Не существует другой живописи, заряженной таким неистовым экстазом, как картины Филиппа Малявина. Кажется, что полотна создавал греческий Дионис, ибо женщины, "русские бабы", главные героини этого "киноварного мира", очень напоминают менад-неистовствующих спутниц этого вечно пьяного олимпийца.
И в какой-то момент рождается тревога, что весь этот "бабий экстаз" способен вырваться за пределы холста, и тогда...тогда тебе придет конец. Как несчастному Орфею, которого когда-то, в порыве неутоленной страсти, растерзали эти самые менады. За излишнюю холодность и страх перед Красным.
Святая Гора меняет восприятие действительности. «Прочищает», так сказать, органы чувств. Человек, вернувшийся из Афона, даже в звуке работающего перфоратора начинает слышать звучание клавесина, а в созерцании спящего бродяги – уснувшего ангела.
Крестьянский сын Филипп Малявин в своей родной Казанке, что в Оренбуржье, не испытывал зрение переизбытком красок. В природном пигменте русской деревни всегда доминировали охра, экрю и коричневая умбра, щедро заправленные глиной. Глаз оренбургского крестьянина всегда испытывал дефицит красного и только в храме или по великим праздникам он мог немного утолить голод киноварью, кармином или бордо.
Возможно, нехватка киновари и дало скрытый импульс шестнадцатилетнему Филиппку Малявину отправиться на Афон, в православный монастырь Святого Пантелеймона. Здесь он шесть лет восполнял дефицит красного, подвизавшись послушником в монастырской иконописной мастерской. А потом, как часто бывает, его заметили.
Именитый скульптор Владимир Беклемишев, совершивший паломничество на Святую Гору, просто пленился работами иконописца-самоучки и «похитил» его в Санкт-Петербург. Из удела Богородицы в город цвета маренго крестьянский самородок увозил собой абсолютное чувство красного, которое уже спустя несколько лет взорвется «Смехом» над Парижем и «Вихрем» пронесется над русским искусством.