Однажды я проснулась в той квартире, которая, к сожалению, больше не существует, но в то время, о котором я сейчас говорю, она была ещё весьма осязаемой частью реальности. Помещение было наполнено солнечным светом, а я — страшной тьмой, которую менее сентиментальные люди называют похмельем.
Квартира эта была в некоторой степени проходной двор, поэтому я ни разу не удивилась, встретив на кухне одного знакомого художника. Он был весьма хорош в этих солнечных лучах, да и строго говоря, он вообще был просто красавец при любом освещении. Дела у него, очевидно, были так же как у меня, судя по тому, что он наливал тутовую водку в маленькую рюмочку, смело игнорируя циферблат — было всего девять утра.
Жара стояла невыносимая.
Художник взглянул на меня, посмеялся и сказал, что так дальше жить нельзя, взял за руку и повёл в гости в соседние апартаменты, которые по случайному стечению обстоятельств были мастерской другого художника.
Я не надела обуви и пошла босиком — пол был холодный, а в подъезде лежал ковёр, как в лучших домах образцово-показательного быта.
Второй художник был тоже очень красивый, но иначе. Если первый хорош был брутальной, ближневосточной красотой, то второй был немного херувимчик, но наполовину грузин, что дало ему замечательный нос и лишило приторности.
Хозяин мастерской отдал должное нашему состоянию и немедленно накрыл на стол. Передо мной в симпатичной керамической тарелке возникла горячая томлёная баранья голяшка, и даже воспоминание о её запахе вызывают у меня аппетит. А на десерт мы получили ледяной арбуз. Он превосходно охлаждал воспалённое абстинентным синдромом нутро. Мы ели, смеялись, смотрели на новые работы художника — особенно хороша была бутылка водки на чёрном фоне.
На столе стояли стаканы с кистями, всевозможные художественные примочки и зеркало: я посмотрела в него и велела себя запомнить это утро: холод пола, солнце, жару, нежность баранины, тающей в похмельном рту, красоту этих людей, тёплую мужскую заботу и щедрость.
Я запомнила.
И вот почему-то сейчас вспомнила и очень обрадовалась.
Индусы не зря говорят, что для счастья должны работать все органы чувств.