Закрыв дневник, Астролог стал рассматривать натальную карту Аси. Ничего сложного в ее построении не было, все строго и логично, только астрономия и математика; в принципе, работа для простенького компьютера. Глаза мастера блуждали по гороскопу, выхватывая отдельные островки: Солнце в Близнецах – шустрая и изменчивая, квадрат Луны и Сатурна – жесткая и скупая на эмоции, строго и сухо в семье, Венера с Юпитером в последнем градусе – материальный достаток, правда, без излишеств. Эти разноцветные стеклышки были беспорядочно раскиданы по всему пространству. Астрологу же предстояло не просто механически собрать все элементы карты в кучку, а слить их в неделимое целое, трансмутировать, сложить уникальную мозаику судьбы Аси.
Монотонное блуждание по гороскопу, похожее на своеобразный стартовый ритуал, постепенно настроили восприятие мастера на тонкие вибрации поля родившейся девочки. Здесь не было никакой магии, данные состояния испытывает любой ученый-исследователь, который полностью отключается от внешнего мира и погружается в объект изучения.
Спокойно и осторожно, боясь нарушить установленную связь, Астролог убрал со стола все лишнее, переглянулся с пушистым помощником, глубоко вздохнул и окончательно углубился в гороскоп. Его взгляд останавливался на каких-то точках карты, губы шевелились, когда он непроизвольно нашептывал непонятные непосвященным слова: «Асцендент в Скорпионе, восходящий Сатурн, Раху в Козероге и 3 доме, Плунон во Льве в Зените, Солнце на куспиде 8 дома в Близнецах, Меркурий в 8 доме». Иногда теплую тишину нарушали тяжелые вздохи мастера: ох, и сложную работу наметила Душа Аси на эту жизнь, не просто придется девочке; может сломаться, не выдержать.
Развернуться в Астрологе кряхтящему ворчуну не дал его вечный оппонент – собственный внутренний голос моложавого оптимиста, застрявшего где-то в двадцатипятилетнем возрасте. Он быстренько выпалил мысль, что при рождении каждому дается крест только по его силам, и, довольный, умчался по своим делам. Вслед, пытаясь догнать оптимиста, полетел ответ мастера: «Конечно, разве я спорю? Правда, у человека частенько возникает соблазн поменяться крестами с попутчиком, выбрав себе ношу полегче. Но, небольшой легкий крест не перекинешь через пропасть, внезапно перегородившую дорогу жизни, не достанет он до противоположного края. И придется такому хитрецу расплачиваться за отказ от своего родного, тяжелого, но спасительного креста падением в пропасть». Какой крест выберет Ася? Ответа на этот вопрос натальная карта не давала, так как здесь на сцену жизни выступала свобода воли человека.
Про свободу воли ребенка говорить, конечно, не приходится. Его Душа задолго до рождения выбирает себе маму и папу, те условия, которые будут необходимы для выполнения земной миссии. Вот и Ася выбрала. В ее гороскопе восходящий Сатурн в Скорпионе образовал квадрат с Луной в Водолее. В голове мастера сразу всплыл штамп интерпретации данного аспекта, гуляющий из одной астрологической книги в другую: «детство тяжелое, осложнено невзгодами и лишениями». «Да, ничего подобного» — отмахнулся Астролог от услужливой подсказки памяти. Трин между Солнцем и Луной в карте вряд ли это допустит. Скорее всего, сложные взаимоотношения Луны и Сатурна указывают на недостаток душевного тепла и эмоциональной яркости, раскованности в семье маленькой Аси; на чрезмерно строгую и авторитарную систему организации жизни в ее доме. Луна в Водолее хочет свежего воздуха, свободного равноправного общения, фейерверка интересных занятий, путешествий. А квадрат Сатурна ограничивает, приземляет, навязывает традиционным воспитанием кучу правил и запретов. И еще может быть жесткое собственничество кого-то из родителей по отношению к дочери, моя вещь – куда хочу, туда кладу.
А зачем девочку усердно воспитывать, если она врожденно скромна, послушна и исполнительна? Управляет восходящий Сатурн третьим домом; при этом он и секстиль к куспиду третьего образовал. И еще есть его трин к соединению Венеры и Юпитера в Близнецах. Нет, строгим воспитанием, скорее, можно навредить Асе: понизить ее самооценку, вызвать упрямство, спровоцировать чрезмерную стеснительность и, как следствие, замкнутость. Родители должны разбавлять влияние Сатурна, давать девочке свободу, вселять уверенность в своих силах, ломать ограничивающие рамки, насыщать ее детство оптимизмом и радостью. Ох, услышали бы они меня; да если и услышат, то уже поздно, Ася выросла.
Да, записи в дневнике подтверждают гороскопические показатели. И доброе теплое отношение к бабушке с делом в карте есть. Ведь 7 дом – это четвертый от четвертого, родители родителей – в Тельце, да еще и Венера, управительница и сигнификатор 7, соединилась с Юпитером.
Но, так или иначе, восходящий Сатурн в Скорпионе свою жесткую роль в судьбе девочки сыграет. Ладно, позже гляну, не буду сейчас гадать — это дело неблагодарное и бесполезное. Промелькнувшая в голове Астролога мысль о гадании сразу взбудоражила внутреннего оптимиста, который на сей раз примерил маску вредной язвы и хихикнул: «Дык… люди уверены, что астрология и есть гадание. Во всех СМИ она пляшет на одной сцене с магией, колдовством, НЛО, экстрасенсами, рунами, таро». «Ну и что? — миролюбиво ответил мастер, — астрология скоро сбросит с себя ряженые одежды и покинет эту миленькую компашку, преобразившись в космобиологию, как назвал ее Вронский. Сие неизбежно, поэтому не стоило утруждаться и подкалывать меня».
Кстати. Недавно где-то прочитал, что в МИФИ на ядерном факультете создана кафедра теологии. Конечно, по этому поводу в ЖЖ сразу появились язвительные посты, а я порадовался за молодых ученых. Ведь теперь они смогут изучать процессы создания мира, космическую эволюцию, сложные проблемы пространства и времени с позиций не только науки, но и древних эзотерических знаний. Предмет же исследований общий, только подходы разные. Два однажды разведенных потока опять сближаются, как и предсказывали мудрецы. Ура!
Внезапно Астролога накрыла усталость. Он решил передохнуть в парке, погулять по хрустящему снегу; захватил с собой и дневник, чтобы перечитать промелькнувший кусочек о советских временах и немного понастальгировать.
Во времена моего детства, в середине прошлого века, народ в СССР жил примерно одинаково. Разлет величины зарплат у людей был незначительным. От получки до получки всем хватало на нормальную, как теперь говорят, «потребительскую корзину». Хлеб с маслом и колбасой мог себе позволить каждый. Правда, колбасой приходилось жертвовать, если семья начинала откладывать деньги на крупное приобретение.
А какую вкуснятину мы тогда ели! Любительская и докторская колбаска, которую покупали только по сто или двести граммов в нарезку, растворялась в наших детских желудках моментально, уж очень аппетитно она благоухала, я уж не говорю о ее замечательном вкусе. Жаль, что тоненьких до прозрачности ароматных кусочков растущему молодому организму всегда не хватало, насытиться ими было невозможно. А хлеб по 28 копеек с хрустящей корочкой! Иногда часть батона уничтожалась уже по пути от булочной до дома. И тот хлеб черствел постепенно, не меняя своего вкуса; из него и сухарики получались замечательные.
Еще помню потрясающую селедку по рубль пятьдесят четыре! Она продавалась на развес прямо из больших плоских пятикилограммовых железных банок, на которых было написано «Сельдь тихоокеанская жирная слабосоленая». Чтобы не простаивать за дефицитом в длинных очередях, мы покупали целую банку и делили селедку между знакомыми. Конечно, это было не дешевое удовольствие, ведь мороженая треска продавалась по 54 копейки; хорошая говядина стоила два рубля. Но отказать себе в удовольствии кинуть в рот лоснящийся, почти белого цвета кусочек малосольной селедочки, да пустить вдогонку рассыпчатой картошечки синеглазки, было просто невозможно.
В советские времена многовариантности не наблюдалось не только в доходах, но и в условиях жизни людей. Ассортимент товаров в магазинах был крайне скудным; все прилавки, в какую торговую точку не зайди, выглядели близнецами-братьями. А длинная очередь семафорила — выкинули дефицит. Если говорить о продуктах, то в данную категорию входили, например, долговязые худющие куры по рубль тридцать две. Такую синюю птицу невозможно было запихать в сумку из-за клювастой головы, болтающейся на длиннющей шее, и растопыренных когтистых лап, неизбежно цепляющих прохожих. При этом пробегающие мимо особи женского пола не обижались и обязательно спрашивали: «Где дают?». В разряд продуктового дефицита входили венгерские баночки томатов и маринованных огурчиков, кукурузное масло, говяжьи сосиски по семь копеек за штуку, икра, шпроты, лосось, сервелат, растворимый кофе.
Задачу по нормальному вскармливаю домочадцев в советские времена можно было решать тремя путями. Убивать время и нервы в жутких очередях, стоически выдерживая ненавистное подталкивание кулаками в спину от сзади стоящих теток. Или найти варианты для покупки дефицита «из-под полы», или получать еженедельные и праздничные заказы на работе. Все три варианта были вполне реализуемы, поэтому сейчас я твердо уверена, что отцы нашего государства создавали дефицит искусственно, делая его важным инструментом управления населением.
Этот же принцип действовал и с непродовольственными товарами, благодаря чему все мы, сражаясь за дефицит, в итоге жили в квартирах-близнецах с идентичными мебельными стенками и хрусталем. Примерно одинаково и одевались.
Но такого распределительного механизма не было при Хрущеве. Отлично помню, как мама по пути из Морозовской больницы домой, когда меня выписали после удаления аппендицита, завернула в маленький деревянный рыбный магазин на Октябрьской площади, чтобы побаловать меня вкусненьким. Так вот, тогда прилавки ломились от кулинарного изобилия. Я отлично помню выставленные на витрине большие металлические лотки с черной и красной икрой, огромных рыбин с хищными мордами и костяными нашлепками на коже. А на стенных полках – затейливые пирамиды из баночек с крабами. Позже эти магазинные пирамиды составляли из лосося, а потом им на смену пришла сайра.
При Хрущеве было много отличных продуктов, но у большинства не хватало денег на их покупку. А при Брежневе у людей появились небольшие деньги, но с витрин исчезли товары. Как в мудрой сказке Катаева про дудочку и кувшинчик: или усыпанные земляникой поляны, но ее не во что собирать, или в руках есть вместительный кувшинчик, наполнять его нечем. Очень жизненная ситуация.