Мы так напугались, что целый день даже ни разу не подрались из-за того, кто и где будет кушать молоко. А то у нас вечно неразбериха, хоть нас и мало.
И замолкали каждый раз, когда Человеки(мама сказала, что будет правильнее называть их – Люди), проходили мимо нашего гнездышка – а вдруг они решат, что мы уже достаточно выросли и нас пора отдавать!
Но потом мы так осмелели, что начали сами вылезать из коробки. Вначале мама ругалась, переживала и затаскивала нас обратно, а потом, видно, поняла, что мы уже выросли, и перестала нас удерживать.
Мы потихоньку освоили всю территорию. Там оказалось очень интересно бегать и играть в догонялки. Только почему-то получалось так, что я иногда умудрялась стукнуться лбом о ножку стола, стула или об открытую дверь. Братик и сестренки так почти не делали. Они говорили, что они видят это издалека. А я чувствовала предмет только когда подходила к нему близко – чуяла его запах и осязала его. Но на бегу я частенько не успевала это сделать, особенно если стул оказывался на другом месте, и БАЦ – я опять влетала в него лбом.
Людей это, видимо, волновало. Они брали меня на ручки, разглядывали, трогали пальцем мою мордочку. Голоса их были тревожные и я думала, что они беспокоятся обо мне, что мне плохо быть слепой. И я мурлыкала, пытаясь сказать, что на самом-то деле всё хорошо и я очень рада жизни.
Иногда приходили какие-то посторонние Человеки. Они брали нас на руки, гладили, вертели и разглядывали. Потом такие вот гости унесли с собой братика. Потом по очереди – обеих сестренок. Мама очень переживала, мяукала, даже искала их. Я тоже по ним скучала, но все же не так сильно. Главное – что рядом была мама.
Я постепенно росла. Чувствовала, как наливаются силой лапки, обостряется чутьё. Я уже почти не врезалась в мебель, так как помимо чутья у меня оказалась очень хорошая память и я с точностью до миллиметров помнила, что и где стоит. Естественно, я уже давно научилась делать то, что надлежит делать всем кошачьим леди - мыть и расчесывать язычком шерстку, мурлыкать и принимать милые позы, точить коготки. Хотя насчет последнего у нас был постоянный конфликт с одним из Человеков. Мама точила коготки о какой-то столбик, а мне он не нравился. Я всё пыталась приспособить под это дело бортик дивана, а Человек, если это видел, ругался, прогонял меня, а пару раз даже тапком в меня бросил. А в этот раз сказал Хозяйке, что «надо с ней что-то делать». И ещё «все равно её так никто и не возьмет».
- Ну не возьмет – и не надо – подумала я довольно, слушая этот разговор из-за тумбочки, куда на всякий случай спряталась от разозленного Хозяина(один тапок пролетел мимо, но у него же был второй). – будем жить тут вместе с мамой.
- Да, согласилась Хозяйка. Придется, видно. Хотя жалко – смотри какая смешная.
- Твоя смешная нам скоро всю мебель раздраконит. И если мы всех калек себе оставлять будем, то по миру пойдем. Не для этого мы Анфису заводили. И то хорошо – из четырех помётов первый раз выбраковка. При том, что у ангорок частенько такое бывает. Но расслабился я оттого, что до этого все здоровенькие были, вот и проглядел эту. А потом уж ты не дала. «Жалко», да «пристроим». Вот и пристроили.
И тут мне почему-то стало не по себе. Боком-боком я выбралась из-за тумбочки и побежала к себе в коробку.
Правда потом это быстро прошло и я уже через полчаса гонялась за мамой, прося её поиграть со мной в догонялки. Мама сначала отмахивалась лапой, а потом всё ж не выдержала и мы с ней поскакали по квартире.