БИЧИ — ОБРАТНАЯ СТОРОНА СОВЕТСКОЙ МЕДАЛИ
Субкультура, точнее особый образ жизни бичей — советских дропаутов и неприкаянных, возникла сразу после смерти Сталина в результате трех, последовавших одна за другой, больших амнистий. Первой была амнистия уголовников, та самая, о последствиях которой был снят фильм Холодное лето 53-го, второй стала так называемая «амнистия Аденауэра», по которой выпустили всех содержавшихся в лагерях УПВИ немецких военнопленных, а заодно и наиболее безобидную часть пособников оккупантов и «власовцев» всех сортов и мастей. А следом пришла и третья волна, рожденная XX-м съездом. В общей сложности за 6 лет на свободу вышло около 2-х миллионов человек.
Какая-то часть этих людей безусловно сумела быстро или медленно — но ресоцилизироваться: их ждали родные, на их квартирах висели те же замки, у них не возникало особых проблем при устройстве на работу. Прочие, покинув свои бараки; оказались перед закрытыми во всех смыслах дверями с отметкой о «101-м километре» в личном деле (так назывался запрет на проживание в крупных городах и столицах союзных республик). Именно с этих людей и начался русский бичизм, в орбиту которого постепенно втягивались как отсидевшие мелкие сроки за незначительные преступления, так и «первоходы», не нашедшие себя в уголовном мире, а заодно и те, кто не сидел вообще, но по каким-то причинам выпадал из социума.
Дожившие до наших дней участники дальних экспедиций 60-х и 70-х годов вспоминают: По моим экспедишным скитаниям, бичи бывали разные. 1973 год — Воркутинская геологоразведочная экспедиция. Застал ещё тех бичарок, которые свои сроки получили во время войны и остались там навсегда. В партии работали. Мурза — казах, попал в плен во время отступления. Бандеровец. Власовец. Последние имели семьи и жили в одном БИЧ-бараке. Выпив, лупцевали друг друга, обвиняя в предательстве Родины.
Хоть сами бичи и считали свое название аббревиатурой, расшифровывая ее как «Бывший Интеллигентный Человек», на самом деле слово это — англицизм, произошедший от термина beach workers. Так называли матросов, списанных с кораблей с «волчьим билетом» и ищущих случайные подработки в порту.
Важнейшей особенностью жизни бичей была нестабильность их существования. У них не было постоянной работы — ее заменяли сезонные приработки где угодно и как угодно, от сбора мандаринов в абхазском совхозе до мытья золота на Колыме. У них не было нормального дома — его заменяли оставшиеся от сталинских времен бараки, в которых на 12 квадратных метрах могли ютиться несколько женщин, несколько мужчин или целая семья. Такие города как Серпухов, Углич, Вышний Волочек и Ковров становились неофициальными столицами бичей. Характерным примером можно считать Зеленодольск — небольшой городок в 100 км от Казани. На другом берегу Волги находится самая большая в России женская колония «Козловка», а в самом Зеленодольске построили ткацкую фабрику, работавшую по так называемой «сдельно-аккордной» , то есть поденной системе оплаты труда. И бараки на окраинах — очень удобно. Разумеется обитатели этих бараков пили «все, что горит» просто за отсутствием иных вариантов.
Колымские алкаши, перешедшие уже в разряд полубомжей, чтобы захмелеть, перегоняли в спирт средство от комаров ДЭТА, не брезговали принятием внутрь одеколона или стеклоочистителя. Какой-нибудь бич мог зайти в парикмахерскую и на коленях умолять молодую девушку-парикмахера дать ему немного спирта (и та жалела, не отказывала). В советские годы чистейшим спиртом снабжали многие парикмахерские для обработки ножниц и бритв. Опустившиеся алкоголики в Магадане и поселках Колымы меняли одну ночлежку в частном секторе на другую, подвал дома на медвытрезвитель, случайный заработок в виде сбора стеклотары или макулатуры на банальную кражу. Один пример из тысячи, как теряли свое человеческое достоинство на Колыме. (с форума сайта kolyma.ru)
Первым стране о жизни бичей поведал самый народный артист — Высоцкий.
От такой «всеядности» бичей немало страдали геологические партии и прочие экспедиции, которые нанимали их в качестве сезонных рабочих. Первым делом у «товарищей ученых» пропадала вся спиртосодержащая парфюмерия. Затем — все содержимое походной аптечки, за исключением пургена; следующей жертвой становилась болгарская зубная паста «Поморин» и далее по нисходящей, пока все не заканчивалось привычным еще с лагерных времен чифиром. Важно понимать, что люди, работавшие бок о бок с бичами зачастую перенимали их привычки:
Соломон Волков: А что вы там ели, пили?
Иосиф Бродский: Ели мясные консервы отечественного производства, которые разогревали на костре, пили воду. И водку, естественно. Пили также чифирь, поскольку у основного контингента этих геологических партий большой опыт по этой части. Пили спирт, тормозную жидкость. Все что угодно. Точнее, все что под руку попадало.
(С. Волков. Диалоги с Иосифом Бродским)
Если даже Бродский, сидя в уютной американской эмиграции, не стеснялся признаваться в употреблении «тормозухи» — то что нам делать с концепцией «вечно пьяного быдла»? Перед романтикой костра и общей жестяной кружки, на дне которой плескалась вонючая, напоминавшая мочу, жидкость, оказались равны и выпускник «зоны» и воспитанник Ахматовой.
Бичи не просто существовали вне или на периферии советской системы, они еще и отравляли все социальное пространство вокруг себя, так же как ранее это делали дворовые уголовники сталинских времен. Дело в том, что в разгар подростковой переоценки ценностей человеку, как правило, свойственно в резкой форме осознавать всю ложь и противоречия того «официального» мира детства, который навязчиво подсовывают ему взрослые. Он понимает, что окружающий мир предельно далек от содержания детских фильмов, учебников и лозунгов.
В этот момент он начинает искать подлинности и ищет ее у тех, кто отвергнут «лживым» обществом взрослых, или готовится перейти в категорию отверженных. Сперва — у главного в школе хулигана, затем у его старших и уже как правило пьющих и курящих друзей, потом его как с королевской особой знакомят с отсидевшим вором или бывалым, «видавшим жизнь» бродягой. Схема эта отражена в сотнях романов и фильмов. Впоследствии у кого-то получается осознать всю неприглядность мира «настоящих людей», быстро сменить круг общения и ресоциализироваться, а другие получают полную свободу катиться вниз по наклонной.
В ту же степь двинулась и великая советская культура, на которой отразилась наступившая следом за «оттепелью» атмосфера всеобщей безнадеги семидесятых. Разумеется, показывать, и уж тем более делать главными героями бичей или уголовников не позволяла цензура, так что в фокусе эпохи «второго советского декаданса» оказывается человек активно и много пьющий.
Алкоголь становится не просто элементом времяпрепровождения, как это было, например, у Хуциева в Заставе Ильича, а едва ли не главным действующим лицом. Пьет главный драматический герой страны — Афоня, пьет и главный комический — Сеня Горбунков в Бриллиантовой руке. Стакан за стаканом опрокидывает в себя Мягков в Служебном Романе и в Иронии судьбы. Ударными дозами пьет Баталов в Москва слезам не верит.
Для культуры стала характерна не просто толерантность к употреблению алкоголя, а ее радостное приятие: пьет — значит рефлексирует — значит хороший мужик! Вряд ли стоит лишний раз напоминать о способности кино задавать и продвигать в жизнь ролевые модели. И уж тем более не стоит удивляться тому, что в застой запоем «бухала» вся страна от сторожа Сергеева до дочери генсека включительно.
ОФИЦИАЛЬНЫЕ СУРРОГАТЫ: НЕ МОЖЕШЬ ПОБЕДИТЬ — ВОЗГЛАВЬ
И быстро вливают портвейна литр,
Сторожу прямо в рот
(Аквариум. Сторож Сергеев)
Пошла бабка на базар
И купила «Солнцедар».
Ладушки, ладушки!
Нету больше бабушки...
(Советский народ)
Настало время поговорить и о той категории питейной дряни, которую советское государство вливало своим гражданам в глотки вполне официально. Речь пойдет о советских крепленых винах, не имевших ничего общего с тем, что изобрели португальцы, и созданных с очевидным прицелом на замещение самогона и всевозможных суррогатов. Разумеется, ради пополнения пресловутого «пьяного бюджета» Родины. Первым делом на это намекала цена — когда водка стала по 5 рублей 30 копеек, цена на фугас 0,75 крепленого варьировалась от 80 копеек до рубля восьмидесяти. Учитывая, что за пустую портвейную бутылку на пунктах приема стеклотары давали двенадцать копеек, о качестве ее содержимого можно догадаться самостоятельно.
Во времена позднего застоя именно всевозможные «портвейны», «вермуты», «кагоры», «розовые» и «плодово-ягодные» вина стали подлинно народными напитками. На пике их выпуск доходил аж до 200 миллионов декалитров. Для сравнения — выпуск всех остальных красных, белых, игристых, сухих, полусладких и прочих вин не превышал 150 миллионов декалитров. Порой советская винно-водочная промышленность даже не утруждала себя разливом этого омерзительного пойла по бутылкам. Знали, что купят и так.
Результат употребления советского портвейна, как правило, выглядел чудовищно: Однажды к сумрачному мужчине приходит старый приятель оттуда, где он раньше жил. Видно, что пьяница. Он тайком сует ему под подушку бутылку крепленого вина — в России это называется портвейн — отвратительное пойло, отдаленно напоминающее дешевое порто, отрада алкашей. Пользуясь отсутствием нянечки, человек приставляет бутылку к воронке и, сверкая глазами, облизываясь и урча от удовольствия, выливает содержимое прямо себе в желудок. Эффект моментальный. Он принимается хохотать, ему тут же становится жарко, он срывает с себя одежду, швыряет воронку в другой конец палаты и нагишом, весь исполосованный швами, начинает отплясывать адскую джигу. Марина Влади. Владимир. Или прерванный полет.
Даже по технологии производства дешевые марки советских крепленых вин были типичными суррогатами. Ради примера возьмем чудовищный «Солнцедар». Выгрузив нефть в портах стран «первого мира», советские танкеры отправлялись в Алжир, где их заливали до упора местным виноматериалом из сортов мерло и каберне. Ради приличия скажем, что перед погрузкой цистерны все-таки отмывали и покрывали пищевым лаком. Затем танкеры шли в Новороссийск, откуда по специальному винопроводу алжирские «чернила» перегоняли на местный винзавод или на железнодорожный терминал. На производстве туда добавляли спирт и свекольный сахар «для вкуса», после чего недрогнувшей рукой разливали это ведьмино варево по бутылкам.
В лучшем случае употребление «Солнцедара» на неподготовленный желудок приводило к острому алкогольному отравлению и продолжительной спазматической рвоте. В худшем варианте дело кончалось летальным исходом. Ох, недаром, когда в новейшие времена некий предприниматель Отряскин попытался возродить знаменитый бренд, Роспатент отказал ему с формулировкой «противоречит общественным интересами», читай — по соображениям гуманизма ◼