БОРИС ФЕДОРОВИЧ И ОГУРЕЧНЫЙ ЛОСЬОН
Вернемся к тем факторам, которые порождали массовую тягу к употреблению «всего что горит» уже среди людей вполне социализированных, то есть среди тех, для кого вряд ли была актуальна проблема относительной дороговизны магазинной водки.
Во-первых, в некоторых случаях все-таки была актуальна. Не забудем о том, что цены в СССР варьировались в зависимости от так называемых «поясов» и если в «первом поясе» , к которому относились Москва, Ленинград и столицы союзных республик, водка стоила 5 рублей, то в «третьем поясе» (Крайний Север, Восточная Сибирь, Дальний Восток) — уже все 8. Разумеется, подобные кунштюки плановой экономики не только ограждали от пьянства коренные народы Севера и помогали добывать из карманов населения излишки от «полярных» надбавок, но и подталкивали наименее обеспеченную часть потребителей алкоголя в сторону суррогатов.
Во-вторых, нельзя не учесть роли существовавшей в СССР системы горизонтальных связей совершенно особого рода. Да, советское государство не особенно приветствовало различные «неформальные» объединения граждан по территориальному или политическому принципу, но при этом неустанно проповедовало коллективизм и чувство локтя, благодаря чему эти связи все же возникали, хоть и в весьма извращенной форме. К примеру, продавщица из магазина в деревне и в небольшом городке, зная свою клиентуру наперечет, запросто могла отодвинуть рукой мятые «трешки» со словами «А чтой-то ты, Вася, сюда часто бегаешь, ты ж алкоголик, и я тебе больше не продам!». И Вася, давно уже находящийся на стадии зависимости, близкой к заболеванию, шел пить стекломой, потому что «трубы горят».
Другой вариант того же самого — это весьма распространенная в Союзе практика выдачи зарплаты на руки женам и близким родственникам по неформальному договору с дирекцией. Советские женщины вставали в очередь к кассам с самыми благими намерениями — «надо Ванечке в школу ранец справить, новую клеенку, новую дубленку, а мой-то гудит как трансформатор, опять все пропьет, ирод проклятый». На следующий день «ирод» вместе с другими такими же бедолагами, в рабочее время в цеху мотал клей БФ на сверло или очищал политуру, ругая супругу последними словами. Впоследствии эта история заканчивалась либо бытовым конфликтом с телесными повреждениями, а то и с убийством, либо смертельным отравлением очередной дрянью. Просто «высушить» алкоголизм на более или менее развитой стадии уже невозможно.
Свою роль играл также эффект «испорченного телевизора», то есть ошибки плановой экономики, неизбежно проявлявшиеся в масштабах огромной страны. К примеру в московских магазинах практически невозможно было купить японские зонтики или полное академическое собрание сочинений Ахматовой. Зато все это в избытке имелось в глухом райцентре в каком-нибудь Узбекистане, где зонтики никто не брал, а любителей Ахматовой были сущие единицы. То же самое происходило и со спиртным: в магазины сибирского ПГТ, от которого скачи хоть на тысячу верст, а никуда не доскачешь, под Новый Год могли забросить только шампанское — и все. При забортной температуре в −45 такие выверты советской торговли воспринимались как изощренное издевательство и народ массово переходил на суррогаты. Хорошо если в местном промтоварном имелся «Огуречный лосьон», а если не было и его — то переходили на тормозную жидкость.
«Огуречному лосьону» была посвящена одна из немногих записанных в хорошем качестве песен первой советской панк-группы Автоматические Удовлетворители
Нельзя сказать, что советское государство полностью игнорировало проблемы алкоголиков и прочих опустившихся на самое дно, включая тех же бичей. Начиная с середины шестидесятых годов цепочка «ЛТП — койка в общежитии — завод — квартира» худо-бедно, но работала и даже умудрялась кого-то вытягивать в нормальную жизнь. Только вот потенциальная клиентура не шибко стремилась в эти «лечебные» заведения, как минимум потому, что созданы они были не в системе Минздрава, а в системе МВД и порядки в них были соответствующими. Различные варианты режима, карцер и забор с колючей проволокой порождали крайне нехорошие ассоциации. Чаще всего в ЛТП попадали по приговору суда за «тунеядство», либо по заявлению от близких родственников, и большинство вышедших оттуда вскоре возвращалось к прежнему образу жизни. Системы добровольного лечения алкоголизма на ранних стадиях в СССР попросту не существовало.
ВТОРОЙ СУХОЙ ЗАКОН
Накануне горбачевской антиалкогольной кампании советский общенародный запой действительно превратился в проблему колоссальных размеров. Вот лишь самые приблизительные статистические данные.
В 1980 году только легальные продажи алкоголя составляли 10,5 литров спирта на человека в год. В ходе предшествовавшей «великой сушке» 11-й пятилетки торговля винно-водочной продукцией принесла государственному бюджету 169 миллиардов рублей или примерно 33 миллиарда в год.
В 1984 году фактическое потребление составляло 12 литров спирта на человека, а по данным альтернативных исследований — примерно 14,5, из которых 3,8 литра приходилось на самогон и различные суррогаты. По данным Комиссии Политбюро ЦК КПСС по борьбе с пьянством, по состоянию на апрель 1984 г. в СССР насчитывалось 25 млн. алкозависимых на разных стадиях. Но один из инициаторов антиалкогольной кампании, академик Углов, утверждал, что на самом деле речь может идти о цифре в 37—40 млн., т.е. каждый седьмой житель Союза страдал от алкоголизма в той или иной форме.
Потери от всех видов смертности связанных с массовой алкоголизацией, начиная с отравлений и заканчивая самоубийствами были чудовищными. По некоторым данным каждый из трех общесоветских праздников: 1 и 9 мая и 7 ноября обходился стране почти в 100 000 человеческих жизней. Так что знаменитый указ Президиума Верховного Совета «Об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом, искоренении самогоноварения» даже не назрел , а перезрел.
Так почему же тогда «горбачевский сухой закон» до сих пор является предметом для острых дискуссий, а сам первый и последний президент СССР недавно назвал его «ошибкой»? Если отставить в сторону чисто бытовые мелочи жизни вроде вырубки под корень сортовых виноградников и попыток использовать бутылочное стекло в строительных конструкциях, дело было в следующем: указ от 7 мая 1985 года действительно дал мгновенный положительный эффект в виде резкого сокращения пьяной преступности, снижения числа разводов, роста рождаемости и тому подобных безусловно хороших вещей. Но все это сработало лишь для группы алкоголизированных, находившихся в «пограничном» состоянии, для тех, у кого спиртное уже вошло в привычку, но еще не успело стать зависимостью. Куда хуже пришлось настоящим алкоголикам, у которых «трубы горели» уже каждое утро. Эти быстро скатились от водки к самогону и суррогатам, создав ту самую «отрицательную» статистику, которой ныне хлещут по лицу сторонников сухого закона.
К тому же, ни один из авторов Указа, по всей видимости, не задумывался над простым вопросом: если рабочий бросит пить, то что он тогда будет делать? Актуальность этот вопрос приобрел сразу же, поскольку горбачевский сухой закон не только совпал с началом лавинообразного ухудшения уровня жизни населения, но еще и сам немало ему способствовал. Рост самогоноварения создал ажиотажный спрос на сахар, который немедленно стал «по талонам», затем к нему присоединились и кондитерские изделия, а вместе с ними и табак. Все это порождало стресс, а стресс порождал желание залить его водкой. Но заветная бутылка «беленькой», которую раньше приберегали в шкафу для особых случаев, теперь превратилась в валюту, еще более ликвидную чем рубль. Ее оставляли для сантехника, автомеханика, маляра и ветеринара, а сами пили что поплоше. В лучшем случае — самогон, а в худшем... Все сгорит у Вани в брюхе, даже литр тормозухи.
Альтернативой стала возникшая как раз в те времена массовая наркомания. Кстати, одной ногой она выросла как раз из практики изготовления алкогольных суррогатов — раньше пили спирт из клея БФ, теперь стали нюхать «Момент». Вторым источником стали возвращавшиеся из Афганистана военнослужащие, которые привезли в заплечных мешках сомнительную моду на «чарз» и опиаты. Кстати, именно в войсках с «зеленым змием» пытались бороться жестче всего, вплоть до попытки заменить фруктовыми соками полагавшуюся морякам еще с петровских времен ежедневную порцию вина ◼