Море есть море: планируешь уйти на сутки – прощайся навсегда. Казалось бы, чего проще – перебраться на пароме с Сахалина на материк. Сели, поплыли. Но нет, мы еще успели сивучей в Невельске посмотреть, а после, словно искупая этот подарок, почти сутки кололи льды... Интересное вышло плавание, одним словом.
Предыдущие главы: Глава 1. Глава 2. Глава 3. Глава 4. Глава 5. Глава 6. Глава 7. Глава 8. Глава 9. Глава 10.
Нет! Верно, бог-всех-морских-львов услышал сон. И выдал день. Обратно – тот, что отнял накануне. Сначала вспышка, потом голос: «Ну ты спишь!» Кто спишь? Что? Ночь… Порт… Машина… Холмск. Мы не уплыли.
– Там лопнул трос, – Воробчуков беспеременно бодр. – На мосту, где разгружается паром. Всё переносится. Диспетчер посоветовала до утра – в гостиницу, тут рядом.
И я проснулся:
– О! А сивучи? Когда отплытие? Успеем?
– Утром звонить. Возможно.
Успеем, – понял я. Иначе всё – зачем?!
Чуть-чуть правее, да. Вот так. Нет, слушайте, не видно. Видно, но не разберешь. Невельск. Набережная. День. Тот самый – отнятый сперва и вновь подаренный. Снимаемся «на фоне» сивучей, выходит – на фоне моря. Сивучи уж очень далеко. Подплыть? И улыбаемся. Всё всё равно отлично! Трос лопнул просто так? Не думаю…
Львов немного. С берега заметишь разве лишь какие-то мелькания, возню на самом «ногте» пальца-волнолома. Но – приближаешь кадр – любуйся: львы! Какие пасти! А загривки! Таких бы – в цирк. Цари манежа. Да нет, зачем. Львам – воля. Море им как нельзя к лицу. А какое море!
И город рад, что мы в него вернулись. Хотя с чего бы. Но – солнце, ни снежинки, ни ветерка. Теплынь (здесь, говорят, какое-то всепрогревающее местное течение, заходит аккурат и в залив Невельского, на берегу которого – и город. Его же имени. Ну так совпало. Течение – да, вот – Цусимское. Но это – уже совсем не те воспоминания. Сегодня – солнце.
Весь город – как с иголочки. Нанизан фактически на одну улицу, словно нитку. Нитку Ленина. И это – удивляет. Его же памятник – за елкой (не той, что в Александровске, но тоже новогодней, конической – в традициях всей Сахалинской области). Что интересней – за Лениным – музей. Роскошный, новый. Мы оставляем его, как монетку, брошенную в фонтан, – не посещенным, чтоб еще вернуться. Паром, что в Холмске, все же под парами. Мы чувствуем. А музей – надолго, это ясно. Администрация – напротив. Далее стежками: школа искусств, кинотеатр «Мир» (из старого), детский садик, баня. В другой конец – больница, поликлиника, оплот силовиков… Все новое. Все чистое. Сверкает разноцветьем фасадов. Словно вымытое морем. В каком-то смысле так и есть.
Наверное, мешает только уголь – открытый терминал погрузки и черная гора… Пейзаж не портит, атмосферу – точно. И сивучи недалеко. Быть может, в том числе поэтому – их много меньше. До землетрясения было – сотни, в наш день увидели, дай бог, с десяток. Да, волнолом поднялся, как и отмель рядом – чуть вздыбило. Львам уже не всем по силам забраться на облюбованный «насест». Но уголь… В этой прозрачно-морской чистоте. Не место. Явно. Хотя – рабочие места, конечно.
К адмиралу. Первый – возле мореходки. Старый памятник, чуть-чуть смешон: сам адмирал – как будто стилизованная шахматная фигурка. На усах – сугробиками снег. Совсем другой – тот, что на въезде, новый, за штурвалом. Но краской одною выкрашены. Явно. Свежи, как свеж весь город. Здесь как-то очень сильно чисто. Очень. Напоминает палубу, надраенную перед парадом. Только парад – всегда.
Унылы корабли у причальной стенки (здесь был судоремзавод). Ржа, ободранная краска, вмятиной – борта… Но и у них носы – как будто вздернуты: еще ничто не кончено, мы – в море! Стоим.
Дома. Обычные жилые. Но похожих – нет. Проекты – может быть, но фасады – словно лица – каждому свое. Один только райончик на самом въезде монотонно-однообразен, но, как выяснилось, это временное жилье, контейнерного типа. Осталось навсегда. Но временно. Все относительно ведь. Что характерно, они – за транспарантом «Сахалин и Курилы – острова, на которых хочется жить». Отсечены…
Нас тянет к морю, вплываем во дворы. А здесь, на самом краю города – как будто… сквер? но без единого деревца, куста… Есть лавочки, наверняка – замощено (скрывает снег). В общем, площадка для прогулок. Просторная. Как раз под вывеской «Цунамиопасная зона, при землетрясении беги на возвышенность!!!» Три восклицательных знака. Было. Трясло. Не так давно. В 2007-м.
Возвышенность, на которую бежать – два шага, сразу за домами. Сопка прижимает их заодно с дорогой – и такой, и железнодорожной – к морю. Как ковшик экскаватора.
Ну все, пора. Прекрасен город адмирала. Так – в чью честь назван…
Нам – в Правду. Это по дороге в Холмск. Вдоль моря, на горизонте – буровые. По берегу – домишки – дачки, иные кувырком.
А Правда – белая. На голубом. С чего бы? Не пролетарская?.. Конечно! Приморская. Потому – такая стела. Ясно.
Холмск – полный анти-Невельск. Не повезло: то землетрясение сюда не дотянулось, хоть – близко. И город… стар, изношенно-угрюм, как тот десмостилюс из Южно-Сахалинского музея. Въезжающих (из Невельска) встречает роскошною руиной – башня? крепость-замок? Нет, ЦБК. Здесь делали бумагу. Завод основан еще японцами, но наших девяностых не перенес. Зато руины – помпезнее, чем римский форум.
Промышленности много и сейчас, опять же, порт, железная дорога, транспорт: город – один из пром«столпов» всего Сахалина. Отсюда – закопченность. Общая и в деталях. Здесь даже море как будто… черноватое. От стоков. Холмск по населению раза в три больше Невельска, и улицы здесь – три, уступами цепляются к морским террасам. Очень красиво «салютуя» огнями окон отходящим кораблям…
Паром! Пунктирная пробежка: провиант в дорогу, и – в порт. Трос больше не порвался. Погрузка – полным ходом. Сперва железнодорожные вагоны, потом – как слойкой – фуры дальнобойщиков, последним «коржом» – личный автотранспорт. Корж маловат, «личников» немного. Пока наш «Сахалин-8» набивает чрево, приходит вечер. Зажигаются огни. Таможня. Трап. И… конвоир в тулупе – на палубе. Холмск – за бортом. Весь Сахалин! Всё? Всё! И… – «Прощание славянки»! Во все динамики. Отходим. Как будто в марш-поход.
Задуло стылым – вот зачем тулуп. Буксирчик, тоненько натягивая трос, заводит нос неповоротливой махины, набравшей поездов, машин, людей, на выход из порта – он узок. «Славянка» не смолкает. Холмск плещется огнями на террасах – как новогодняя гигантская коническая ель. Так вот откуда стиль. Как он – в ночи – хорош! Марш смолк. Пыхтит машина, дым из трубы еще темнее ночи… Портовые огни секутся морем… Дрожат в волнах все тоньше, жальче, дальше… Все, уплыли. Мы ушли. И наступила ночь.
…Как холодно! Но это – ночью, утро – ледяное. Нас разбудило море, оно – до горизонта. В любую сторону. И это вот – пролив?! Всегда хотел понять – и почему Татарский? Что в нем татарского? Да ладно, скорей на палубу.
А здесь еще луна. И… льды! Холмский порт – не замерзает, как и другие бухты залива Невельского. Это установил еще Рудановский в исходе 1853 года, обследуя берега южного Сахалина: «Если иногда (что весьма редко) бухты замерзают, то не более как на два – пять дней, море же перед ними всегда бывает чисто». Он же присвоил этому заливу (прежде – Идунки) имя своего капитана. Еще залив богат был рыбой. Всегда. И потому поселок айнов Маука (из которого и вырос Холмск) всегда было самым населенным на острове, здесь жило больше и айнов, и японцев, чем даже в Тамари-Анива, считавшемся как бы столицей Сахалина.
А мы шли по диагонали на северо-запад, в Ванино – и это как раз та самая Совгавань, прежде – Императорская, залив Хаджи, открытая Бошняком все в том же 1853-м, но раньше, на излете весны, 23 мая. И здесь в зиму – лед. И он уже обступал паром. Пока – словно бы подкрадываясь в последнем свете луны – отдельными льдинами, малыми тонкими полями, ломкими «сахарными» россыпями, с борта смотревшимися словно слегка намокшими листиками белой бумаги. И – холодом. Холодом.
Ночь никак не сдавалась, синее небо, на горизонте смыкаясь с чуть более темным, но тоже синим морем, красило в те же цвета и дальний лед. Паром слегка дрожал, как бы дрожал спросонок жеребец от росы и холода утра. Нам спать не хотелось – несмотря на третью кряду «уполовиненную» ночь. Хотелось смотреть. И впитывать… Впитали. Через час-полтора мы сами были синими, как лед за бортом и, может, самую чуть теплее. Дрожим отчетливей парома.
Фотографирую. Нацеливаюсь на очередную наплывающую голубовато-белую поляну, жму на спуск… затвор не щелкает. Что такое? Не навелся? Еще раз – нет щелчка. Мало света? Не может быть! Ночь сдается. Отвожу глаз от видоискателя, жму на кнопку, смотрю: палец «нажимает», но на самом деле – нет! Он просто шлет в мозг сигнальчик: все, я нажал, но сам не совершает этого движения в полмиллиметра-миллиметр. Не может. Так замерз. Замерз на месте, не шевелится, но «думает», что отработал мой приказ. Я в восторге. Так дурить! Ну надо же! Но все, пора в каюту. Сергей Анатольевич уже там. И холод – тоже, без него куда же.
Спасает Тимофей: «А че вы?» Вошел без стука. И – цоп молча вентиль «теплонагнетателя», что прилеплен к потолку каюты: «Вот же, ну». Немногословен. Дуть начинает так, что через пять минут – Сахара (но, кстати, там тоже бывает зверски холодно, об этом – читайте здесь). Через семь готовы умолять того же Тимофея, чтоб закрутил обратно, иначе хоть в трусах ходи. Да как ты сделал, черт?! Ведь краник – не шевелился! «Че? Вот – я пальчиком». Верть-верть, закрыл. И дверь. Исчез. Я за ним. Нету! Куда ж он мог?!
– Да в преисподнюю свою, – Воробчуков сказал и почти не улыбнулся, – это там, вниз по лестнице, чуть не дойдя до туалета.
– Да кто он?!
– Механик.
– Откуда вы знакомы?
– Я плыл сюда на этом же пароме, даже в этой же каюте, глянь – № 543? Она? Ну вот. Тогда и разговорились. Иду, а он поднимается как раз из своей этой преисподней…
– Из машинного?
– Ну да. В наушниках тоже, как сейчас. Я и зацепил его: что, уголек закончился в Дуэ или качество не то? Чего, мол, так медленно идем. Или ваш крейсер на большее не может? Ну что такое – тянуться по 14 часов!
– А он?
– Ну так приосанился, знаешь, и гордо: «Ну вообще мы можем и за девять. И это еще один двигатель не рабочий». Я: так чего ж вы? А Тимофей: «Так берег не торопит, куда спешить, соляру бережем». Ну то есть, как в автомобиле – быстрее едешь, больше сжигаешь. Так и здесь. А очередей на берегу сейчас больших нет, спрос зимою меньше, вот по 14 часов и ходят. Холмск – Ванино, Ванино – Холмск. И это еще неплохо.
И тут нам хрипло объявили, что будем в Ванино в час дня по Хабаровску. То есть – через 17 часов. Приплыли… Меж тем «поляны» льда все ширились, он становился явно толще. Мы заволновались: паром – не ледокол, пропорет борт – и… Вода-то ледяная.
Стук в дверь.
– Вы слышали? Я верно понял, в час будем? – Стас, сосед, каютою напротив. – Вот не повезло! – Мы не ответили еще, а он: – И у вас натоплено? Жара такая! – Мы рассказали про явленье Тимофея, он улыбнулся как бы укоризненно: – Ну, холод – счастье, лучше сохранишься. – Не цените, мол. – А у меня вот жарило всю ночь (и в тоне все то же: вам везет, не то что…). С утра блондинка ихняя, или как, ну, стюардесса, я попросил, раз-раз пальчиками своими – и все. Да как же ты, милая?.. – Мы: да там же вентиль есть. Стас пощупал деловито краник, привстав на цыпочки, – он ростом невелик, и снова с жалобой: – Ну, у вас тут ручечка приварена прям, а у меня там просто болт всандален, и не зацепишься. – Нам стало уж совсем неловко: ну что ж такая непруха человеку, в самом деле?! И все – в одного! Правда как-то жаль. И глаза-то голубые… За что? Разговорились… Минут на сорок.
Пограничник. Из Невельска – там стоит бригада сторожевых кораблей. В 2007-м, когда город трясло, как раз был на дежурстве – полная засада: ведь и не уйдешь, а дома – жена, ребенок, вокруг все клонится, идет волной и падает.
– Как ощущения? Ну нормальные: восемь баллов, три дня плясали, земля ду-ду-ду-ду-ду, на ногах еле стояли. Наше военное здание единственное не пострадало, потому что стройбатовцы строили, и как надо – со всеми бетонными сейсмопоясами. А так – полгорода снесли точно.
Женой «рулил» по телефону:
– Дашка, – кричу, – ты где? На улице? Стекла-то целы? Ты отойди от дома-то подальше. Она: ага, хорошо. А сама колясочку катает да глядит. Все на железку дунули, наверх, от домов, а она – внизу. У-у, флегма-корюшка, – Стас, ясно, переживал, но теперь улыбается, как бы даже восхищаясь.
Вокруг «тикали» люди, из окон прыгали, мебель через окна же выгружали, потому что площадки лестничные были забиты, шаталось все, рядом пятиэтажка – пошла гармошкой, окно от окна сантиметров на 15 по уровню, если сбоку смотреть… У них – все обошлось, дом Стаса не пострадал.
Не повезло, конечно: тем, что из пострадавших, всем после выдали квартиры в новом жилфонде, он остался в старом. Мы переглянулись.
С тех пор и повелось. Как чуть – начальство обещает нагрянуть или какой другой напасти нужно избежать, – Стаса на дежурство: вдруг в его смену снова что случится, и напасть мимо пронесет. Тогда-то он и начал «коллекционировать» свои невезухи. Постепенно уверился, что – полный неудачник. Начал приводить примеры, но нам через раз казалось, что он просто из тех, кто говорит: стакан наполовину пуст, тогда как тот – наполовину полон.
Раз на грунтовке-серпанитине вырвало тормозную колодку.
– Грязь какая попала или камень – и привет. Что ж там, думаю, по рессорам грохнуло. Еду-еду, раз-раз, а педаль пустая. На автомате обратно вернулся до Невельска, сам, своим ходом. Ручник больше 20 км/ч не работает, оказывается, тормозить им бесполезно, не держит просто. Двигателем и тормозил, все удивлялись – как ты на автомате, на гидромуфте. Ну а как-как, так же… на понижающей – двоечка, элечка, да и все.
Не повезло? Как будто. Но ведь мог и вовсе не доехать.
Дальше. Дослужился до кап-три (капитан третьего ранга, если не по-флотски – майор), уволился в запас, устроился инженером по технике безопасности, зарплата – 30. Везде так, о большей и не мечтай. Ушла жена. Собрала детей – и к матери в Анадырь, предпочла Чукотку Сахалину: она чукчанка (даром, что Даша). Не повезло? Ну тут вот – да, пожалуй, прямо рок.
Ни жены, ни службы. Решил податься к матери, во Владивосток. Там и квартира. Свою двухкомнатную в Невельске продал всего за 700 тысяч. Не повезло. Вот соседи трешку купили за 600 – это да… Но мог ведь и свою «сдать» за те же 600 и даже ниже.
Он вспоминал и вспоминал свои неудачи, тут же – по ходу плаванья – примечая новые, но как-то не страдая сильно уж, с привычкой и улыбкой все принимая, просто фиксировал: опять, ну а куда ж, ведь это – я. Капитан Безысходность – так мы его и звали.
Надо ли говорить, что к часу в Ванино мы не были.
– Конечно, раз уж я решил первый раз в жизни идти на пароме, то как иначе, – подытожил Стас.
В буфете кончились сосиски, потом и кофе – ясно, это ж он как раз за ним пошел… Почти о каждой новой «примете счастья» он вскользь, проходя, негромко сообщал нам – чтоб знали, за кого страдаем.
Но… он не страдал. И – не знаю, как Воробчуков, – но я в эту «карму» Стаса верить перестал. Он словно бы играл. «Дразнил» судьбу своей покорностью, с улыбкой принимая якобы пощечины, но тем самым как бы отводил удары, что пожестче и грозят потерей головы. Его «непруха» в мелочах часто уж так напоминала «пруху», причем в чем-то покрупнее, что…
В конце пути, причалив в Ванино, мы спустились вниз, к машинам, Стас – в своей манере – обреченно, но как будто с тайною надеждой обронил: «Моя сейчас не заведется, вот увидите, запру вас всех тут (он стоял последним)». Машинка, машинешка даже – завелась…
Здесь обязательно нужно что-то вроде: с той минуты жизнь Стаса покатилась… в гору. Надеемся, что так.
…Льды крепчали. Поначалу, где-то до полудня, как пояснил нам опытный Стас (все же 18 лет проходил на военном транспорте), льды были – тьфу, сантиметров 5-10, их можно было «брать», не сбавляя ход. Теперь – уже давно – мы шли по ледяному полю. Сплошному. Тень парома шла за нами, преломляясь в белом, сверкающем снегу, что укрывал весь лед и от поземки шел волнами. За нами оставалась темно-синяя колея с белою крошкой. Лед трещал, ломался под бортами и отскакивал, шел трещинами, рвался… Как это может делать простой паром?! По срезу льда давно было понятно – толщина уже совсем не 10, скорее 20, местами даже 30 сантиметров.
Вдруг – чайки.
После обеда показался берег.
И маяк.
– Сергей Анатольевич, что скажете как опытный мореход, мы верным курсом? Где Ванино? Как близко? – я как бы пошутил.
Воробчуков всмотрелся. Прищурился. Потом серьезно:
– Я думаю, что нет. Неблизко. И мы идем на юг, а Ванино – там. – Он показал на север.
Дела-а. Мы шли на юг. Куда?! Во Владивосток? Только там можно было разгрузить наш паром, больше годных причалов нет. «Вот Стасу «не свезло» опять-то! Подъедет прямо к дому», – мелькнуло.
Мимо «плыл» увязший во льдах «Симушир». Тот самый сухогруз, что осенью 2014-го едва не вылетел на скалы у берегов Канады – отказал двигатель, потерял ход и управление. Канадцы взяли на буксир, отремонтировали… И вот он – снова на приколе. Стоял надежно. Лед был сплошной и плотный, как облака над нами. Воды не стало видно вовсе, не считая темной ленты за нашими винтами. Но лед скорей-скорей спешил ее стереть, стянуть, забыть…
У берега без страха меж лунками гоняли рыбаки. На джипах. А мы кололи лед. Кололи!
– Ну он же ледокол, – вдруг бросил кто-то.
Вот так вот. Мы – на ледоколе. Ну если точно, буква в букву – на судне ледокольного класса. Это значит – можем. Но не очень толстый. И осторожно. Но все равно – ура!
Мы шли в Совгавань. Это порт. Но нам туда не нужно. Мимо проплыли еще два судна – «Мыс Елизаветы» и «Ерофей». Мертвые. «Елизавета», как оборотень из фильма ужасов, – с правого борта еще как будто бы жива чуть-чуть, но с левого вся – ржа, проедена до дыр. Лед толще. Сбавляем ход. Порт. Навстречу, как будто по верху на воздушной подушке – так плотно стояла ледяная крошка – к нам выскочил буксирчик. Мы встали. Винты работали. Вода из-под них нахлестом «мыла» лед сверху. Чуть погодя паром оттягивался и – с ходу, но не прытко – налетал на кромку впереди, ломая потихоньку. Так «намывали» долго. Пока буксирчик не смог вырваться к нам и оббежать.
Спустились сумерки. Устали наблюдать. Все давно поняли: ушли с маршрута, чтобы разблокировать ото льда Совгавань. Оставалось просто ждать. Вот, вроде бы, уходим задним ходом, но… повернули, чтобы пробить еще куда-то колею. Совсем стемнело. Спать. До Ванино – не рукой подать. Пришли глубокой ночью. Плыли 36 часов. Не 9. Не 14. И не 17. Тридцать шесть.
Приплыли.
У нас будет еще много интересного. Подписывайтесь на канал Русский следопыт, ставьте лайки