Антону Володину 27 лет, он работает библиотекарем в ОХТА Lab в Петербурге, а еще выступает на фестивалях вместе с поэтической формацией «Вольность» и читает лекции. В чем особенность современной поэтической тусовки, зачем кататься на плацкарте вместе с зэками и цыганами, и почему библиотекари – это больше не про старых ворчливых бабушек – ДРУГ поболтал обо всём с молодым кудрявым поэтом.
Раньше ты работал в библиотеке Гоголя, сейчас работаешь в Oхта LAB. Но ведь когда люди слышат слово «библиотекарь», они представляют себе злую бабушку в очках. А тут сидишь ты, молодой поэт кудрявый. Как вообще получилось так, что ты пошел работать в библиотеку?
Это получилось совершенно случайно. Я пошел в «Гоголя» на шару («на авось», прим. ДРУГ), я просто отправил резюме, даже не надеясь туда устроиться. Просто было после гастролей такое затишье безработное, и я рассылал резюме в разные книжные магазины, еще куда-то. Смотрю, «Гоголь», вроде модная библиотека. Они сказали, нам нужен паренек, потому что сугубо девичий коллектив. И я был на подхвате на разных вещах – SMM, реклама, лампочки вкручивал, тяжести носил, фотографировал, технику настраивал, все в таком роде. Но важным для меня условием было, чтобы меня отпускали на фестивали, гастроли. Два года я там проработал, потом меня перестали отпускать, я сказал: «Ну, извиняйте, для меня это важнее», уволился и уехал. Потом я вернулся с гастролей, поучаствовал в фесте «Маяк» и понял, что-то дошираки дома заканчиваются, пора снова работу искать. А LAB меня три раза к себе звали, на третий раз я уже согласился, невежливо отказывать.
Чем Охта LAB отличается от других библиотек?
Тут книжный фонд меньше. Площадка заточена на мероприятия, и это хорошо. Потому что 1000 книг –это вполне достаточно для районной библиотеки. Если читателям что-то хочется такого изысканного, они могут поехать на основной абонемент на Фонтанку или в РНБ. А тут новинки художественной литературы, научпоп какой-то, графических романов у нас много. Людям этого достаточного. То есть, если у нас чего-то нет, мы дозаказываем. Это не то, как многие сейчас считают, что библиотека стала третьим местом, или каким-то кластером, лофтом – ничего подобного, туфта это все. Библиотека – она и есть библиотека, мы работаем как библиотека, мне приятно то, что я библиотекарь, как Крылов, какая-то такая преемственность есть пафосная. В 99% случаев люди, приходя сюда, они не в телефоны утыкаются, они говорят: «О, у вас книги можно почитать». Садятся и читают.
Мероприятия – да, это важная часть, сюда приходит огромное количество людей, которые остаются и потом уже как читатели себя ведут. То есть они приходят на Дудя или Юрия Быкова, но потом-то они оттуда выходят и идут к нам, библиотекарям, книжным стеллажам. Им же это тоже интересно. А не просто прийти, пофоткаться со звездой и уйти.
Расскажи, когда ты начал писать стихи?
Еще в Астрахани. Давно, лет, наверное, с 10, с 13. Я прекрасно помню первый текст, который я написал, я прекрасно помню, какое впечатление породило этот текст, как я продолжил писать. Но это были такие типичные юношеские в общем-то тексты. Потом, естественно, всякая лирика, чтоб, значит, девчата обращали внимание. В колледже это усилилось, как раз потому, что стали обращать внимание. Я понял, что я не красавчик, чтоб все с ума сходили, но что-то там начал писать. Потом как-то попал в тусовку, начал движуху в Астрахани какую-то организовывать. Однажды победил в единственном конкурсе поэтическом, в котором я участвовал вообще в жизни, который судил, кстати, Ваня Пинженин. С ним заобщался, увидел, что современная поэзия – она намного шире и глубже, чем я представлял, и переехал в Питер после окончания университета. Как только дождался диплома, переехал сюда, и здесь уже вклинился в местную такую тусовку.
То есть, региональная тусовка тебя не устроила? Почему ты вдруг в Питер собрался?
Нет, а потому что этот конкурс, в котором я участвовал и победил, внезапно для себя, он мне показал. Он совершенно был непредвзятым. Это не была туфта из Союза писателей, не какая-то местячковая библиотечная шняга, а такой очень хороший, выдержанный, нормальный, совершенно непредвзятый конкурс, который судили вообще посторонние люди, и единственный литературный человек был Ваня Пинженин. Может быть, он выбрал меньшее из зол. Но тем не менее, я лично удивился, и понял просто в какой-то момент, что это потолок в Астрахани, я уже больше ничего не добьюсь. По поэтической части, я достиг, в общем-то, какого-то потолка. По профессии я экскурсовод, по работе там тоже нечего ловить.
Это же все дичь такая и выдумка, что провинциальные поэты, если они воспевают свою малую родину, они дико скучают. Да ничего подобного, тому яркий пример Сергей Александрович Есенин. Если бы он так любил Рязань и свое село, он бы оттуда не уезжал. Тесно ему было. И мне было слишком тесно. Те проекты, которые у меня зарождались в голове, и тот масштаб, которого душенька моя требовала, их Астрахань не могла восполнить. Питер вполне себе восполнял. Потому что буквально через год у меня первые гастроли появились, неожиданно для себя вообще какие-то там залы стал собирать, и причем не имея в общем-то стотысячного паблика с хомячками и всего такого прочего. То есть, я совершенно не сетевой поэт, я тексты в интернет не выставляю.
Почему ты решил отказаться от сетевых публикаций?
А зачем это нужно? У людей 10, 20, 50 тысяч человек в паблике, а приезжает человек в Екатеринбург, у него там 3 человека реальных сидят. Контакт в этом плане деградировал очень сильно. Не конвертируются эти люди в реальных людей.
Я сразу это для себя обрубил. Те, хочет стихи почитать, в других городах, например, книжка есть (в 2016 году у Антона вышел сборник «Семиконечная», прим. ДРУГ), не баснословные деньги стоит, между прочим. Если человек очень хочет, он мне пишет в личку, я тексты могу скинуть, просто пдф, новые даже. Но таких случаев немного было, что дает мне утвердиться в том мнении, что паблик лично мне не нужен
Ты устроил уже пять поэтических туров по городам России. Уехал из региона, а потом, казалось бы, поехал обратно.
Да, в первый мы с Павлом Александровичем Крузенштерном двинули вообще на шару. Назывался он «voblapoetry tour», потому что у меня был мешок воблы с собой, и мы раздаривали людям, попутчикам, гостям, слушателям. Там было 7 или 10 городов что ли, и для нас это был первый опыт. Нам на руку сыграло, что был еще этот тренд на современную поэзию, когда красивые мальчики ездят стихи читать. Мы полные залы в туре собирали, там 50, 60 человек. Для маленького города – это вообще аншлаг. Сами организаторы поражались, достаточно написать «поэты из Петербурга», и сразу народ валит.
То есть, в регионах есть потребность в современной поэзии?
Она была из-за двух вещей: из-за этого тренда на современную поэзию, этого взрыва, и из-за неразборчивости.
Потому что даже современный зритель – он считает, что современные поэты – это те сетевые ребяточки, которые печатают по пять, по десять сборников, у них стотысячные паблики. Но на самом деле они не являются частью поэтического процесса литературного современного, они, мне кажется, его даже не понимают.
Современная литература и поэзия – это Дмитрий Воденников, Дмитрий Быков, он больше всего на слуху, благодаря его «Гражданину поэту», благодаря его лекциям. Линор Горалик, тот же Лев Оборин.
Как вы это организуете? У вас миссия а-ля «несем людям свет», или вы правда на этом что-то зарабатываете?
Мы зарабатываем, но не так чтобы. У нас есть какой-то плюс всегда, он покрывает все время дорогу, то, что мы тратимся, но так сказать, чтобы на эти деньги жить можно было – нет, конечно. Это больше такая потребность в вдохновении, в каком-то движении постоянном. Еще потребность в этой тематике для нас насущной.
Дело в том, что когда мы пишем о современной России, о современном гражданском обществе, о людях, о каких-то таких случаях, находясь постоянно в Петербурге, достаточно модном, хипстерском и спокойном, нельзя в достаточной мере что-то такое увидеть.
Выдумать можно. Но я так не люблю, я люблю все в реалиях увидеть. И вдохновением я не пользуюсь, для меня это просто рабочий процесс. Если мне надо, я сажусь и пишу текст. Для того, чтобы мне написать текст, мне надо что-то такое увидеть. Где я могу увидеть? В России-матушке, я в нее еду, самым таким плацкартом, на боковушке, где зэки, дети, вдвэшники, цыгане, вся эта прелесть. И это движение по Руси меня вдохновляет.
Я вижу настоящую русскую жизнь, как люди за 15, за 10 тысяч рублей в месяц пытаются выжить. Талантливые люди зачастую. Они не стремятся даже уезжать. Их сама система города пытается куда-нибудь вытолкнуть, в Москву, в Питер, типа, нам такие модные тут не нужны, проваливайте в свой Питер. А они пытаются все равно что-то сделать для города, для своего региона, лучше. Такое «лучше» стараемся чуточку сделать и мы. То есть, приехать не для того, чтобы чес какой-то осенний устроить, чтобы бабла срубить, а может быть, чтобы людей развлечь, обратить их внимание на какие-то аспекты в литературе, в поэзии, во всех этих модных движухах.
Давай про «Вольность». Что вообще такое поэтическая формация?
Это все придумал Рома Гонза с Сашей Троицким, потом они позвали меня, и все это начало как-то обрастать совместными идеями, проектами, движухами. Потому что помимо того, что мы авторы, мы еще организаторы, подвязаны на всякие фестивали, и все это мы запускаем в «Вольность». У нас есть несколько интересных параллельных проектов, их три части. Первая – это лекционная наша деятельность, мы читаем лекции в открытой гостиной библиотеки Лермонтова, например. Вторая – это фестивальная тема, мы участвуем в фестивалях разных и сами их организуем. Венцом этого всего был фестиваль «Маяк» в ноябре прошлого года, где был Леха Никонов, рэпер ST, Дмитрий Воденников, Марина Кацуба. И третья часть – гастрольная, но пока мы ее заархивировали, потому что это отнимает много сил, сконцентрировались на фестивалях.
Фестивали сейчас – очень полезная штука. Пока еще временно тренд на них задержался, можно успеть что-то полезное сделать для людей. Потому что человек либо за очень маленькую сумму денег, либо вообще за бесплатно видит множество выступающих – поэтов, лекторов, спикеров, и у него какое-то целостное мнение создается о современной поэзии, либо о части ее. По-моему, это здорово. Плюс фестивали всегда проходят с каким-то концертом, это ведь не просто вышли по очереди, прочитали стихи. Бывает на несколько дней какая-то такая интересная программа, образовательная, мастер-классы, еще что-то. Это же не просто какое-то развлекалово, как в бар сходить, в клуб. Это, мне кажется, человек все равно чем-то внутренним к хорошему тянется. Я, по крайней мере, в это верю.
Екатерина Астафьева