Никто не знает, когда здесь, на песчаном увале, косо сбегающем с левого, непойменного, берега Ловати, впервые обосновались люди. Рыбацкое село Взвад упоминается уже в летописях тринадцатого века, но есть основания полагать, что оно постарше самого Господина Великого Новгорода.
Впрочем, пусть спорят ученые, а нам важно уяснить, что Взвад просто не мог не возникнуть на этом месте. Ловать заканчивает здесь свой длинный путь и, перед тем как кануть в Ильмень, растекается в обширнейшую, меняющуюся всякий год дельту с немыслимым числом рек, речушек, проток и озерков, названия которых не могут упомнить даже старожилы. В этом диковатом пейзаже, среди низких заросших берегов, слившейся акварели неба и воды, человек совершенно теряется, растворяясь в природе, и потому так нужна ему хотя бы кочка, бугорок, чтобы перевести дух и идти дальше.
Природа здесь крута и строга. Зимой на безлесной снеговой равнине вольничает ветер, пересыпая с ладони на ладонь дымящиеся сугробы. Бурными веснами трещат льды, громоздятся заторы, а потом разливается бескрайнее половодье, превращая Взвад в остров. Лето чаще дождливое, серое. В июле высоко взметываются травы — мягкие, где повыше, жесткие, где пониже; преобладают вечный вздыхатель-камыш да злая царица болот осока-резун, в тихих заводях среди зеленых вощаных листьев распускаются лилии, по-местному — одолень-трава...
Все вокруг настраивает на эпический лад, кажется, воздух напоен историческими преданиями. Здесь проходил легендарный путь «из варяг в греки», и Взвад был на нем одновременно маяком, лоцманом, дорожной станцией и торговой лавкой. Еще он славился поистине царской охотой. В лесах, сгоревших потом в топках соляных варниц, в укромных низинах несчетно плодилась и жировала дичь. Великие князья в договорных грамотах с Новгородской республикой специальной строкой оговаривали право охотиться на Взваде: «А на Озвадо ти, княже, ездите лете звери гонять». Линялых уток криками загоняли в сети, натянутые вдоль кустов, и брали руками.
Главным занятием местных жителей всегда была и остается рыбная ловля. «На Взваде же дворы тяглые стоят на Цареве и великого князя земле и живут в них рыболовы. А всего на Взваде дворов 80 и восемь и людей 100 и 30 человек», — сообщают писцовые книги пятнадцатого века.
2.
Помню свой первый выход в озеро.
Звучно сшибая упругие верхушки волн, наш катер несся по Ловати, огибая торчащие из воды коварные «топляки». Но вот река стремительно расширилась, и мы с ходу, как будто раздернув шторы, влетели в безбрежный простор Ильменя. Дул шелонник, и катер заплясал на волне. Невысокая, но крутая, тяжелая от песка и ила, она короткими тычками била в скулы обводов, заставляя катер рыскать то вправо, то влево.
Показались рыбацкие лодки. Издали было видно, как сбрасывают с них невода, а рыбаки шестами расправляют сети, чтобы они ровно ушли в воду. Когда мы приблизились, лодки уже начали описывать два больших круга, образуя восьмерку. Я с трудом перебрался в одну из них и как будто попал на аттракцион по удержанию равновесия. А рыбаки спокойно выбирали невод, кольца восьмерки сужались. Метровая щука безуспешно пыталась перевалиться через край, рыбак в выцветшем до белизны свитере с трудом подцеплял «сливалом» замшелого от старости леща...
Меня хватило только на одну тоню, то есть заброс невода. Небо заволокло тучами, ветер усилился, в лицо полетели брызги, и я затосковал по земной тверди, решительно не понимая, как можно работать в озере по нескольку суток кряду.
И все же летний лов на открытой воде по тяжести не идет ни в какое сравнение с зимним, подледным ловом. Причем если летом без рыбы рыбаки не возвращаются, то зимой это вполне допустимый результат. Вот и нынче с осени дули сильные ветры, озеро замерзло неровно, возвращались пустыми. А рыбы нет — нет и заработка.
Технология подледного лова была изобретена много веков назад, и рыбаки полушутя-полусерьезно клянут изобретательного предка, придумавшего на их голову такую тяжелую работу, которую можно сравнить разве что с втаскиванием рояля на пятый этаж. В основе своей подледный лов мало изменился: только пешню и ворот заменили механический бур и лебедка. Сохранилась и терминология. Полынья, в которую уходит невод, называется «подавка»; два длинных шеста, которые проталкивают его подо льдом через лунки,— «рели».
Полную версию публикации – читайте на сайте «Пароход Онлайн»
