«Элизабет Пейсли, срочно пройдите в отделение синхронизации! Элизабет Пейсли, срочно...» – механический голос звонким мячом отскакивал от белоснежных стен больничного коридора.
Молодая особа, маленькая, стройная, с милым личиком и острым, внимательным взглядом зеленых глаз ворвалась в отделение по переносу и синхронизации сознания.
– Что случилось?
– А! Лиззи, вот и ты! – приветливо улыбнулась полноватая брюнетка. – Есть дельце!
– Я слушаю.
– ЧП на станции «Эрриас» в Заполярье. Аппендицит, – брюнетка рассмеялась.
– Что, опять перенос? – Элизабет недовольно нахмурилась. – Кэти, уже третий за смену! Неужели у них там нет врача? Может достаточно консультации?
– Врач есть. И как раз у него воспалился аппендикс.
– Ясно... Ну а женщина там есть?
– Есть. Представляешь, одна женщина на всю станцию! – Элизабет облегченно выдохнула, но Кэти продолжила: – Она и есть тот самый врач, у которого воспалился аппендикс.
– Кэти! Да ты издеваешься! Вызови Томпсона!
– Не могу, дорогая, он только что вернулся с орбиты, восстанавливается.
– А мне, мне не нужно восстановление? Это аппендикс! Неужели нельзя подождать пару часов? Или они уже дотянули до перитонита?
– Милая, к чему эти споры? Ты же понимаешь, раз вызвали, других вариантов нет. Давай, иди, готовься, перенос через 10 минут.
Сознание разрывало на части. Оно рассыпалось мелкими осколками по бескрайнему полю памяти, оставляя миллионы нарывающих порезов, все, что было до, и чуть-чуть того, что будет после. Эта боль убила бы, продлись она секундой дольше, но в одно мгновение все исчезло.
Чернота. Темная, глубокая словно космос и такая же прозрачная, обступила со всех сторон, оглушила, убаюкала навалившейся тишиной, укачала нежностью. Уснуть бы навсегда, раствориться, стать частью блаженного ничто.
– Лиззи! Элизабет!
«Не хочу, тихо! Замолчи!»
– Мисс Пейсли!
Голос настойчиво врывался в безмятежную ночь. Мешал расплыться безбрежным морем, рассыпаться песком, впитаться водой.
– Лизааа!
«Отстань...»
Вдалеке, где-то на самом краю видимости махнул пушистый хвост кометы – что-то важное ждет, нельзя засыпать, что-то...
– Элизабееет, очнись!
Элизабет приоткрыла глаза и тут же зажмурилась – белый свет лился со всех сторон, яркий, режущий сетчатку, раздражающе настойчивый.
– Лиззи, ты как? Пришла в себя? – Кэти не умолкала, приводя в чувство напарницу.
– Кэти, заткнись... – мужским голосом прохрипела Элизабет.
– Ты же знаешь, дорогуша, мне по протоколу не положено. Давай, говори со мной.
– Голова ужасно болит. Кэти, давай договоримся, ты больше не будешь переносить меня в мужские тела, ты же знаешь, как я это ненавижу. У них совсем другие нейронные связи в мозгу, метаболизм, центр тяжести, они двигаются по-другому! Я хирург, я не могу тратить так много времени на адаптацию! – Элизабет прокашлялась. Села рывком и ее тут же вырвало на пол. – Вот чёрт!
– Что там у тебя?
– Как зовут этого идиота?!
– В которого тебя перенесли? Гэрисон, кажется.
– Этого Гэрисона под суд надо отдать!!!
– Почему? Что случилось?
– Этот придурок напился!
– Лиза! Я прошу тебя, Лиза, успокойся!
– Кэти, да как я могу успокоиться, как я буду оперировать в чужом ПЬЯНОМ теле?! Это просто немыслимо! Неужели не нашлось кого-нибудь более трезвого на этой чертовой станции?!
– Элизабет, – Кэти заговорила строгим, звеняще-холодным голосом, – ты прекрасно знаешь, панические атаки после переноса – норма. Так что возьми себя в руки, не в первый раз уже! Вспомни, как откачивала внучку того старичка с Паркинсоном! Ты ей тогда трахеотомию сделала и ничего не задела! А дедок весь ходуном ходил! Сознание управляет телом, а не наоборот. Ты справишься. Давай, включи датчик слежения на гарнитуре, чтобы я могла видеть твои перемещения со спутника.
Элизабет подняла руку к глазам. Рука была в чем-то измазана. Короткие, толстые, волосатые пальцы. Грязные, нестриженые ногти. «Как такой рукой держать скальпель, а завязывать узлы?» Нащупала кнопку на гарнитуре, нажала.
– Так, милая, отлично, вижу тебя, сейчас подгружу план здания. Ты там осваивайся пока. И да, не забудь телеметрию подключить.
Элизабет медленно встала. Голова раскалывалась, перед глазами стояла мутная пелена, тошнило. «Какая безответственность!» Осторожно, подыскивая дополнительную опору для рук и все равно пошатываясь, доковыляла до раковины, включила воду. Опершись на тумбочку, глянула в зеркало. Из зеркала на нее смотрел мужчина средних лет, набрякшие веки, под глазами синяки, будто хозяин этого осунувшегося лица не спал целую вечность. Всклокоченная борода – «так вот, почему так чешется подбородок!» Элизабет оттянула веко, открыла рот и посмотрела на высунутый язык.
– Да уж, у этого Гэрисона серьезные проблемы со здоровьем, и похоже, дело вовсе не в выпитом накануне.
Элизабет зачерпнула воды и наклонилась над раковиной, чтобы умыться, но неожиданно задела головой полочку – Гэрисон был выше на целую голову. Полочка отскочила, ткнулась в зеркало. Измученное лицо в серебристой глади покрылось сеточкой трещин. «Плохая примета...»
После комплекса упражнений для обретения контроля над чужим телом и 15-минутной капельницы, очистившей кровь от алкоголя, Элизабет была готова начать операцию.
– Так, Лиззи, странно, конечно, что тебя никто не встретил, но их там на станции всего-то пять человек зимует, а мы и без них прекрасно справимся. Ты сейчас находишься в блоке номер пять, операционная недалеко, блок номер три, я тебя проведу. Выходи и иди направо.
– Кэти, знаешь, тут страшно холодно, напомни мне после возвращения потребовать компенсацию за пережитые неудобства.
– Ха, как же, от этих жмотов дождешься!
– Знаешь, если честно, я давно уже думаю завязать с переносами. Конечно, платят хорошо, но переносов становится все больше, а мне каждый раз все сложнее собраться и вернуться в себя. Да еще и такие стрессы, вроде этого пьяного мужского тела. Нет, я не могу больше, устала.
– Лиззи, неужели ты бросишь меня? Так, на этой развилке тебе по коридору налево, третья дверь справа.
– Сегодня же напишу заявление. И уйду в отпуск, знаешь, сколько я в отпуске не была? Вечность!
В крохотном помещении предоперационной Элизабет подстригла ногти, облачилась в чистую одежду, тщательно вымыла руки. Через блок стерилизации прошла в операционную. На столе лежало обнаженное женское тело.
Женщину можно было бы назвать красивой – правильный овал лица, большие, широко распахнутые глаза, четко очерченные губы, тонкая талия, длинные ноги, пышная грудь – если бы не одно обстоятельство. Женщина была мертва. Губы абсолютно синие, в глазах застыл беспросветный ужас, лицо искажено гримасой невыносимой боли, на животе рваная рана, будто крысы прогрызли плоть и выели все внутренности.
Элизабет отшатнулась, и, не удержав равновесие, грохнулась на пол, свалив стол с инструментами.
– Лиза, что там?
– Кэт, она мертва. Кэт! Ты должна срочно забрать меня отсюда!!
– Лиза, я тебя не понимаю, говори медленнее! Объясни, в чем дело?
– Она мертва, Кэт! И это не аппендицит!
– Лиза, подожди, подожди минутку.
– Кэт, ты сдурела?! Что значит подожди? Я не могу ждать, она мертва и я, я не понимаю, что это! – но Кэти неожиданно отключила связь, немыслимым образом нарушив протокол поведения при переносе.
Элизабет медленно подошла к столу, заглянула в зияющую рану, протянула руку в перчатке к обескровленному телу. Вдруг ее мужское тело сотряс невероятной силы спазм. Внутренности сжимало и жевало, кишки словно накручивались на невидимый кулак, желудок и пищевод жгло так, будто она съела десяток перцев чили. Элизабет рухнула на пол, взвыв диким голосом. Сквозь боль до нее донесся еле слышный голос Кэти.
– Лиз, Лиза! Что происходит? Данные телеметрии зашкаливают!
– Кэти, забери меня отсюда, – простонала Элизабет.
– Лиза... Я не могу.
– Что?! – шок от услышанного ненадолго отогнал боль. – Что значит ты не можешь? Кэти, пациентка мертва, а с этим телом, с ним что-то не так. Я не могу в нем оставаться.
– Элизабет, мне очень жаль... Но Гэрисон... Он сбежал. В твоем теле... Нам некуда тебя перенести... Но его ищут! Ты только не волнуйся! Его ищут и обязательно найдут! И тогда мы сразу, поверь мне, сразу вернем тебя обратно! Ты только держись, не сдавайся! Лиззи, ты меня слышишь?
Бледный, изможденный мужчина распластался на полу среди скальпелей и зажимов. Глаза его закатились. На голубом хирургическом костюме в районе живота расцветал кровавый цветок. Наружу рвалось нечто...