- Война – это очень страшная вещь… люди за минуты седели…
- Как началась ваша война, ваше участие в войне?
- В городе Улан-Удэ в начале сорок второго года был сформирован военно-санитарный поезд, единственный поезд, который до конца войны проездил. И вот этот поезд вывозил раненых с фронтовой полосы в тыловые госпитали. Наш поезд обслуживал все фронта – и Первый Украинский, и Второй Украинский, вывозили мы раненых и с Польши, из Румынии, и с Венгрии, с Восточной Пруссии вывозили раненых. И наши девчата всех раненых переносили на себе.
Анастасия Ивановна Ковалева, ветеран Великой Отечественной войны, показывает мне вырезки из газет, книжные публикации, фотографии, где она вместе со своими фронтовыми подругами.
- Девчатам было по семнадцать-восемнадцать лет, мы дети были, по существу. Но мы были очень сильные все.
- Вы уезжали, наверно мама не пускала?
-А мы обманули родителей… Женя Турбина (Сыновец), я, Лида Николаева, и мы все трое добровольно ушли на фронт. Как раз вот этот поезд привез в Улан-Удэ раненых, мы разыскали в этом поезде командира части, подполковник Павлов Николай Николаевич был, чтобы он взял нас в этот поезд сандружинницами. Он говорит: - Вы, девчата не поедете. Мы говорим: - Нет, поедем. И, пока мы оформляли увольнение, пока мы обманывали родителей дома, этот поезд ушел, и нам пришлось его догонять, мы его за Иркутском догнали. Мы в военную комендатуру на вокзал зашли и нам военный комендант помог догнать этот поезд. Мы догнали этот поезд. И когда мы появились в поезде, Павлов нас увидел и говорит: – Ну, удивляюсь, как вы обманули меня. И мы до конца так проездили с этим поездом. Было желание помочь Родине. Мы не только раненых спасали, мы кроме этого кровь еще отдавали, мы донорами были все. Нам было по семнадцать, по восемнадцать лет, мы о себе не думали и страха никакого не было. У нас на каждом вагоне были большие красные кресты, и вот он как увидит эту мишень с красными крестами, он на бреющем полете, горки делал над нашим эшелоном и сирену пускал, пускал такую сирену, мы сразу по звуку этой авиации узнавали что это летят немецкие стервятники. Страха никакого у нас не было, у нас был только страх за спасение раненых, был приказ Министерства обороны, чтобы не допускать смертности в пути следования. Мы отвечали за каждого раненого бойца, но у нас не было ни одного случая смертности в эшелоне, мы всех довозили до госпиталей и сдавали их. Несколько раз подходили к Камышину, это недалеко от Сталинграда, вывозили раненых из Сталинграда. Там ни одного жилого дома не было целого, горела земля, небо, и Волга горела. Копоть вот эта, черная какая-то. Там из подвалов выносили вот этих раненых. И вот помню я этот рейс, когда ко мне в вагон внесли юнгу, маленького мальчика, ему лет 12-13 было. Он так плакал, он так стонал… и вдруг он услышал голос командира – «ведь ты же моряк, Мишка, а моряки не плачут». И юнга сразу стих… И вот в течение последующих лет у меня мысль какая то в голове появляется – как бы мне разыскать этого Мишку, юнгу, может быть он и живой остался после войны, может быть он закончил какое-то морское училище, и по этой специальности работал впоследствии. Но тяжело мне, конечно, самой это делать…
Анастасия Ивановна не может забыть, как они вывозили из блокадного Ленинграда обессилевших от голода людей… На руках поднимали девчонки в вагоны взрослых людей, которые весили не больше восьмилетнего ребенка. И еще она помнит ночную погрузку раненых после жесточайшего боя под Ельней. Ей на плечо оперся дюжий парень, который сам до поезда дойти бы не смог. Наташа – так звали ее подруги, так зовут и сейчас – росточка небольшого и парня это явно смущало.
- Откуда ты, сестричка, - тихо спросил он.
- Из Улан-Удэ.
- А чья ты? - Ковалева.
Парень оживился: - Я учился с Николаем Ковалевым.
- Это мой брат – обрадовалась Наташа.
Раненый оказался ее земляком, заудинский парень Николай Козулин. Николай Степанович работал после войны инженером в институте Бурятгражданпроект. Через двадцать пять лет, в годовщину Победы, они встретились на телевидении и сфотографировались на память.
- У нас во время бомбежки девчата некоторые получали царапины, но мы не обращали внимания, забинтованные ходили и работали, а кровь мы отдавали и после дачи крови мы продолжали работать.
- Друг друга бинтовали, да?
- Да, да, да.
- Вот вы называете своих землячек, своих подруг фронтовых, все они живы, да, сейчас, которые с вами ездили?
- Нет, нас было из Бурятии 12-13, а сейчас осталось пять, а остальные все умерли девочки. Зоя Богданова, Аля Клюева, Нина Евтифеева, Ира Сапунова, Вера Федосеева, Мария Кирюхина, Катя Назимова, вот эти девчата все уже умерли. Осталось нас всего пять человек – Женя Сыновец, Нина Кондакова, Сима Болембах, Лида Митенова. Вот и все.
- И вы.
- Да.
Имена умерших сандружинниц двести восемьдесят первого санитарного поезда, которые назвала Анастасия Ивановна Ковалева, ее стараниями внесены в Бурятскую Республиканскую Книгу Памяти. Ныне живущие подруги общаются друг с другом ежедневно, но теперь уже чаще всего по телефону. Болят ноги, пошаливает сердце. И разговор, как правило, начинается с вопроса: «Ну как ты?» Потом можно поплакаться в жилетку, пожаловаться на свои болячки, но прежде всего – как ты? Чем тебе помочь? Поколение такое, неуемное, на знамени которого написано слово «НАДО».
- Я после войны работала в аппарате Совета Министров, и последние двадцать пять лет перед уходом на пенсию я работала в отделе жалоб. И, вы знаете, я почти что всем девчатам помогала. В чем-то, да помогала, они ко мне обращались. Приходили ко мне в служебное время. И я никому не могла отказать. Я их считала как сестры… мы как родные были. И у меня такое желание было, именно вот им помочь. Вот эта вот фронтовая дружба и фронтовая спайка, жизнь, она роднит людей, люди родными становятся. То, что мы пережили, не дай Бог, чтобы наши внуки и правнуки пережили это.
- У нас в основном в нашей части были девчата, сандружинницы, на каждый вагон по две сандружинницы. Вот в вагон мы размещали по пятьдесят-шестьдесят человек раненых, вот этих пятьдесят-шестьдесят человек раненых мы должны перенести на себе.
- Вдвоем?
- Да, вдвоем. А иногда и одна несет. С одной стороны санитарная сумка, с другой стороны противогаз, и его несешь. Всех их надо перенести, всех надо угомонить, успокоить их, утешить, слово доброе сказать, ласковое, чтобы они успокоились, что никто их не тронет и никто их не разбомбит больше. И когда поезд уже трогается, обычно выезжали мы с фронтовой полосы, поезд тихонько-тихонько идет, потому что он нагруженный уже ранеными, а потом ранения свежие, они очень болезненные, тяжело очень переносятся эти толчки, дергания состава, это очень тяжело. И машинист, он уже тихонько ведет состав.
- Вы помните День Победы в сорок пятом году?
- День Победы… это, вы знаете, посторонние люди, чужие люди обнимали друг друга, целовали и плакали, и такая какая-то радость была!
- Слава Богу, что вы вернулись живая и здоровая. Как сложилась ваша жизнь после войны?
- После войны я работала в аппарате Совета Министров, я проработала больше двадцати пяти лет на жалобах. Я в сорок седьмом году вышла замуж, в сорок восьмом родила сына. Есть внучка у меня, Оксана. Ну что я хочу сказать… Фронтовиков с каждым годом остается все меньше и меньше. Уходят, редеют наши ряды… Молодым надо пожелать, чтобы они побольше добра делали людям. Я как-то была в военкомате и ко мне майор Санданов Цыбик Санданович обратился за помощью – помогите найти фамилии погибших и умерших фронтовиков. И вот я в своем околотке, где я родилась и где я жила, на Кирова улице, я обошла все дома, начиная со Свободной улицы, Шмидта улицы, Смолина улицы, Кирова улицы, я собрала фамилии тринадцати человек.
- Анастасия Ивановна, я вам желаю всего самого-самого хорошего. Будьте здоровы, живите дольше.
- Спасибо вам большое.
(Радиоочерк журналиста Бурятского радио Лидии Мельниковой, звучал по радио в восьмидесятых годах)
