* * *
- Так всё-таки, может, выпивали накануне?
- Да я, собственно говоря, и не скрываю, что бывает и выпью.
- И много за раз?
- Ну, бывает с женой бутылку водки на двоих.
Передо мной сидел здоровый мужик средних лет.
- Последний раз, когда пили?
- Вчера вечером.
- И что, неужели хватает?
- Да мы собственно, доктор, и не пытаемся нажраться до беспамятства. Просто, когда с работы домой идём, что бы дома немного забыться.
- Работаете вместе?
- На базаре торгуем.
Мужик поёжился.
- Холодно тут у вас, на улице теплее.
В этом он был абсолютно прав. В полуподвальном приёмном покое разве что мясо на зиму хранить.
- Я ещё не нужна? – в кабинет заглянула фельдшер.
- Нужны. Закажите всю клинику, глюкозу и сделайте кардиограмму.
Фельдшер медленно опустилась за свой обшарпанный стол.
- Как сделаете, позовите терапевта, я пока выйду, покурю.
Женщина качнула головой: «Хорошо» и принялась набирать номер лаборатории. В коридоре меня дожидалась жена этого больного и его сын. Всё их семейство всем своим видом производило приятное впечатление. Мне даже не хотелось их приравнивать к алкоголикам, не смотря на их желание «забываться после работы».
- Скажите, Вы видели, что с вашим супругом произошло?
- Конечно! – в глазах у женщины читались остатки пережитого смятения и испуга, - Его вот так вот повело, - она повернула голову и скривила лицо настолько натурально, что мне на мгновение показалось, она сама вот-вот грохнется на пол, - потом он упал как подкошенный, его начало всего трясти, и ртом пена пошла.
У женщины на глазах выступили слёзы, в глазах снова появился страх. Было заметно, насколько трудно ей удавалось держать себя в руках.
- Кать, - голос из приёмного кабинета ворвался в наш разговор, – пойдём домой?
- Пока доктор не посмотрит и не скажет что к чему, и не думай!…А что у него? – женщина посмотрела на меня, словно ожидая услышать какую-то страшную тайну.
- У супруга Вашего приключился эпилептический приступ. Причин много, как достаточно безобидные, так и серьёзные… С этим очень важно разобраться… – я на секунду прервался, за входной дверью приёмного покоя послышались какие-то крики и Сергей, охранник, выглянул в окно.
- Ну это было страшно!… Мы, когда челюсти разжать пытались, два зуба ему выби…
- Олег! – женщина не договорив, осеклась, Сергей махнул мне рукой, подзывая к окну. – Там какое-то гопьё малолетнее парня тащат, кричат, что он умер.
В следующую секунду в коридор влетело пятеро молодых людей от 18 до 23 лет, тащащих за руки абсолютно безжизненное тело парня. Подтащив тело ко мне, они с грохотом опустили его на пол и, быстро развернувшись, рванули к выходу.
- Эй?... Что с ним? – крикнул я им вдогонку.
Один из бегущих повернулся, на секунду остановившись:
- Он сегодня деньги получил…колется он.
Выпалив это, переводя дыхание, он и выскочил вслед за остальными.
Лежащее передо мной тело носило сине–сиреневый оттенок и явно забыло, как дышать не менее пары минут назад. Подхватив его за плечи, я поволок тело в смотровой кабинет. Уже закрывая дверь кабинета, я на мгновенье увидел глаза женщины, с которой минуту назад разговаривал. Не знаю, что в них я прочёл, то ли оцепенение, то ли глубокое опустошение. Казалось, что она застыла с недосказанным словом на устах и провалилась в какой-то бездонный страх перед смертью.
- Что это?!
Я обернулся. Странно, я не заметил как, пока я говорил с женщиной, в приёмный покой пришла Ольга Витальевна – дежурный терапевт.
- А вот угадаёте, коллега, - сказал я, засовывая под плечи тела наспех свёрнутую куртку хозяина этого тела и обращаясь к сидящему всё ещё в смотровой пациенту с припадком. – Посидите в коридоре, пожалуйста.
Больной вышел.
- Комы по Вашей части. – терапевт села рядом с телом.
- Лабораторию вызывали к кому? – вошла лаборантка.
Ольга Витальевна быстро приложила к груди тела фонендоскоп и, хмыкнув, со всей своей женской силы саданула кулаком по грудине. Я невольно посмотрел в сторону двери. Слава Богу, лаборантка за собой дверь закрыла, а то ещё обвинят в издевательстве над трупом.
- Реаниматолога… Срочно! –я обернулся фельдшеру, запрокидывая телу голову. – Вот этому возьмите всё, что можно, и там, в коридоре, больной ещё.
- А с чем больной, то? – фельдшер набрала номер реанимации.
- Клиническая смерть, с «чемоданом», – я поднял у тела веки. Зрачки, маленькие как маковые зёрнышки, «смотрели» в разные стороны. – Надя… налоксон ампулу на физе… в двадцатке…- фельдшер, Надежда Константиновна, полноватая женщина лет сорока, перескакивая через нас с терапевтом, бросилась в процедурный кабинет.
- Заряди ещё двухсотку физа…– терапевт самозабвенно прокачивала телу сердце.
- Хорошо, тогда я через систему налоксон подколю.
- Наркоша? – Ольга Витальевна качала. – Там вашей травмы нет?
Я поставил у изголовья эхоскоп. Фельдшер вновь пронеслась мимо нас с флаконом физраствора и шприцом с противогероиновым зельем.
- Свинтус он…Ольга … пульс!…
- А ведь наверняка, он всё слышит. – в дверях появился Игорь, реаниматолог, с двумя совковыми железными кейсами.
- Да куда ему. – Ольга обмотала безжизненно болтающуюся руку манжеткой тонометра.
Тело вдруг вздрогнуло и судорожно вздохнуло.
- Это он меня-я испугался. – с блаженной улыбкой флегматично произнёс Игорь, присаживаясь у изголовья тела. – Ты его молоточком крестил?…Что тут?
- Сто сорок и восемьдесят. – Ольга поднялась с колен.
- Тут крестить то нечего. – я тоже встал, пришёл специалист – оживитель, теперь его работа. – Героиновый с передозировкой.
Тело потихоньку начинало дышать
- С чего взял?
- Друзья по игле, притащившие его, сказали, что он только что подкололся…
- Ну и что? – Игорь потихонечку гремел своими иголками и внутривенными катетерами, в попытке найти у тела подключичную вену.
- Зрачки глянь…
- Что-то делали?
- Налоксон в систему.
- Сколько?
Я сказал…
- По вашей части что-нибудь надо?
- Тиамина бы болюсом в вену…
- Надежда, бэ один пять кубиков в вену… О! Попал… Святой закон наркоманов – Колоться, колись, а для доктора одну вену не тронутой держи… перекалывай в центральную.
- Нет у нас тиамина, откуда он у нас в приёмном… Аскорбинка есть!
- Ладно… везём… наверху разберемся…
Я, Сергей и Игорь, втроём мы закинули едва дышащее тело на каталку и реаниматолог с фельдшером отправились с телом в палату интенсивной терапии.
- «Историю» с Ольгой напишем и сразу занесём. – сказал я Игорю вдогонку.
Игорь махнул рукой: «Ладно».
* * *
Ольга Витальевна уже строчила «Историю болезни», значит до меня очередь дойдёт позже. Я вышел в коридор, семейство торговцев всё ещё в полном составе ждало меня.
- Извините, что задержал Вас.
- Ерунда, если надо ещё посидим.
- Да всё почти, сейчас лаборатория анализы Ваши подготовит, терапевт осмотрит, и мы Вас положим.
- Вам виднее.
Я пошёл курить. После подобных случаев я почему-то чувствую себя опустошенным. Нет ни тени мысли. Помню до сих пор, как испытал это чувство впервые на одном из первых своих дежурств. Тогда я просидел на подоконнике одноместной палаты около двух часов, просто тупо глядя на улицу…
***
- Нехристи! - старушка-санитарка суетилась возле кровати больного. – Бросили старика, изуверы поганые!
Тётка Света (правда ей больше подошло бы бабка Света) отличалась среди всего младшего медперсонала особой несдержанностью, сварливостью и грубостью. По тому слова её меня нисколько не удивили.
- О чём это Вы, тёт-Света?
- О сынках его, да внучках, змеях подколодных! – последние слова она произнесла с такой ненавистью, что родня этого деда наверняка зашлась в икоте, а давно почившие предки перевернулись в гробах.
Санитарка грохнула ведром:
- Надо же! Пока здоров был – нужен был, а как поплексию заболел, дак ведь эти нехристи только раз пришли, и то доверенность на пенсию оформить, черти недорезанные!
- Что ж Вы при нём то о детях его так.
- Дак всё равно ж не говорит.
- Но ведь всё слышит!
Санитарка хмыкнула, выжимая тряпку в ведро. Я увидел, как в глазах старика блеснули слёзы: «Слышит».
- Не берите в голову, Иван Михалыч. Мало ли что сварливые бабки говорят.
- Кха..а..а..а. – старик медленно поднял левую руку и поднёс руку к губам.
- Я знаю, трудно говорить Вам.
- А..а..а..ы..ы. – он поднял левой рукой за кисть свою правую руку и отпустил её. Рука тяжело упала на кровать.
Что-то было в этом старике такое, от чего в груди замирало сердце. Худое в морщинах лицо даже в его восемьдесят лет не могло скрыть былой мужественности. В глазах тоска. Смотрел я на него и сердце щемило. Бог лишь знает, что он за человек был в прошлом и за что ему такая боль. Заслужил ли он её?
Осмотрев его, я с досадой констатировал факт ухудшения его состояния. У старика нарастал отёк мозга и постепенно стало снижаться давление. Отдав распоряжение сёстрам по дополнениям к лечению. Я занялся другими пациентами, но то ощущение, с которым я вышел из его палаты, преследовало меня весь день…
- Олег Захарович, подойдите в двести четырнадцатую. – в ординаторскую заглянула медсестра.
- Что там?
- По моему деду хуже…
Ему действительно стало хуже. Давление стало совсем низким, не смотря на то, что я назначил ему препараты поднимающие его. Он был без сознания и тяжело дышал.
- Когда капали дексу?
- Сразу как вы сказали, пять часов назад.
- Допамин у нас есть?
- Да.
Назначив ему дополнительно капельницу, я позвонил в реанимацию.
- И чего же ты от меня хочешь? – после десяти минут разговора со мной, Гусейн, реаниматолог, был злой, как собака. – Как я по твоему его вылечу! Восемьдесят лет, кровоизлияние в мозг, три инфаркта, эмфизема! Я тебе что, Иисус!
- Гусейн, это реанимационный больной! Приди, посмотри хоть!
- У меня таких восемь человек!… Ты пойми, ему реанимация не показана!…
- Тогда приди и напиши это!… Я невролог, а не врач – эвтанайзер!… Я должен тебя вызвать!
- Б…! – Гусейн кинул трубку.
Ждать его пришлось минут двадцать. За это время деду стало ещё хуже. Он умирал. Не смотря на лечение, давление оставалось низким.
- Где? – Гусейн бросил на меня злобный взгляд.
- Двести четырнадцатая.
Через пять минут он вернулся, молча написал: «В связи с ….. реанимационные мероприятия не показаны, лечение симптоматическое» и, не сказав ни слова, ушёл.
Дед умер в шестом часу утра. Бригада труповозов быстро увезла тело. Тётка Света тихо убрала постель и ушла… Я смотрел в окно… На улице светало… Люди начали идти на работу… Была ранняя весна… Я сидел на подоконнике одноместной палаты около двух часов, просто тупо глядя на улицу…
***
- Олег Захарович, - от неожиданности я вздрогнул, голос терапевта быстро прервал мои воспоминания, - я пока больше писать не буду. Напиши своё, потом я допишу.
Эта хитрость терапевтов мне давно была известна. Когда не знаешь что написать больному, посмотри, что напишет коллега, согласись с его мнением и перепиши его запись с небольшими изменениями в своё описание. Да и Бог с ними, сам иногда молодым так же грешил.
Передо мной лежала история болезни. В графе «Фамилия» значилось: «Неизвестный». Я взял ручку.
«Больной в бессознательном состоянии доставлен в приёмный покой группой неизвестных подростков, со слов которых, больной недавно принял внутривенную дозу наркотического средства. Контакт с больным невозможен вследствие глубокого угнетения сознания. В неврологическом статусе: Кома IV, реакция на боль отсутствует…»
* * *