Калужский коллекционер Сергей Нелюбов воссоздал рабочее место русского писца конца XVIII века. Уникальная коллекция собиралась двадцать лет и впервые была выставлена в День славянской письменности и культуры в Музее книги Российской государственной библиотеки (РГБ).
Текст: Алексей Макеев. Фото: Андрей Семашко.
Главным экспонатом выставки "Русские письмена. Обиход писца" стал стол писца рубежа XVIII–XIX веков. На первый взгляд простенький деревянный ящик с наклонной столешницей.
"Стол писца — вещь редчайшая, — рассказывает Сергей Иванович, — ни в ГИМе, ни в каком другом музее нет рабочего места писца с полным набором инструментария и утвари, которыми он пользовался. Сохранились аристократические бюро XVIII века, небольшие дорожные сундучки для письменных принадлежностей конца XIX века, а самого обычного стола, за которым работал русский писарь, нет. Порой за такой стол выдают скрипторий, что, конечно же, некорректно — это западноевропейский предмет".
Стол писца Сергей Иванович искал много лет. Раритет был найден в заброшенной деревне в Архангельской области. Старый дом оказался наполнен мебелью XVIII–XIX веков: сундуками, поставцами, столами, шкафами, зеркалами, светцами... Скорее всего, в доме жили староверы, которые оставили его в послевоенные годы. Чтобы вывезти оттуда предметы, пришлось строить через реку временный мост на сваях. Стол писца, конечно, выглядел не как на выставке — на его реставрацию ушел целый год. Подставку стола и лавку для писца делали по заказу из дуба — так же, как в старину, без гвоздей, выравнивая доски топором.
Как работал в былые века писарь, иллюстрирует картина Виктора Васнецова "Нестор-летописец" и похожее изображение монаха-переписчика на старинной карандашнице. "Изображения эти очень условные, — объясняет Сергей Нелюбов, — Васнецов явно не ставил задачу исторически точно отобразить обстановку летописца. Карандашница по времени изготовления также относится к рубежу XIX–XX веков. Если основываться на исторических источниках, то представить в деталях рабочее место русского писца довольно сложно. Ясно одно: до XVIII века книги переписывали на коленках. И даже позднее, когда уже появились специальные столы. Встречаются миниатюры и гравюры, где изображен переписчик, который работает на коленках, а книга и письменные принадлежности лежат на столе, подобном тому, что нашли в Архангельской области".
В конце XVIII века книги в России уже не переписывали — во всяком случае, массово. Стол, представленный на выставке, мог служить для написания документов и писем. Возможно, им пользовался войсковой или волостной писарь, а может быть, дьяк, служивший при священнике. Для удобства транспортировки у стола имеются две большие кованые ручки. Писарь мог брать с собой этот стол для работы на выезде, погрузив его на телегу. Однако Сергей Иванович полагает, что, скорее всего, данный стол — из обихода старообрядцев, которые занимались переписыванием книг и в XIX веке.
БОРОДОЧЁС, ПЕСОЧНИЦА И МЕДВЕЖИЙ КЛЫК
"Внутри стола под крышкой хранился инструментарий писца и некоторые расходные материалы, — продолжает Сергей Иванович. — Вот на этот счет есть определенная историческая ясность. Авторитетные исследователи XIX–XX веков подробно описали то, чем пользовался книгописец. Чернильница, песочница, свете́ц или подсвечник, съёмы для снятия нагара, гасильник для свечей, ножницы кованые, "кóлка", или на современном языке "шило", лощи́лка для разглаживания бумаги или кожи, графья́ для черчения, скóбельник, пéрник, нож перочинный... В перниках носили гусиные перья, чтобы их не сломать. Кстати, перья брали из левого крыла гуся — так получается удобное эргономичное перо для правшей. Левши, соответственно, наоборот, использовали перья из правого крыла. Но левшей среди пишущей братии было крайне мало. Перо сначала опускали в горячий песок, потом затачивали под определенным углом и расщепляли. Для этого изначально и служил перочинный нож. Как видите, он совсем не маленький".
Скобельник — не что иное, как инструмент для исправления ошибок: острым концом ошибку зачищали, гладким — заглаживали. Скобельник вызвал особый интерес у посетивших выставку научных сотрудников РГБ — с таким предметом они познакомились впервые. Так же как и с песочницей. Песок служил "промокашкой" для только что написанного текста, поэтому в конвертах с письмами того времени часто можно было слышать пересыпающийся песок. Песочницу, напоминающую "лампу Аладдина", Сергей Иванович то и дело берет в руки, чтобы продемонстрировать посетителям, как работает "песчаная промокашка". А неспециалистов на выставке особенно удивлял клык медведя, служивший лощилкой — инструментом для разглаживания бумаги.
В деревянном пенале для свечей лежат восковые свечи. Хотя до начала XX века свечи были в основном сальные. Теперь их не найти. Основу сальных свечей составлял топленый говяжий или бараний жир. Ясно, что при таком составе ими любили лакомиться мыши, и во времена голода сальные свечи шли в пищу. Надо сказать, писцы были в особых отношениях с сальными свечами. Известно, что свечи помогали совершать якобы случайное уничтожение документов. Достаточно было писцу оставить на ночь свечу, завернутую в текст, или поставить подсвечник так, чтобы жир капнул на бумагу — мыши съедали свечу вместе с документом...
Есть в экспозиции очень необычный подсвечник, хоть он и не из обихода писца. Донышко подсвечника служит круглой печатью. "Священник Волков" отпечатывается, если поставить подсвечник на горячий сургуч или воск.
А что это за странный медный гребень среди предметов в столе? "Бородочёс, — объясняет коллекционер. — Здесь он потому, что мой писец был бородатый и усатый. Это весьма интересный бородовой гребень XVIII века. В его прорезной форме читается вся картина мироздания: кони, бегущие по небосводу, древо жизни, пустившее могучие корни в землю, и солярные знаки, украшающие всю поверхность. Также у меня есть "бородовой знак". На этом монетовидном жетоне изображены борода и усы с указанием года, за который уплачен налог на бороду. Но к писцу это вряд ли могло относиться. Налог на бороду, введенный Петром I, обязаны были платить представители знати, на простолюдинов это не распространялось".
ЧЕРНИЛА "КОПЧЕНЫЕ" И "ОРЕШКОВЫЕ"
Чернильниц у Нелюбова — целая коллекция. Если бы не вставленные в них гусиные перья, сложно узнать в этих плоских металлических предметах чернильницы. Одну из них, с изображением льва и единорога — символом Московского печатного двора — Сергей Иванович подарил Музею книги. Как ни странно, среди экспонатов музея ни одной русской медной чернильницы нет. Большинство чернильниц были подвесные — их носили на поясе или на шее. Редчайший экземпляр — большая восьмигранная чернильница с надписью: "1718 году чернильница Родиона Васильева сына Токалова". Не меньшая редкость — чернильница со смешным "секретом". На ее пробке изображена птица: с одной стороны — гордый вид спереди с распущенными крыльями, с другой — вид сзади, одна гузка.
Наливали чернила в узкое горлышко чернильницы через "чивьé" — ложку, в центре которой делали отверстие. Ложка на столе писца лежит, но целая. "Продырявить экспонат у меня рука не поднялась, — говорит Сергей Иванович, — простая народная ложка XVIII века — довольно большая редкость. А такого рода ложку или посуду, скажем, XVI века вообще найти невозможно".
Что касается чернил, то это самый изученный предмет в работе писца. Сохранились сведения о том, как готовили чернила на Руси начиная с XV века. Самые простые — "чернило копчёно" из сажи с "вишнёвым клеем". Чернила варили из коры деревьев вместе с железными предметами, в качестве кислоты добавляя уксус, ягоды растений, кислые щи, квас, брагу. Самыми лучшими и долговечными считались "орешковые" чернила. Их изготавливали из "орешков-галлов" — шаровидных наростов на ветвях и листьях дуба. "Орешки" замачивали в воде с медным купоросом, применяя различные добавки — в разных регионах свои. В коллекции Нелюбова есть футляр для таких "орешков", по форме напоминающий дубовый лист. Вещь уникальная, предназначение футляра определили по тому, что найден он был вместе с лежащими внутри галлами.
Представленное на выставке письмо в Калугу 1826 года написано как раз "орешковыми" чернилами. Текст прекрасно сохранился. Безвестный купец просит купца Абрама Леонтьевича Тишкова в "Железном ряду" прислать "поскорее 300 безменов ременных", при этом "цену лишнюю не полагать".
ОТ ДОСКИ ДО ДОСКИ
Надо сказать, что в старину книгописцы не только сами чернила готовили, но и выполняли несложную работу по оформлению книг. Для этого в столе хранились маленькие горшочки, где мыли кисти и разводили краски; ступка — для растирания красок. У одного из глиняных горшков дно сточено так, чтобы он стоял под удобным наклоном. Судя по следу, стачивали дно о кирпич или жернов. Писец мог рисовать орнаменты в тексте, делать оттиски иллюстраций с помощью ксилографических досок. Одна из таких досок — с изображением сцены Благовещения Пресвятой Богородицы — имеется в коллекции. Возраст — около 300 лет. Сюжет рисунка искусно вырезан штихелем на деревянном брусочке из груши.
"Я испортил 20 листов, пока у меня получилось сделать оттиск с помощью этой доски, — делится впечатлениями Сергей Нелюбов. — Очевидным способом — как сейчас ставят печати — это никак не получалось сделать. Пришлось расспрашивать стариков-староверов, которые еще помнят, как пользоваться ксилографическими досками. Сначала нужно валиком раскатать типографскую краску на плотную бумагу или фанеру, добиваясь его однородного смачивания. Затем смоченным валиком прокатить по резному изображению на доске-штампе, далее прикладывают лист и обычной медной или оловянной ложкой доводят оттиск "до ума".
Для тиснения украшений на коже переплетов использовали специальные клише, штампы, басмы, роли, также собранные калужским коллекционером. Переписчики могли сами закреплять книжные застежки. Обложки, как правило, представляли собой тонкие дощечки — отсюда и пошло выражение "прочитать от доски до доски". В торец одной дощечки крепили застежку, в торец другой — ответную часть. В коллекции Сергея Нелюбова 35 разнообразных застежек: с изображениями святых (судя по большим ключам в руках, чаще других на застежках фигурирует святой апостол Петр), с оригинальными растительными и геометрическими орнаментами, стилизованными птицами, фигурками ангелов, старообрядческой символикой, с изображениями светских особ, смотрящих друг на друга с парных застежек... В столе писца лежит миниатюрный молоточек на костяной ручке — им застежки прибивали. Запас мелких гвоздиков — на любой случай: для медных застежек — медные гвозди, для серебряных — серебряные, для золотых — золотые.
Свою коллекцию Сергей Нелюбов собирал двадцать лет. Почти все предметы найдены в Калужской и Московской областях. Подсвечник "священника Волкова" — из города Кирова Калужской области. На чердаке старого дома его нашел школьный учитель труда Александр Мохначёв. "Колка" — из деревни под городом Сухиничи. Уникальный гасильник для свечи с фигурой монаха найден возле города Бронницы и подарен Нелюбову московским коллекционером Дмитрием Радченко. Старинные кисти — подарок москвича Сергея Тарасова, у которого предки были художниками и передавали кисти из поколения в поколение.
Ну а первыми предметами в коллекции стали книжные застежки.
"ПРИ СЛАВЕ БУДИ СМИРЕН"
Стол писца дополняют предметы из других эпох. Стеклянная мухоловка XIX века — изделие Дятьковского стекольного завода Орловской губернии. Напоминает большую лабораторную колбу. Вместо дна — загнутые внутрь края. Мухоловка ставится на блюдце с вареньем-приманкой, мухи заползают под стекло и выбраться оттуда не могут — кружат по мухоловке до потери сил. Чтобы насекомые недолго жужжали и быстро погибали, в загнутые края мухоловки наливали мыльную воду. Хотя кто как. Есть сведения, что общим развлечением чиновников-бездельников на службе было разглядывание летающих в мухоловке мух. В Финляндии такие мухоловки производят до сих пор и с успехом используют по назначению. Надо сказать, предмет этот мог быть и у писца XVIII века — в России подобные мухоловки тогда уже делали из толстого зеленого стекла.
Разлинованная черная дощечка — не что иное, как "аспидная", или "грифельная", доска, служившая в церковно-приходских школах учебной "тетрадью". Для досок использовался черный сланцевый камень, который разрезали пилами и вставляли в деревянную рамку. Доски разлиновывали по-своему для письма и математики. Ученики писали мелом, грифелем или алюминиевым стержнем.
А вот ученическая доска X–XI веков — цера, залитая воском. Эту дощечку по заказу Сергея Ивановича изготовили из можжевельника как точную копию древнерусской церы. Металлические заостренные стержни-писáла, с помощью которых по воску чертили буквы, подлинные, 10 редких экземпляров с различными украшениями. Кстати, писать по воску, а также заглаживать написанное обратной стороной писала вполне удобно.
В экспозиции выставлены удивительные перстни-печатки, нательный крест и копоу́шки с надписями, выполненными замысловатой вязью. Написанное нужно разгадывать как сложнейший ребус. "При славе буди смирен" — выведено на перстне изречение Александра Македонского; на другом перстне значится "Печать Григорья Фомина с насады". "Насáда", как объяснил коллекционер, это большая древнерусская лодка. Некоторые надписи выполнены тайнописью, так что прочитать их однозначно невозможно...
В конце экскурсий Сергей Иванович предлагал посетителям предметы-загадки — необычные вещицы из прошлых столетий из кунсткамеры своего частного музея "Вотчина". Никто ничего отгадать не смог. В самом деле, очень сложно узнать в странных костяшках шахматные фигурки XII века. Или понять, что складной серебряный венчик служил светским дамам для размешивания шампанского в бокале. Да и открыть ключом изящный кованый замок-лошадку, на который запирается стол писца, никто не смог.
Однако, как признается Нелюбов, в столе писца не хватает еще трех вещей: линейки, "карамсы" и циркуля (по-старому — "кружáла"). Как ни странно, обычную линейку XVIII века чрезвычайно трудно найти. "Карамсá" (или "кéракса", "тираксá") — инструмент для линования бумаги. Представляет собой рамку с натянутыми жилами животных или веревками, которые вдавливали в бумагу тяжелым предметом. Сергей Иванович пытается отыскать и эти редчайшие вещи: тогда можно будет увидеть "полный комплект" русского писца.