Автор: Елена Саммонен
Читайте в журнале Покет-Бук Пролог, Главу 1, Главу 2, Главу 3, Главу 4, Главу 5, Главу 6, Главу 7, Главу 8, Главу 9, Главу 10, Главу 11, Главу 12, Главу 13, Главу 14, Главу 15, Главу 16, Главу 17, Главу 18, Главу 19, Главу 20, Главу 21, Главу 22, Главу 23, Главу 24, Главу 25, Главу 26, Главу 27, Главу 28, Главу 29, Глава 30, Главу 31, Главы 32-34, Главы 35-36, Главу 37, Главу 38, Главу 39, Главы 40-41, Главы 42-44 романа "Мистерия иллюзий"
Глава 45
Эпоха перемен
Николь сидела в кресле под торшером и вышивала скатерть. Белая материя была оживлена изображениями замысловатых цветов и райских птиц. Артур делает в своей комнате уроки, заданные ему в школе, а Эйно и Пертту, давно решившие арифметику, занялись любимым делом. Они обсуждали с Элиасом предстоящее выступление со своей программой в театре Роппера. Было решено показать фантастический трюк с выделением цветного песка из обычной воды. Вот уже больше, чем полгода, они развлекают почтенную публику Нью-Роута своими фокусами. Йоханнес продолжал ездить в Литлфорд и становиться образованным актером, обучаясь у знаменитых артистов, преподающих в его колледже. Уже много месяцев он не играл в театральных постановках Роппера – Йоханнес лишь принимал участие в экзаменационных спектаклях при своем колледже. И все это было потому, что знаменитый театр Драмы на площади Мира пал, подобно Западной Римской Империи, завоеванной вестготами. Вместо Драматического театра имени Джона Болдуина Бакстона там теперь существовал Мюзик-Холл «Империя Варьете». Отныне вместо зрительских кресел там было множество столиков и стульев, на месте запасного выхода стояла барная стойка, а зрители, вместо того, чтобы культурно проводить время, распивали спиртное и созерцали дешевые шоу с танцами полуобнаженных девиц, некоторые вещи из цирковых программ и многое другое. По вечерам приходили братья Ярвинены с племянниками и устраивали англичанам «час чудес», демонстрируя им оригинальные фокусы. Конечно, Элиас пожалел, что предложил Ропперу сделать из театра Мюзик-Холл, ведь теперь его родной театр превратился в злачное место. А ведь здесь работают маленькие дети, их племянники… Отныне Йоханнес и Элиас ни на минуту не оставляли их здесь без присмотра. Бог знает, чего можно ожидать от пьяных зрителей. Однако, благодаря этому нововведению, заведение Роппера отныне не знало отбоя от клиентов.
Лилия и Кертту прогуливались по берегу Литла вместе с малюткой Анжеликой на руках последней. Девочка, изучая окружающий мир своими задорными глазками, весело лепетала что-то, еще не похожее на человеческую речь, но очень схожее с тем, что и должно исходить из уст младенца.
– Как ярко светит солнышко, Анжелика! – восклицала Лилия, разговаривая с дочерью. –Смотри, какие птички летают по небу!
– Скоро придет ваш папа и покажет вам свой коронный фокус с пуговицей, – смеялась Кертту, вспоминая Элиаса. – Все пуговицы, что копила я много лет, растащил у меня!
– А Йоханнес постоянно просит у меня шелковые нити, – сообщала Лилия, светясь улыбкой. – Скоро все измотает, и мне придется распускать свои чулки!
– Интересная у них профессия, людей обманывать и получать за это деньги, – сказала Кертту. – Но, наверное, это не только их ремесло, а еще и способ завоевания женских сердец. Помню, Ильмари очаровал меня фокусом с колечком, после чего я совершенно растаяла и согласилась быть его подругой сердца.
– Мне рассказывала моя покойная госпожа, леди Жанна, что таким же образом ее влюбил в себя Йоханнес, – вспомнила Лилия. – Согласись, что наши мужья – очень романтичные натуры.
– А кто такая эта Жанна? – спросила вдруг Кертту. – Я много слышала о ней, но ни разу не видела, хоть и вошла в вашу семью еще при ее жизни.
– Это жена Йоханнеса, ты об этом знаешь, – сказала Лилия. – Элиас долго молчал о них, держа эту историю в тайне даже от меня. Но однажды он разоткровенничался со мной…
И Лилия, решив, что можно иногда и разворошить пыль времен, рассказала все Кертту. Она поведала ей о том, как был влюблен в Жанну Ильмари, будучи юношей. Лилия рассказала, что Жанна жила в этом доме, собираясь стать его женой. Также, она не могла не рассказать и о том, как Йоханнес увел у брата невесту и как тот уехал надолго в Финляндию, откуда вернулся спустя три года уже со своей собственной семьей. Кертту подозревала, что исключительно дружеские отношения с мужем, возможно, брали откуда-то свои корни… Ах, вот почему она никогда не чувствовала взаимной любви с его стороны…
Женщина выглядела подавленной. Это был тот острый нож, вонзившийся в ее спину, который был сродни кинжалу подлости Йоханнеса, пронзившего однажды душу Ильмари насквозь. Значит, Ильмари лгал ей, когда говорил, что она в его жизни – единственная? Выходит, Ильмари связался с ней лишь для того, чтобы забыть свою несчастную любовь? Что же теперь, Кертту – просто его утешительница? Да, она знала, что супруг не питает к ней чувства большего, чем привязанность. Но она думала, что он просто не эмоционален и прячет свои чувства в недрах души… Выходит, их и не было?
Остальное время Кертту шла, молча, с Лилией, выслушивая ее разговоры о насущном. Она все думала о том, что случилось однажды, восемь лет назад в ее родном городке Эспоо, где они встретились… А Лилия, совершенно не подозревая, что вылила в душу Кертту дозу яда, продолжала:
– Николь решила вышить скатерть на случай теплых семейных посиделок. Приятно будет созерцать на столе эту красоту… – говорила Лилия, срывая на ходу желтые цветы.
Скатерть, вышитая за несколько месяцев Николь, очень органично смотрелась на праздничном столе, накрытом в начале лета. Ведь в июне этого года раздался стук в дверь, который возвестил о начале новой эпохи в жизни семьи Ярвиненов. С войны вернулся Ильмари! Он был так же прекрасен, как и четыре года назад, когда уходил воевать, но что-то привнесло в его внешность еще большей мужественности. Эта солдатская форма из грубой материи и кожаные сапоги придавали его образу брутальности. Восхитительные рыжие локоны его были острижены, но он не собирался оставлять это и уже начал отращивать их вновь. Ильмари за эти годы успел опустить изящную бородку и, как было замечено остроумным Йоханнесом, он от этого стал похож на воинственного гнома. Эйно и Пертту, конечно же, не бросились к отцу с объятиями – они отвыкли от него и были смущены. Зато Элиас и даже скупой на выражение чувств Йоханнес, накинулись на него, и от радости еще долго не могли разомкнуть своих объятий.
– Боже, он живой! – восклицал Элиас. – Я так счастлив видеть тебя вновь! Солнце, ты ведь до сих пор не знаешь, что у тебя родилась племянница!
– Кто из вас женился? – строил догадки Ильмари.
– Он, – с улыбкой указал на брата Йоханнес. – Моя служанка отныне мне ятровь.
– Но как ты нашел нас? – спросила Лилия. – Ведь мы жили до этого у Логана…
– Сами написали мне письмо из Лиственной пустоши, а теперь спрашивают, – усмехнулся Ильмари. – А где Артур? Я хочу увидеть своего любимого крошку Артурри!
– Он скачет на коне где-то по берегу Литла, – сказал Йоханнес. – Наверное, скоро вернется.
– В девять лет и уже держится в седле? – удивился Ильмари. – Настоящий финн! Горжусь им!
– Твои сыновья тоже неплохо ездят, – сообщил Элиас. – Они с семи лет в седле.
Весь день прошел в разговорах. Возвращение Ильмари стало настоящим праздником для его домочадцев, которые так отчаянно переживали за него, когда он ходил под пулями. Когда зашел разговор о годах, прошедших на поле боя, Элиас подумал о том, что Ильмари сейчас расскажет и про то, что было, и про то, чего не было. Ведь он так любил приукрашивать скучную действительность! Но Ильмари лишь печально опустил голову и произнес: »Знаете что? Давайте сделаем вид, что я все эти четыре года был здесь, с вами. Мне так опостылела эта война, будь прокляты те, которые ее развязали. И вообще… Никакой я не воин. Я иллюзионист. Давайте начнем все сначала и вернемся к былому?»
Вставай, вдовец! Будь к счастью ближе!
Ее ты должен отпустить.
Что до врагов – так ты их выше.
Начни уже нормально жить!
Часть III
Из тьмы забвения
Глава 46
Призраки прошлого
– Ты уверен, что мы сможем повторить трюк дяди Йоханнеса? – недоверчиво спросил Эйно своего брата. – Он говорил, что все зависит от того, как тело принимает йод.
– Я проделывал его, – уверял Пертту. – У меня галочка пропадает с запястья. Как это выйдет у тебя – надо посмотреть.
– Если хочешь, то проделай это без меня, – сказал Эйно. – Только посоветуйся сначала с дядей Йоханнесом, все-таки это его фокус.
Йоханнес больше не показывал публике свой трюк с чернильной галочкой, изобретенный им в юности, и поэтому за него решил это проделать Пертту, который, в отличие от своего брата, не боялся снять рубашку перед многосотенной толпой. Юноши вступали в тот прекрасный возраст, когда дети, превратившиеся однажды в подростков, становились красивыми молодыми людьми. Артуру в июне исполнилось семнадцать, а его братья встретили шестнадцатилетие. Йоханнес, стоявший на пороге зрелости, не выглядел на свой возраст. Он, на фоне Ильмари, замученного бытом, и Элиаса, погруженного в заботы о семье, смотрелся, как юная невеста рядом со старым женихом. Йоханнесу было тридцать шесть, но он не утратил своей первозданной красоты в отличие от своих братьев. Несмотря на все беды, свалившиеся на него в ранней молодости, Йоханнес был так же прекрасен, как и много лет назад. «Ты точно колдуешь, – смеясь, проговорил однажды Элиас. – Уж не заключил ли ты сделку с нечистым?»
Однако, несмотря на всю свою прелесть, Йоханнес больше не решался оголять свой стан перед публикой ради своего коронного трюка. Люди стали замечать шрам на его груди, который оставила ему однажды молния. Чтобы избежать лишних вопросов, он решил, что этот фокус станут демонстрировать когда-нибудь его племянники. Жаль, что Артур пошел не по его стопам… Дуэт иллюзионистов, который должен был стать приемником ему и его братьям, был бы лучше, будь он на самом деле трио.
Время неумолимо шло вперед, подгоняя Артура, Эйно и Пертту к взрослению, а их отцов – к ступени зрелости. Старшие Ярвинены помнили их детьми, но годы лепят из неуклюжих мальчишек прекрасных юношей. Литл не меняет своего течения, а жизнь меняется. Но память вечна. И стоит вспомнить, что было после того дня, который сломал их прежний уклад.
После того, как Ильмари вернулся домой с полей битв, война продолжалась до ноября. Окончательно война изжила себя двадцать восьмого июня тысяча девятьсот девятнадцатого, когда был подписан государствами-победителями договор с Германией в Версале. Как и надеялись жители Соединенного Королевства и, наверное, большинства стран, победа была на стороне Антанты. В ноябре восемнадцатого года, когда война закончилась, на площади миллионов городов вышли счастливые люди. Это было волшебное время массовых гуляний и атмосферы бесконечного праздника.
Братья Ярвинены продолжали работать в «Империи Варьете», куда вскоре стал стекать огромный поток зрителей, уставших от смертей и требовавших зрелищ. С тех пор Мюзик-Холл Роппера стал самым посещаемым местом в городе. Там начали свою карьеру иллюзионистов сыновья Ильмари. Артур же продолжал упорно заниматься на виолончели, мечтая стать в будущем вторым Жаном Жерарди. Между тем он успевал участвовать в творчестве своих знаменитых родственников, которые после войны стали медленно выходить из забвения. Элиасу, Ильмари и Йоханнесу тогда пришлось начинать все сначала, ведь, как оказалось, интерес публики к ним за эти годы почти сошел на нет. Слишком долго они не давали о себе знать. Артур несколько лет выступал под началом своего отца, страстно любящего искусство иллюзий, но вскоре отстранился от семейного дела, поняв, что это – не для него. Около полугода после своего возвращения в родные земли, Ильмари не работал. Он залечивал старую рану, которая дала о себе знать лишь в Лиственной пустоши. В конце войны он получил осколочное ранение в бедро. В госпитале Ильмари наскоро поставили на ноги, но болезнь имеет способность приходить через года. К ее визиту он не был готов, поэтому еще долго гостья не отпускала его от себя, а Кертту гнала ее от мужа, делая ему перевязки. Потом он вернулся в творческий коллектив братьев.
Но, несмотря на покой и гармонию, пришедшую в их дом, в душе Кертту жили частицы прошлого, такого призрачного и загадочного. После разговора с Лилией о несостоявшейся много лет назад свадьбе Ильмари и Жанны, Кертту забыла о спокойствии. Ей не давала покоя мысль о том, что таит душа ее мужа. Любит ли он ее, Кертту, мать своих детей, или до сих пор с ностальгией вспоминает о счастливых днях с этой Жанной? Живет ли Ильмари с ней от большой любви, или он боится потерять ее из-за мрачной перспективы одиночества? И что случилось в Эспоо много лет назад? Ильмари нашел любовь или утешительницу? Эта вереница извечных вопросов сводила несчастную Кертту с ума. Она едва дождалась мужа с войны – ей не терпелось вызвать его на душевный разговор, чтобы уже скорее расставить все по своим местам.
Этот разговор состоялся вскоре после того, как воин вернулся в семью. В тот вечер Элиас и Йоханнес ушли с их детьми в Мюзик-Холл, чтобы вновь устроить чудеса. Слуги были заняты на кухне, а Артур был увлечен книгой в спальне. Ильмари хотел побыть в одиночестве, уединившись в гостиной, но его покой нарушила Кертту, пришедшая к нему.
– Прости за вторжение, – извинилась женщина и присела на край дивана. – Просто смотрю, ты здесь один и я решила, что сейчас самое время, чтобы побеседовать…
– Ты не должна извиняться, – спокойно сказал Ильмари. – Ведь ты же нарушила мое уединение, а не, скажем, одиночество Йоханнеса. Я так давно не видел тебя и приму за счастье поговорить с тобой, Кертту.
Она опустила глаза и стала нервно разглаживать невидимые складки на юбке своего платья. Разговор обещал быть тяжелым.
– О чем же ты хотела поговорить со мной? – проговорил Ильмари, обхватив ее одной рукой за талию и прижав к себе.
– Быть может, тебе мои переживания покажутся глупостью, но… – Кертту попыталась отстраниться от него. – Что у тебя было с Жанной? Почему ты мне не рассказывал о ней?
– А откуда ты знаешь о нас? – спросил Ильмари. – Не думаю, что Йоханнес способен на такого рода откровения.
– Нет, он здесь не при чем, – уверила Кертту. – Я узнала эту историю не от него. Так как же ты жил до меня?
– Я любил и ненавидел, Кертту, – признался Ильмари. – Тебя устроит такой ответ?
– Нет, ты не должен скрывать от меня свое прошлое, ведь тебе известна моя прежняя жизнь, – Кертту смотрела ему в глаза. – Я хочу знать, любил ли ты ее?
– Ты точно хочешь услышать всю правду? – осведомился Ильмари, став серьезным.
– Да.
– Когда я встретил ее, мне было семнадцать лет, – начал он. – Она была так же юнна, как и я. Жанна покорила меня с самой первой встречи, и я понял, что сердце мое взято в плен этой прекрасной гувернанткой. Я думал, что она любит меня так же, как и я ее, но видимое счастье было обычной иллюзией. Жанна боялась одиночества, поэтому и держалась за меня. Я был нетерпелив, а она – чиста. Мы были помолвлены и готовились к свадьбе. Я клялся сам себе, что перестану изменять этой недотроге сразу после того, как стану ее мужем.
– Ты мог пойти на измену? – ужаснулась Кертту.
– Тогда я не считал это подлостью. Просто Жанна берегла себя, а я не мог держать себя в рамках, – Ильмари чувствовал себя ужасно неловко. – Она об этом, конечно, знала. Я понимаю, что причинил ей много боли и мне очень за это стыдно. Но в то время я думал, что она никуда не денется от меня. Но нашелся тот, который смог оценить ее по достоинству и был в состоянии дорожить ею. Этим человеком был мой брат. В общем, Артур мог бы быть моим сыном, но не судьба…
– Ты жалеешь об этом? – спросила Кертту, которой снова казалось, что в ее душу вылили ведро кислоты.
– Нет, ведь иначе я овдовел бы в двадцать три года, и у меня не было бы Эйно и Пертту.
– Ильмари, скажи мне, только честно… Ты связался со мной не из-за любви, а лишь только для того, чтобы найти утешение?
– Я не хочу делать тебе больно, но отношениям нужна искренность, – Ильмари не собирался лгать и выкручиваться. – Я не любил тебя, но надеялся полюбить. Согласись, что невозможно сразу забыть одну женщину и впустить в свое сердце другую.
– Ты и сейчас ее любишь? – Кертту чувствовала, как на ее глаза выступили слезы.
– Я не могу любить ту, которая лежит под могильным камнем, – сказал Ильмари. – Жанна мертва, с ее смертью умерли и мои чувства. Но буду честен: если бы она была жива, даже будь она женой Йоханнеса, в моей душе продолжал бы гореть огонь любви. Прости, Кертту, но я ничего не могу с собой поделать.
– Ах, Ильмари… Я ведь думала, что у нас все, как у людей… – произнесла она, уже не скрывая слез. – Зачем же ты увез меня за море, разлучив с семьей? Для чего все это? Я могла бы стать женой того, кто смог бы меня полюбить…
Ильмари ощутил, что душу его разрывает от созерцания страданий супруги. Зачем он сказал ей всю правду? Что это могло дать им? Чувство легкости, которое испытал Ильмари, избавившись от груза тайны, никак не могло окупить тяжесть, обременившую душу Кертту.
– Не надо слез, пожалуйста, – просил он, обнимая ее. – Я ценю тебя и уважаю. Кертту, я не могу не любить мать своих детей. Мы можем быть хорошими друзьями.
– Моего хорошего друга зовут Йоханнес, а мне нужен муж по имени Ильмари! – воскликнула она.
– Значит, за эти четыре года вы успели сдружиться… – проговорил Ильмари. – Если этот паразит еще раз уведет у меня женщину, я его уже точно убью.
– Нет, Ильмари. Я, в отличие от тебя, могу любить и быть верной, – сказала Кертту, встав с места и собираясь уйти. – Я надеялась, что этот разговор вернет мне душевный покой, а вышло все иначе.
Она покинула его, а Ильмари, оставшись в комнате один, с горечью подумал о том, что однажды случилось то, что навсегда перевернуло их жизни. Жанна ворвалась в их судьбы, очаровала обоих братьев, а потом ушла туда, откуда не возвращаются. Но призраки прошлого мешают им жить в настоящем. Йоханнес не может открыть свое сердце для новой любви, а Ильмари не в состоянии проникнуться к Кертту такой же сильной и страстной любовью, как к Жанне. «Что же ты натворила, Жанна…» – прошептал Ильмари, закрыв лицо руками.
Глава 47
Неупокоенная
Артур вернулся из школы, когда стрелки часов перевалили за полдень. Он зашел в Лиственную пустошь, чтобы взять с собой забытые дома ноты. И заодно перекусить. Лилия гуляла на лугах с дочкой, а Кертту проводила этот день в Нью-Роуте. Недавно она, устав сидеть в четырех стенах, устроилась на службу в лавку шляп на площади Мира. Поэтому его встречала Николь, хлопочущая по дому.
– Привет, няня! – крикнул мальчик с порога, аккуратно положив ученическую сумку на стоящий рядом табурет. – А где дядя Элиас? Вроде бы он и дядя Ильмари работают по вечерам.
– Господа Ярвинены в мастерской, – сообщила Николь. – Наверное, делают новое оборудование.
– Понятно, – равнодушно проговорил Артур. – Что у нас на обед?
– Мантокалакейтто, мой мальчик, – сказала Николь, доставая из печи рыбу.
– Я не твой, – заметил Артур, не любящий подобных обращений. – Не люблю рыбу.
– Ты же финн, а настоящий северянин должен любить рыбу.
– Финны – мои братья, а я дальше Дрим-Тауна не бывал, – сказал Артур, пройдя на кухню. – Но сейчас я настолько голоден, что готов съесть все, что угодно.
Николь видела, что ее воспитанник сегодня необычайно печален и угрюм. За чаем она осмелилась спросить его о том, что же случилось.
– Я соскучился по отцу, – признался мальчик, заглянув в ее глаза. – Папа уехал еще в понедельник, а сегодня уже четверг… Я так хочу его увидеть.
– Но сэр Йоханнес учится, – сказала Николь, погладив его по голове. – В воскресенье он играет в мюзикле, а в понедельник, после занятий, снова приедет к нам.
– Я так люблю его, что мое сердце просто разрывается от тоски в его отсутствие… – искренне сказал Артур.
– Без расставаний не бывает встреч, мой господин, – проговорила Николь, улыбнувшись Артуру. – Сэр Йоханнес ведь уехал не навсегда.
Поблагодарив служанку за обед, Артур ушел. Вернулся он вечером, вдоволь наигравшись в Доме Изяществ на виолончели и взяв пару новых уроков от своих учителей. После ужина, состоявшегося около шести часов вечера, он ушел в детскую, где занялся подготовкой к завтрашнему дню в школе.
– Сенека ответил ей: «Я указал тебе на утешения, какие может дать жизнь, но ты предпочитаешь умереть. Я не буду противиться. Умрём же вместе с одинаковым мужеством, но ты — с большею славой,» – читал Артур, заучивая параграф по философии Античности.
«Да, каким же негодяем был этот царь Нерон…» – говорил Артур сам себе, размышляя о содержании главы.
Тусклый свет лампы клонил его в сон, и Артур, не в силах бороться с ним, задремал прямо над книгами. Находясь в поверхностном забытье, он все же сумел увидеть сон. Грезы не принесли ему удовольствия, ведь во сне Артур видел нечто пугающее. Ему снилась Маритта, чей образ он не успел позабыть. Она ничего не говорила ему, но ее глаза, налитые кровью, взгляд, полный ненависти и отрицательная энергетика, исходящая от нее, внушали несчастному Артуру ужас. Разбудил его холод, внезапно наполнивший комнату. Природу этого холода он не мог определить, ведь взяться ему было неоткуда, равно как и сквозняку, который, словно взявшись извне, потушил четыре горящие свечи. Артур, оставшись в полутьме, недоуменно уставился в пустоту. Он, не успев еще проснуться, наверное, сомневался, что все происходит наяву. Приоткрытая дверь со скрипом захлопнулась.
– Пертту, это, конечно, весело, но ты отвлекаешь меня от дела! – крикнул Артур, усмехнувшись.
Но Артур стал совершенно серьезным, когда ни с того, ни с сего, со стены упало висящее на ней распятие. Крест, звонко ударившись о пол, раскололся. Свято верующий в бога ребенок счел это дурным предзнаменованием и попытался помолиться, но напрочь забыл слова молитвы. Хотел осенить себя кресным знамением, но рука онемела.
– Господи, спаси! – воскликнул он и, сорвавшись с места, бросился бежать из комнаты вон.
Едва не свалившись с лестницы, Артур достиг первого этажа и собрался умчаться прочь из дома – куда угодно, только бы туда, где не страшно.
– Куда ты, Артурри? – у порога его поймал Ильмари, пришедший из мастерской.
– Тут какая-то чертовщина! – вскричал он, едва сдерживая слезы. – Позовите священника!
Ильмари даже не успел понять, что произошло, как племянник выскользнул из поля его зрения и захлопнул за собой входную дверь.
Артур, оседлав Скифа, так пришпорил его, что конь, взвыв от боли, помчался по лугам с бешеной скоростью. Он не знал, в какую сторону унесет его Скиф, Артур думал лишь о том, как избавится от своего кошмарного наваждения. Произошедшее с ним несколько минут назад так явственно стояло перед его глазами, что Артур обезумел от страха. Потомок суровых скандинавов, несмотря на свою детскую нежность и природную мягкость, в час страха или в моменты горя, бывал порой слишком резким. Артур, как и его отец, находил утешение лишь только в сумасшедшей скачке. Скиф чувствовал, как горит земля под его копытами и вырывается из груди сердце – всадник едва не загнал его до смерти. В один момент Артур ощутил, как от слез, наполнивших его глаза, все поплыло перед ним. Он потерял управление и выронил из рук вожжи. Скиф уронил его, и Артур, упав на землю, сильно ударился об нее головой.
Конь вернулся к воротам дома один. Элиас, увидев одинокого Скифа, испуганно произнес: «А где же Артур?»
Они с Ильмари, не заводя Скифа в стойло, со всех ног рванули на луга. После недолгих поисков, братья обнаружили ребенка на берегу реки, распластанного на земле.
– Чертов конь… Скинул его… – воскликнул Элиас, взяв племянника на руки. – Йоханнес убьет нас, если с Артуром что-то случится…
Мальчик лежал на диванчике с прихожей. Рядом с ним были Ильмари и испуганная Николь. Через час вернулся из Нью-Роута Элиас, отправленный за доктором. Молодой врач, господин Адамсон, узнавший этот дом, проговорил: «У вас такая традиция что ли, висеть на волоске от смерти? Два года назад я приходил, чтобы спасти вашего брата, которого чуть не убило молнией, теперь вот, передо мной лежит ваш полуживой племянник, упавший с коня. Я даже не удивлюсь, если этот несчастный мальчик приходится сыном многострадальному сэру Йоханнесу».
Адамсон проводил необходимые для выживания Артура манипуляции. Оказалось, что тот, помимо сотрясения мозга, получил еще перелом ключицы и вывих ноги.
– Кому пришло в голову позволить десятилетнему ребенку сесть на коня? – негодующе говорил доктор. – Моя бы воля, я осудил бы вас за халатность.
– Вообще-то он с семи лет в седле, – заметил Элиас. – И Артур – превосходный наездник. Я никак не мог подумать, что он может быть сброшен конем.
– Я в свои семь лет слушал сказки, которые читала мне перед сном мать, – сказал Адамсон. – Я ни за что на свете не сел бы в седло.
– Вы, англичане, слишком нежны, – сказал Ильмари. – Я, едва научившись ходить, стал всадником, мои братья с детства знают, как стучат под ними копыта. Было бы странно, если бы наши дети не седлали коней.
– Дикари, – бросил Адамсон, и Артур в это мгновенье пришел в себя. – Мальчик жить будет, но в ближайшие месяцы ему придется полежать.
Заплатив доктору и сухо поблагодарив его, братья проводили Адамсона до ворот. Вернувшись, Ильмари негодующе произнес: «Еще отчитывать нас вздумал. С коня упасть может каждый, но это же не значит, что нужно бояться его, как огня».
– Как ты, Артурри? – спросил озабоченно Элиас, склонившись над ним.
– Мне плохо – позвольте, я помолчу… – произнес Артур и прикрыл глаза.
Йоханнес вернулся в понедельник и застал сына не за уроками, а в постели. Он был весь искалечен, длинные светлые волосы спутались и потемнели от высохшей крови, а голову сжала повязка. Братья рассказали ему все, что случилось в вечер четверга.
– Он, перед тем, как уйти из дома, сказал, что у нас дома творится чертовщина и просил позвать священника, – рассказывал Ильмари. – У него был безумный взгляд… Он уже тогда был не в себе!
– Боюсь, что с ним как-раз было все в порядке… – задумчиво проговорил Йоханнес.
Оставшись с сыном наедине, он заговорил с ним о невероятном, но вполне возможном в этом доме. Артур жаловался на страшные сны с неприменным участием в них своей бабушки, и ему нельзя было не верить – слезы были слишком искренними. Йоханнес не принял бы его жалобы всерьез, если бы он сам не имел контактов с мертвыми до тех пор, пока его дар не изжил себя. Лилия однажды рассказала ему, как ей приснилась Маритта, обещающая оберегать ее дочь и признающаяся в своей ненависти к Йоханнесу и его сыну. В тот день Йоханнес решил, что настало время расставаться со своей семьей и уезжать из Лиственной пустоши. Во имя их же с Артуром блага.
Новые главы романа "Мистерия иллюзий" публикуются раз в неделю по пятницам.
Нравится роман? Поблагодарите Елену Саммонен денежным переводом с пометкой "Для Елены Саммонен".