Мы не спали третьи сутки. Рев танковых двигателей, лязг гусениц, пулеметные очереди, выстрелы из пушек, крики «Наздар!», села и города Чехословакии. Мы забыли о сне и отдыхе.
Танкисты Десятого особого добровольческого Уральского танкового корпуса стремительно двигались к Праге, где восставшие чехи держались уже пятые сутки. Наши танковые радиостанции принимали далекий голос непокоренной Праги: «Руда Армада, скорее на помощь!»
Осунувшийся от бессонных ночей дважды Герой Советского Союза командир бригады Михаил Георгиевич Фомичев давал последние указания. «Мы должны быть в Праге на рассвете 9 мая» — это был, пожалуй, его самый короткий приказ за годы войны. И снова грохот выстрелов, сливающийся с лязгом гусениц. Шел последний день войны—мы не знали об этом. Как и не знали, чьи танки останутся на пражских улицах вместе с экипажами, которые так и не успели выспаться после штурма Берлина...
И вот перед нами долгожданная цель: в 5 часов утра 9 мая притихшая, кое-где освещенная огнем пожаров Прага ждала своих освободителей. В серой предрассветной утренней мгле появилась и первая вражеская баррикада: толстые бревна, засыпанные крупным булыжником, перегородили широкую улицу.
Расчищая себе дорогу огнем, вперед двинулся танк гвардии младшего лейтенанта Гончаренко. Толстые бревна прогнулись, посыпался камень, и вдруг страшный удар потряс машину, она вспыхнула. Наши сердца дрогнули, переполненные ненавистью к нашим врагам и к врагам наших друзей. Заговорили танковые пушки, сплошной ливень огня обрушился на тех, кто с фаустпатронами и пулеметами притаился в подвалах пражских домов. На штурм баррикады шли все новые и новые машины — улица была очищена от врага. И сразу же тысячи горожан окружили наши танки, тысячи дружеских рук жали наши руки, нас обнимали, целовали. По нашим щекам, покрытым слоем пыли и пороховой гари, текли слезы счастья. Крики «Наздар, наздар!», полного значения которых мы тогда еще не понимали, но так хорошо чувствовали, были громче гула танковых двигателей.
Впереди находился враг, в предсмертной агонии он цеплялся за каждый дом, за каждый квартал. Надо было идти вперед. И молодые русские парни снова и снова шли в атаку на своих грозных «тридцатьчетверках», облепленных букетами пражской сирени. Это было редкое и, пожалуй, необыкновенное зрелище: жители Праги буквально бежали за нашими танками, они, пренебрегая опасностью, показывали нам вражеские батареи и пулеметные гнезда, окопы «фаустников» и заминированные участки улиц.
По броне моего танка дробно застучали пули, впереди на площади разорвался снаряд. Я лихорадочно искал через смотровой прибор вражескую пушку, спрятанную где-то в зелени парка, и вдруг увидел, что по площади с огромным букетом сирени бежит маленькая девочка. Она не знала о смертельном поединке экипажа советского танка с врагом, она видела только ярко-красную звезду на танке и бежала, бежала изо всех сил, спеша передать свой букет тем, кто принес жизнь и освобождение ее родному городу.
Длинная очередь немецкого пулемета огненной трассой перерезала ей путь, но она не понимала опасности и как ни в чем не бывало продолжала свой бег к краснозвездной машине. Это была вся благодарная Прага, вся близкая мне Чехословакия, протянувшая букеты сирени советским танкистам.
Танк рванулся из своего укрытия, свалил какой-то киоск, вырвался на площадь и своим могучим бронированным телом закрыл девочку. По броне вновь застучали пули, тяжелый снаряд разорвался рядом и градом осколков осыпал машину. У меня в запасе было несколько считанных секунд, секунд, которые потребуются немцам для выстрела, быть может, последнего для меня и моего экипажа. Солнце всходило над Прагой, я видел в перекрестье прицела вражескую пушку и темно-зеленые фигурки врагов, суетившихся около нее. Мы успели раньше.
Сделав выстрел, я выскочил из танка и втащил девочку в машину.
Танк задним ходом вновь ушел в укрытие. На том месте, где стояла немецкая пушка, зияла воронка. Из-под наших шлемов струился холодный пот, а пятый «член экипажа», крепко обняв нас, совсем по-взрослому кричал над оглохшими ушами такое чудесное слово «наздар».
Нас окружили плотной толпой жители Праги, маленькая белокурая девочка сидела у меня на плече, замерев от восторга, с букетом сирени в руках, она была героем этого последнего утра войны и находилась теперь среди своих.
Оставив девочку в толпе жителей, мы вновь, квартал за кварталом, продолжали очищать город...
Впереди закованная в гранит текла Влтава, мы остановились у моста, с противоположной стороны из-за здания парламента самоходное орудие противника вело огонь. Шли последние часы войны. Рота готовилась к последней атаке. И вновь, как и при штурме первой баррикады, открыли огонь пушки моей роты, пушки моих друзей Михаила Акиньшина и Анатолия Злобина, Геннадия Каширина и Вани Иванова.
Последние минуты войны. Посредине древнего моста страшный удар потряс мою машину, запах гари слился с нежным запахом букета сирени, оставленного чешской девочкой в танке. Я потерял сознание.
Друзья вытащили меня и мой экипаж из горящего танка, холодная вода из Влтавы привела нас в чувство. Война закончилась, мы дошли до Праги и освободили ее. Длинные колонны пленных гитлеровцев тянулись за город, на улицах разбирали баррикады.
Когда я смотрю на свою медаль «За освобождение Праги», мне всегда вспоминаются маленькая девочка Илонка, с букетом сирени бегущая к краснозвездной машине под немецким огнем, крики «Наздар!», заглушающие рев моторов, и горящий, как факел, танк Гончаренко.
Виктор КРЮКОВ, гвардии подполковник, кавалер четырнадцати орденов и медалей