Бирмы – прежде всего, качины и карены. Именно им предстояло подавлять возможные антиколониальные восстания бирманцев. Проводя политику «разделяй и властвуй», британцы не только стравливали эти народы с бирманцами (последствия этой политики хорошо видны до сих пор в межнациональных конфликтах на территории Мьянмы), но и христианизировали их, подчеркивая, что именно они, а не дикие бирманцы, достойны исповедовать такую же веру, как и их «белые господа». То есть, колонизаторы умело углубляли различия между национальностями Бирмы, создавая дополнительные цивилизационные и религиозные водоразделы.
Что получилось в итоге - наглядно продемонстрировало крупное антиколониальное восстание Сая Сана в начале 1930-х годов – то есть, спустя почти полвека после третьей Англо-бирманской войны, завершившейся окончательным превращением Бирмы в британскую колонию. Среди нескольких десятков тысяч повстанцев фактически не оказалось людей, знакомых с элементарной военной дисциплиной. С самого начала восставшие придерживались тактики открытых нападений, совершаемых большими неорганизованными толпами. При этом вооружение их состояло в основном из мечей, пик и ножей, при очень небольшом количестве старинных ружей и самодельных пушек. Повстанцы больше всего уповали не на оружие, а на татуировки и амулеты, которые должны были защитить их от британских пуль.
Англичане хорошо отдавали себе отчет в том, что если бы отряды Сая Сана были более организованы, солдаты подчинялись дисциплине и умели стрелять, а командиры владели хотя бы элементарными знаниями военного дела и тактики ведения боевых действий, проблем с восставшими было бы куда больше. Поэтому любая попытка создать что-либо подобное «Отряду смелых» вызывала у них большое подозрение. Абдул Разак сумел решить этот вопрос, потому что он сам был сыном полицейского начальника, и его отряд формально создавался именно в помощь полиции. Для колониальных начальников такой аргумент показался убедительным.
Членам отряда полагалась форма – зеленые рубашки и шорты цвета хаки. Одно это уже вносило элемент военной дисциплины, потому что школьная форма не предполагала наличия штанов (все ученики носили традиционные мьянманские юбки-лоунджи зеленого цвета), в то время брюки у многих бирманцев традиционно ассоциировались именно с военной формой. В «Отряде смелых» был даже собственный оркестр, который играл как военные марши, так и традиционную бирманскую музыку. По праздникам «Отряд смелых» колонной проходил по улицам Мандалая, демонстрируя строевую выучку и слаженность действий. Впереди, в такой же форме, как и все остальные члены отряда, шел саяджи.
Именно выпускники Центральной национальной полной средней школы Мандалая с их общей образованностью, боксерскими навыками и приобретенной в «Отряде смелых» военной выучкой, организованностью и дисциплиной оказались наиболее востребованы при формировании вооруженных сил Мьянмы – многие из учеников Абдула Разака потом стали офицерами в независимой Бирме. Но сначала надеть военную форму им предложили японцы, армия которых пришла в Мандалай в 1942 году.
«Я останусь здесь, и пусть японцы делают что хотят»
Японское вторжение в Британскую Бирму началось в декабре 1941 года. 9 марта 1942 года пал Рангун, до этого подвергавшийся опустошительным бомбардировкам. С февраля начались такие же бомбардировки Мандалая, в результате которых город подвергся значительным разрушениям. Сгорело более половины деревянных построек – в том числе знаменитый комплекс зданий королевского дворца. В результате бомбардировки 3 апреля была разрушено здание Центральной национальной полной средней школы. Считается, что погибли не менее 2 тысяч человек из тогдашнего 30-тысячного населения Мандалая. 1 мая 1942 года в разрушенный город вошли японцы.
Лидер созданной при поддержке японцев «Армии независимости Бирмы» Аун Сан с горечью говорил: «Я отправился в Японию, чтобы спасти своих людей, которые боролись как буйволы против британского правления. Но теперь к нам относятся как к собакам. Мы далеки от нашей надежды на достижение уровня людей, и даже для того, чтобы вернуться на уровень буйвола, нам нужно снова бороться.»
Сразу после начала японской оккупации Абдул Разак попал под пристальное внимание японской военной разведки Кемпетаи. В отличие от Аун Сана, видевшего в тот момент в японцах союзников, обещавших изгнать англичан и дать Бирме независимость, Абдул Разак не скрывал своего негативного отношения к новым оккупантам. Разрушения, которым подвергся Мандалай в результате японских бомбардировок, и та безжалостность, с которой новые оккупанты относились к местному населению, только углубили это его чувство. В свою очередь, японцы видели в нем выходца из Индии – то есть, потенциального (или реального) британского шпиона. В конце концов он был арестован в Швебо и затем переведен в Мандалайскую тюрьму.
А дальше начинается совсем удивительная история. Многие ученики Мандалайской школы стали офицерами марионеточной «Армии независимости Бирмы» (которую возглавлял Аун Сан), или были привлечены на службу непосредственно в территориальные подразделения японской императорской армии, где им присвоили ранги младших офицеров. Существует много воспоминаний о том, как они приходили в тюрьму Мандалая к своему саяджи, чтобы поддержать его и спросить, есть ли у него какие-либо просьбы. Не раз ему предлагали бежать. Один из авторов воспоминаний пишет о том, как он пришел в тюрьму – и охрана без проблем его пропустила, потому что он был одет в форму капитана японской армии. Он предложил вывести Абдула Разака из тюрьмы, поскольку тюремщики не осмелятся перечить офицеру. Разак был непреклонен: «Я не собираюсь бежать один. Побег возможен только вместе с моими товарищами, иначе я буду чувствовать себя человеком, предавшим их. Если так нельзя сделать – я останусь здесь, и пусть японцы делают что хотят».
Он обрел свободу в начале 1945 года – во время бомбардировки британцев ограждение тюрьмы было разрушено, а тюремной страже уже было не до заключенных. Абдул Разак вышел из тюрьмы вместе со своими товарищами – как и хотел.
«Мучительное рождение новой Бирмы»
Послевоенный период – это время, когда Абдул Разак реализовал себя как политик. В страну вернулись британцы, но они постепенно начинали осознавать, что времена изменились, и что в Бирме они уже не хозяева. Вопрос независимости стал делом времени.
Впрочем, политика в его жизни присутствовала всегда – с момента «университетского бойкота» 1920-21 годов. В 1938 году произошла очередная общенациональная студенческая стачка, и Центральная национальная школа Мандалая стала фактической штаб-квартирой студенческого движения Верхней Мьянмы. Учителя школы готовили еду для участников стачки, а сам Абдул Разак проводил с ними долгие часы в дискуссиях о том, что следует сделать для выполнения британцами требований бастующих студентов.
Именно в дни этой студенческой стачки, когда в Мандалае проходила конференция Бирманского студенческого союза, он прознакомился с Аун Саном – 23-летним студенческим лидером из Рангунского университета и одним из видных деятелей движения такинов («такин» по-бирмански значит «хозяин», и обращаясь друг к другу с титулом «такин» члены движения демонстрировали, что они, а не британцы, являются хозяевами Бирмы). Один из бывших учеников Абдула Разака, Такин Ба Ньейн, представил его Аун Сану. Будущий национальный герой Бирмы, который в эти годы только начинал свою политическую карьеру, был рад знакомству, потому что 40-летний Абдул Разак на тот момент уже стал одним из признанных лидеров национального движения за обретение Бирмой независимости. На конференции, кстати, присутствовал еще и гость из Индии, председатель Индийского национального конгресса Джавахарлал Неру, вместе со своей юной дочерью Индирой Ганди приехавший поддержать бирманских студентов, поэтому мандалайский студенческий форум вполне можно назвать временем судьбоносных знакомств.
В 1945 году Абдула Разака в Мандалае, наверное, знают все. Многие говорят ему, что он должен не ограничиваться пределами Верхней Бирмы, а становиться фигурой общенационального масштаба. В это время политические и общественные силы Бирмы объединяются в Антифашистскую лигу народной свободы (АЛНС), которую возглавил Аун Сан, чуть позже специально ради политики ушедший с военной службы. Мандалайское отделение АЛНС возглавляет Абдул Разак. Своим лидером его называют люди самых разных национальностей и религиозных конфессий, объединенные общей целью – добиться независимости страны от британских колонизаторов. Чуть позже его избирают членом переходного парламента Британской Бирмы.
В конце декабря 1945 года происходит еще одно событие – в Пьинмане (сейчас это один из районов столицы страны Нейпьидо) проходит учредительное заседание Конгресса бирманских мусульман. Абдул Разак становится его лидером – и тут же настаивает на том, чтобы эта политическая сила вошла в АЛНС. Он считает, что патриоты Бирмы должны не разъединяться по религиозному и национальному признаку, а действовать сообща, в рамках единой организации. Когда на одной из конференций ему задали вопрос о том, как он, представитель национального и религиозного меньшинства, чувствует себя среди бирманцев и буддистов, Разак возразил: он чувствует себя не меньшинством, а частью большого народа Бирмы.
При этом Абдул Разак не был наивным идеалистом. Он прекрасно сознавал те противоречия, которые уже тогда существовали между национальными и религиозными группами страны. Он был свидетелем кровавых антииндийских и антимусульманских погромов в конце 1930-х годов, захлестнувших Рангун и Мандалай. Но тон считал это болезнью роста, «мучительным путем», в конце которого все-таки удастся добиться подлинного единства и гармонии.
«В стремлении к самовыражению и самоопределению бирманские мусульмане были едины с бирманцами, бирманские мусульмане были значительной частью подпольного движения, Национальной армии Бирмы и отрядов партизан, - писал Абдул Разак. - Страна переживала тяжелейший период, лучшие представители молодых бирманских мусульман демонстрировали мужество не ради мест в советах или пропорционального представительства, или какого-то другого принципа, они не требовали никаких гарантий, они знали только, что идет мучительное рождение новой Бирмы, и что они – бирманцы, и что они обязаны быть всецело преданными своему народу.»
«В боксе все точно так же»
В сентябре 1946 года губернатор Хуберт Рейнс назначил Аун Сана вице-председателем исполнительного совета – фактически переходного правительства Бирмы, которое должно было обеспечить плавный транзит к независимости. Председателем был сам губернатор, но он заседания совета не посещал, поэтому Аун Сан становился ключевой фигурой в этом органе исполнительной власти. Тем не менее, сформировать совет, в котором большинство было бы у членов АЛНС, губернатор не разрешил.
Если взглянуть на список кандидатур, которые Аун Сан планировал для работы в Совете, становится ясно, что меньше всего он думал о национальной или религиозной принадлежности будущих министров. На первый план им ставились деловые качества и обеспечение представительства от большинства территорий Британской Бирмы. От Мандалая, второго по величине города британской колонии, наиболее достойным кандидатом для включения в Совет считался мусульманин Абдул Разак.
Для того, чтобы повлиять на решение о включении Абдула Разака в правительство от территорий Верхней Бирмы, в начале апреля 1947 года инициативная группа в Мандалае пошла на неординарный шаг. Ее члены объехали самых влиятельных монахов города, известных своим участием в антиколониальном движении, с просьбой подписать обращение в поддержку кандидатуры Абдула Разака. Свои подписи поставили десять монахов. При этом, один из них, Мья Тейн Тан Саядо, сначала выразил сомнение: «Но он же мусульманин!». На это сидящий рядом с ним сагайнский монах У Визаяджи заметил: «Он может и мусульманин, но он гораздо лучше большинства буддистов (в своем патриотизме) – поэтому подпишите письмо!». По воспоминаниям свидетеля этой сцены, Мья Тейн Саядо внимательно посмотрел на У Визаяджи, и затем без дальнейших вопросов поставил свою подпись. Остальным монахам не нужно было объяснять, кто такой Абдул Разак – они отлично его знали по совместным дискуссиям о текстах пали, а среди монахов было достаточно выпускников Центральной национальной школы Мандалая.
Краткий период рангунской жизни министра образования и национального планирования Абдула Разака совпал с временем ожиданий и надежд. Уже было подписано «Соглашение Аун Сан – Эттли», и Бирма стремительно двигалась к независимости. Разак в своей должности министра образования и национального планирования всячески способствовал тому, чтобы достигнуть этой цели как можно скорее. Рангунцы того времени описывают его как очень контактного человека, быстро установившего отличные отношения и с британцами, и с бирманскими колониальными чиновниками. Со стороны могло показаться, что Абдул Разак постепенно становится частью колониального истэблишмента – он даже часто стал надевать европейский костюм. Однако, впечатление было обманчивым.
Посетивший Абдула Разака в Рангуне один из его бывших учеников, которого он когда-то учил боксу, спросил его, зачем он играет с англичанами в гольф – люди думают, что он, подобно некоторым бирманцам, пытается подражать привычкам колонизаторов, считая, что они – носители передовой культуры. «Я играю в гольф, потому что я люблю мою страну и хочу быть ей полезен», - ответил Абдул Разак. А потом пояснил, что в гольфе, как и в любом другом виде спорта, человек раскрывает свой подлинный характер – и не его вина, что англичане играют именно в эту игру. Во время гольфа он внимательно наблюдает за британцами, и после этого лучше понимает, как с ними иметь дело. «В боксе же все точно так же», - добавил Абдул Разак.
Он призывал не откладывать важные решения на потом и не ждать, когда наконец будет провозглашена независимость. Действия, которые необходимы для независимой Бирмы и с самого начала должны проложить путь к сильному и процветающему государству, можно начинать уже сейчас. В июне 1947 года на вилле «Сорренто» в Рангуне проходит конференция, где после дискуссий в пяти секциях вырабатывается план первоочередных преобразований в экономике, которые должны начаться сразу после обретения Бирмой независимости.
Но было и другое решение, о котором Абдул Разак давно мечтал, и был счастлив, что именно ему, как министру образования и национального планирования, выпала судьба его принять. Он утвердил постановление о создании Мандалайского университета.
На этом документе, подписанном Абдулом Разаком, стоит дата - 16 июля 1947 года. До выстрелов в рангунском Секретариате, оставалось всего два дня…
Мусульманский саяджи
Многие ученики мандалайской школы, приходя в первый раз на занятия, удивлялись личности ее директора. Первое впечатление, о котором пишут авторы воспоминаний было таким: «Почему директором бирманской школы является этот каладжи?».
Слово «кала» (в написании латиницей – “kalar”) в Бирме/Мьянме традиционно служит для обозначения индусов, мусульман, а еще раньше применялось в отношении тех, кто пытался подражать европейцам – например, носил европейские костюмы. Бирманцы считают, что это слово появилось от видоизменившегося словосочетания «ку-ла» («прийти, пересекая»), в данном случае - пересекая Бенгальский залив, на другой стороне которого от побережья Мьянмы находится Индия. Вопреки нынешнему расхожему мнению на Западе (подогретому эмоциональными статьями о «притеснениях мусульман» в Мьянме), само по себе это слово, хотя и является просторечным, но вне контекста не несет никакой уничижительной окраски. Поэтому, называя Абдула Разака «каладжи» («большим кала»), дети просто в доступных им понятиях констатировали наблюдаемый ими факт. Больше того, бирманское слово «джи» означает не только «большой», но и «старший», или «уважаемый» - поэтому безусловно «каладжи», неоднократно упоминаемое в мемуарах о Разаке, носило позитивный оттенок. А Разак был именно «кала» по всем трем признакам: его отец был выходцем из Индии, сам он исповедовал ислам, и кроме того вне школы часто ходил в европейском костюме.
А потом ученики поднимались на второй этаж, где стояла большая статуя Будды и с удивлением отмечали, что «каладжи», оказывается, тоже уважает Будду, хотя и принадлежит к другой религии. И, наконец, начав обучение в школе, они видели, как к своему начальнику относятся учителя, и с каким уважением говорят о нем ученики старших классов. Они узнавали, что этот человек преподает в школе пали – древний язык буддийских текстов, а еще он отлично говорит по-английски. Так чужой для них «каладжи» постепенно превращался в любимого саяджи – с непременной улыбкой… и непременной палкой в руках.
В истории Бирмы/Мьянмы, где вместе сосуществуют люди разных национальностей и религий, Абдул Разак – не исключение. Одним из самых уважаемых студенческих лидеров Бирмы в 1930-х годах был мусульманин Рашид. Панлонское соглашение 1947 года между бирманцами и национальными меньшинствами, которое открыло дорогу к независимости страны, писал мусульманин Пе Кхин. А после провозглашения независимости в мьянманском правительстве были мусульмане-министры, в том числе преемник Абдула Разака на посту главы Конгресса мусульман Бирмы Кхин Маун Лат, или, например, Султан Махмуд – представитель мусульманского сообщества штата Ракхайн. Среди бирманских мусульман были известные журналисты, дипломаты, ученые, доктора, спортсмены. Были мусульмане и в бирманских вооруженных силах – среди них наиболее известно имя полковника Ба Шина, который, помимо военной карьеры, стал знаменитым бирманским историком.
Понятно, что с тех пор прошло много времени и случилось много событий. Вероятно, можно считать ошибкой закрепление за буддизмом в конституции 1947 года «особой роли» в государстве – хотя логика этого решения для страны, где 9 из 10 жителей буддисты, вполне понятна. Меньше всего могут быть оправданы заигрывания с бирманским национализмом во времена правления генерала Не Вина, в результате которых многие не-бирманцы и не-буддисты вынуждены были покинуть страну. Не без проблем живет мусульманское сообщество Мьянмы и сегодня.
Но при этом вооруженные силы Бирмы/Мьянмы, которые более полувека находились у власти и сегодня сохраняют политическое влияние в стране, всегда исходили из постулата, который стоит под первым номером в сформулированных ими «базовых принципах» (они закреплены в статье 6 конституции Мьянмы) – «недопущение дезинтеграции Союза». Союз – это Республика Союз Мьянма, и уже само название страны, которое не оспаривало ни одно правительство, говорит о ее многонациональности. Именно с этих позиций (а не исходя из умозрительных конструкций «религиозной ненависти») в первую очередь следует рассматривать жесткий ответ вооруженных сил на действия направляемых и финансируемых из-за рубежа боевиков «Армии спасения рохинджа Аракана» в штате Ракхайн. Потому что вся деятельность этих боевиков очень хорошо описывается словосочетанием «дезинтеграция Союза».
При этом, абсолютное большинство сегодняшних мьянманских мусульман – это, как и Абдул Разак, граждане страны, интегрированные в мьянманское общество. Среди них много известных деятелей культуры, юристов, и просто богатых и успешных людей. Несмотря на то, что по данным переписи 2014 года, мусульман в Мьянме всего 4,3%, целые отрасли экономики можно назвать «мусульманскими». В стране существуют мусульманские политические партии, активно работают мусульманские фонды и общественные организации – например, даже в самые жесткие годы военного режима в стране свободно действовали (и действуют сегодня) структуры мусульманского движения Джамаат Таблиг – кстати, запрещенного в России.
Военные и их политическая сила, Партия сплоченности и развития Союза (ПСРС), довольно хорошо понимают, что нужно учитывать мнения всех живущих в стране людей, независимо от нации и религии, которые давно являются частью мьянманского общества и не ставят целью противопоставить себя всем остальным. В прошлом созыве парламента, где большинство было у ПСРС, три депутата от этой партии были мусульманами. ПСРС пошла на это даже несмотря на возможные репутационные потери, потому что ее руководство понимало необходимость такого шага. Кстати, пришедшая к власти после выборов 2015 года более склонная к популизму Национальная лига за демократию, возглавляемая Аун Сан Су Чжи, так и не решилась выдвинуть в депутаты ни одного мусульманина, хотя ее руководство и сделало максимум пиара на убийстве в 2017 году одного из ведущих юридических советников партии, мусульманина Ко Ни.
В чиновничьем аппарате Мьянмы очень высока доля отставных военных, воспитанных на идее «недопущения дезинтеграции Союза» – и во многом благодаря этому властям удается противостоять всплескам буддийского экстремизма в стране, ставшим неизбежной ответной реакцией на агрессивные акции мусульманских боевиков в штате Ракхайн. А среди самих военных, где в офицерской среде очень много династий, до сих пор служат люди, дедушки которых вышли из Национальной центральной полной средней школы Мандалая. Понятно, что именно ученики Абдула Разака, после боксерских турниров и тренировок в «Отряде смелых», оказались наиболее подготовленными для того, чтобы стать офицерами новой армии Бирмы. Не случайно, что среди авторов самых теплых воспоминаний об Абдуле Разаке есть много отставных бирманских военных высокого ранга - и все они сохранили чувство благодарности и уважения к своему мусульманскому саяджи.
Именно поэтому ежегодно 19 июля, когда мьянманцы чтут память тех, кто погиб вместе с генералом Аун Саном, в списке мучеников для абсолютного большинства жителей страны нет изъятий. И среди других имен звучит имя Абдула Разака – бирманского мусульманина, всегда отрицавшего, что он принадлежит к национальному или религиозному меньшинству и утверждавшему, что он является частью единого народа Бирмы.
Петр Козьма
