В детстве мать раз в год клала меня в больницу лечить нос. У меня был гайморит – воспаление гайморовых пазух. Сейчас это, кажется, называется синусит. Состояние было не из приятных: нос заложен, но при этом постоянно хочется высморкаться.
Утром судного дня мать звонила заведующей ЛОР-отделением областной больницы Надежде Георгиевне (это имя было не именем человека – оно было пугалом, чем-то вроде Карабаса Барабаса для тех счастливцев, у кого не было гайморита и кто не лечил его в нашей областной).
На следующий день отвозила меня в больницу на окраине города. И уходила. Сказать, что это было страшно, ничего не сказать. И когда медсестра вводила меня в больничную палату, где мне предстояло «лежать» неизвестно сколько дней, я пребывала в полнейшей прострации.
В палате, где я оказалась, было шумно. Четыре кровати у одной стены, три у второй, напротив четвертой – умывальник. Моя кровать оказалась около него. У окна, между кроватями стоял большой стол. За ним сидело несколько человек, они что-то рисовали и громко разговаривали. На соседней кровати сидела девочка чуть младше меня и тихонько плакала. На кровати у окна по диагонали как ни в чем не бывало целовалась парочка – детей.
На мой приход никто не обратил внимания, и я потерянно сижу на «своей» кровати. Тут самая старшая, худенькая черноволосая девочка лет четырнадцати – одна из тех, что рисовали за столом, – поглядела на меня и говорит:
– Ребята, ведь у нас новый человек! Как тебя зовут?
Рисующие подняли головы от своих раскрасок, девочка с соседней кровати перестала плакать, и даже парочка из двухголового гибрида ненадолго превратилась в двух отдельных людей. Все взгляды устремились на меня. Я же остолбенело молчала.
Девочка мягко улыбнулась:
– Меня зовут Лена.
От нее исходили спокойствие и тепло.
– Кажется, тебя зовут Таня? – спросила она.
Я молча кивнула.
Неожиданно в дверях показалась приземистая тётка с пакетом в руках, которую все звали Альбертовна. У нее было противное злое лицо и губы, похожие на оладьи. Она гаркнула: «Морозова! Передача!», поставила пакет на ближайшую кровать и ушла.
Лена легко вскочила и взяла пакет. Вынув из него конфеты и печенье, она положила их на стол и сказала ни к кому конкретно не обращаясь:
– Угощайтесь!
Лена Морозова. У моей двоюродной сестры была такая же фамилия, только звали её Валя. Я хорошо к ней относилась, и это совпадение почему-то показалось мне хорошим знаком.
Медленно тянулся, но быстро кончился короткий зимний день. Прекрасные голубые сумерки, которые застенчиво пытались проникнуть в палату, были изгнаны слепящим светом длинных ламп. Мы с бабушкой обожали сумерничать и долго не включали свет, наслаждаясь этим удивительным временем суток, когда все вокруг становится таким неопределенным и меняет свой цвет и очертания. Потом мы включали старенький торшер с зеленым абажуром, комнату заливал уютный свет… От этого же ледяного сияния спрятаться было некуда…
Медленно, но неумолимо приближалось время отбоя. Думать об этом было страшно. За большим окном без штор – черная ночь. И внутри у меня всё так же черно и пусто. Чужая огромная палата, чужие люди вокруг, постельное бельё, на котором стоят серые казенные штампы.. Отчаяние чёрной холодной волной накатывает на меня, к горлу подступают слёзы, судорожный взрыд стальным кольцом схватывает горло. Кажется, еще немного – и умру!
И вдруг я слышу чей-то голос, который тихо, но настойчиво пробирается ко мне сквозь пелену горя:
– …если хочешь.
Открываю глаза. Оказывается, Лена стоит около моей кровати и что-то говорит. Я смотрю на нее, ничего не понимая.
Она с улыбкой повторяет:
– Я говорю, ты можешь спать у меня сегодня. Хочешь?
Я недоверчиво смотрю на нее. Нет, она на самом деле предлагает мне это! Что-то рывком подняло меня на ноги, сунуло в руки подушку, одеяло и в мгновение ока бросило на кровать моей спасительницы.
Мы улеглись валетом, и, счастливая, я тотчас заснула.
Не помню, сколько дней я была в больнице в тот раз, но после той ночи окружающие (даже Альбертовна) уже не казались мне такими страшными. Оказалось, вечно плачущая девочка тоскует по дому. Особенно громко она рыдала, когда приходила ее мама. Вскоре ее выписали. Ромео покидал свою Джульетту только поздно вечером, и то потому, что его пинками выгоняла безжалостная толстая Альбертовна. Он тоже вскоре выписался, но приходил в больницу каждый день, а его Джульетта бегала к нему на лестницу. Тогда мне казалось это диким, но теперь я понимаю, что дети ведут себя так, когда им не хватает любви.
Настал тот день, когда выписали и меня. Мы с Леной обменялись телефонами. Я позвонила ей раз или два. Трудно поддерживать отношения, если не учишься в одном классе или не живешь в одном дворе.
…Прошло больше года. Однажды осенью я ехала в музыкальную школу. Когда троллейбус остановился на светофоре, я увидела Лену через окно. А она увидела меня. Мы смотрели на друга и улыбались. Мне отчаянно хотелось выйти, но проклятое сольфеджио!..
Троллейбус тронулся, ее лицо медленно проплыло мимо.
Автор: Трощинская-Степушина Татьяна Евгеньевна, г. Витебск, Беларусь
Участник Международного конкурса «Реальная помощь»
Об авторе от первого лица:
Трощинская-Степушина Татьяна Евгеньевна родилась и живу в г. Витебске (Беларусь), педагог, филолог, преподаю русский язык и литературу, кандидат филологических наук.
Стремясь приобщить детей к литературе, организовываю в школе конкурсы, фестивали, конференции.
Сфера научных интересов – лингвопоэтика, лингвистика текста, проблемы интерпретации художественного текста, методика преподавания русского языка и литературы, современные образовательные технологии. Опубликовала более 50 научных и научно-методических работ.
В свободное время пишу. Люблю читать, путешествовать, общаться с интересными людьми, узнавать новое. Увлекаюсь документалистикой, теорией и историей кино.