— Чем конкретно вы занимаетесь?
— Занимаюсь расследованием уголовных преступлений, то есть сбором и оценкой доказательств, сведением всего собранного материала воедино, после чего направлением собранных материалов в суд, где впоследствии на основании этих собранных материалов (доказательств) решается вопрос в виновности и размере вины человека, а также о назначении наказания. СКР (Следственный комитет России) занимается расследованием тяжких и особо тяжких преступлений. В основном это различные виды убийств, сексуального насилия, педофилии, коррупции, немного экономики. Конкретно я занимаюсь всем вышеперечисленным с уклоном в экономические преступления. За карьеру я расследовал преступления от убийств до невыплат зарплаты.
— Почему решили стать следователем?
— Решил стать спонтанно, побывав на практике от универа.
— Что предшествовало должности следователя? Как оказались на этой работе?
— Предшествовал университет и отборочная практика. Оказался на службе после достаточно длительного отбора среди кандидатов.
— Опишите весь процесс вашей работы на примере какого-то определенного дела.
— Убийство: поступает сообщение об обнаружении трупа, следственно-оперативная группа (СОГ) выезжает на место, я, как ее руководитель, указываю, кому что делать. В СОГ входит я, криминалист, опер, судебный медик. Мы осматриваем труп, протоколируем, опер ищет свидетелей, камеры. Далее назначаются и проводятся экспертизы. Параллельно допрашиваются свидетели, осматриваются записи камер, иные материалы. При наличии лица, которое совершило это (далее я буду звать его «злодей» — это жаргонизм), проходит его задержание, допросы, проверки показаний (если дает их), избрание меры пресечения (по убийству 99% — СИЗО). Когда все материалы собираются вместе, злодея ознакамливают с делом, составляется обвинительное заключение и направляется в прокуратуру, а далее в суд.
— Как часто на следователей оказывается давление, даются взятки?
— Вообще, давление на меня по службе не оказывают, потому что нас защищает сама система — «ответка» на «давителя» может прилететь достаточно весомая. Изредка мне угрожают, однако зачастую все угрозы эфемерны. Лишь один раз мне около месяца пришлось ходить в бронежилете с ПМом и с охраной. По поводу взяток: предлагают периодически, однако я всех шлю лесом, потому что за это можно самому получить статью.
— От какой самой крупной взятки приходилось отказываться?
— Мне недавно предлагали оформить на себя Porsche Cayenne, который принадлежал злодею за непривлечение. Машина 2018 года, стоит что-то около 8 миллионов. Я отказался, теперь тачка на СВХ (склад временного хранения), а злодей в СИЗО. Однажды меня донимал цыган, который хотел, чтобы я выпустил его сына. Он меня настолько задолбал своим напором, что я написал рапорт о склонении, под камеру согласился, а после передачи денег его задержали за попытку дачи взятки и посадили на два года.
— Расскажите немного подробнее о причинах вашей нужды в бронежилете.
— Мне угрожали люди, которые теоретически могли выполнить угрозы. Я переехал на съемную квартиру, сообщил в департамент физзащиты. Мне выдали броник и ПМ, а также со мной терлось два собровца. После того, как дело передали в суд, охрану сняли.
— Какое время может занять расследование одного преступления?
— Разное, в зависимости от занятости и сложности. Минимальный срок расследования у меня составлял фактически одни сутки, а самый большой — 15 месяцев. В среднем я заканчиваю дела за 2-4 месяца.
— Какой самый сложный этап в расследовании?
— Самый сложный этап в расследовании — это ознакомление обвиняемого с делом, потому что только в этом этапе от тебя мало что зависит. Зачастую обвиняемые затягивают этот процесс, уклоняются, поэтому все затягивается.
— Как часто в вашей практике встречаются «глухари»?
— Так как преступлений, которыми занимается СКР, совершается намного меньше, чем тех, которыми занимается МВД, каждый глухарь является контрольным делом, за которое СПРАШИВАЮТ. Расследовать их невероятно сложно и тяжело, поэтому прикладываются все усилия для раскрытия дел. Особый смак — это раскрыть старый глухарь, нулевых годов, к примеру. За это можно получить поощрения. У меня такой случай был однажды.
— Поведайте об этом старом глухаре.
— Убийство 2009 года. Человека случайно нашли в поезде при проверке документов. В 2009 году он убил свою партнершу по бизнесу, вывез в лес и оставил в багажнике, пока ее не нашли. Человек был в лютой несознанке, доказать его вину было невероятно сложно, однако получилось! 12 лет лишения свободы.
— Есть ли глухари, которые являются для вас головной болью, как это часто показывают в фильмах про полицейских, которых мучают незаконченные дела?
— Могу сказать, что меня не столько глухари мучают, сколько начальство мучает меня за глухари. По глухарям необходимо выполнить огромный пласт работы, который в 90% не приносит результата. Умом ты понимаешь, что просто тратишь бумагу и время, однако система заставляет тебя так поступать, потому что такие приказы. Когда подобный глухарь раскрываешь, находишь человека, который это сделал, испытываешь профессиональный оргазм.
— Какое дело было самым жутким?
— Поскольку у меня выработалось профессиональное спокойствие (я называю это «поймать дзен»), мне очень сложно разграничить. У меня была расчлененка, множество педофилов. Каждая история сама по себе — это жуть.
— После таких дел не стали людей ненавидеть? Как справляетесь с такими делами в моральном плане?
— Это моя работа. Если всех ненавидеть или переживать об увиденном и услышанном, тогда можно свихнуться. Я привык видеть чернуху вокруг себя, при этом не расстраиваюсь и не переживаю о случившемся. Считайте это профессиональной черствостью, однако именно она помогает работать.
— С какими преступлениями чаще всего приходится сталкиваться, а с какими сталкивались лишь раз?
— Чаще всего мы расследуем убийства и изнасилования. У меня еще добавляются налоговые преступления. Это обыденность. Один раз мы (там был не один я, а следственная группа) расследовали вербовку в ИГИЛ (организация, запрещенная на территории РФ).
— Расскажите про вербовку. Кого пытались завербовать, как проходил сам процесс?
— Кратко: вербовали в диаспорах для последующего направления в Турцию, далее в Идлиб, далее в Мосул или Ракку. Вербовка происходила путем разговоров, убеждений. Все, естественно, на религиозной почве.
— Какие отрицательные стороны вы успели заметить в системе расследований? Что вас не устраивает, что бы вы хотели изменить?
— Самый обидный и несправедливый принцип —это твоя полная ответственность за результат уголовного дела, т. н. принцип «кто последний, тот и папа». Я, как следователь, должен организовать расследование, невзирая на фактическую возможность, оперов, экспертов, криминалистов, ЧМ-2018, Олимпиаду, время суток, праздники и т. д. За все косяки этих лиц сношать будут меня. Второе — это страшная переработка. Я работаю в среднем по 14 часов в сутки с одним выходным в неделю. В отпуск хожу раз в 1,5 лет, но зато сразу дней на 60. Также в последнее время прослеживается тенденция к бюрократизации уголовного процесса: на каждую бумажку в деле необходимо пояснение, ответ, сопроводительное письмо и т. д. Все это осложняет колесо правосудия.
— Имеет ли место выбивание показаний и признаний? Насколько правдивы такие заявления из новостей и прессы?
— Никто из моих коллег не будет пачкать руки о задержанного. Этим зачастую грешат оперативные подразделения. За это часто и отправляются на зоны. В рамках нашего процесса есть множество способов надавить на человека законно да и результативнее.
— Как лично вы умеете и любите давить на людей?
— Лично я могу надавить через работу, место жительства, соседей, вынести обыском бизнес, арестовать имущество. Это самое простое — далее фантазия в рамках закона. Поясню, что такое я использую только в случае попыток неадекватного противодействия мне. Пример: был материал доследственной проверки а-ля Шурыгина. Девочку 17 лет чпокнули на вписке. Надо было опросить всех участников вписки. Там было около десяти человек. Все пришли, кто-то с адвокатами, кто-то с родителями, рассказали всё, кроме одного второкурсника какого-то юрфака, который, видимо, решил на мне испробовать свои знания. Он принципиально не являлся, говорил, что имеет право не являться (на самом деле, нет). Я его много раз просил прийти по-хорошему. Материал на контроле у всех, у кого только можно — с меня требуют. Я поступил просто: встретился с деканом, объяснил ситуацию в таком ключе, что декан понял, что именно этот второкурсник и чпокнул девушку, а теперь скрывается от СКР. В результате его привез замдекана, сняв прямо с лекций, я забрал у этого чела паспорт и уехал, вернулся через восемь часов почти ночью. После этого опросил его. Так как он извинился, я просил декана не валить его на экзаменах, чтобы его не исключали.
— Должность как-то повлияла на вашу повседневную жизнь?
— Я стал более спокойным, рассудительным, вдумчивым. Слежу за своими словами и поступками. Также я стал более черствым. Это взгляд со стороны. Также у меня за время работы появилось достаточно много возможностей, которые позволяют получить много бытовых вещей (например, детский садик без очереди) по знакомству и звонку.
— Сложно ли попасть на должность следователя?
— Достаточно изъявить желание, пройти отбор, полиграф, не иметь судимых родственников, зарекомендовать себя способным. Сложнее остаться. Бегут с такой работы примерно 90%. Остальные идейные, типа меня.
— Шутите ли на работе? Юмор ведь помогает смотреть на ситуацию несколько иначе.
— Естественно, процветает черный юмор и жесточайший цинизм.
— Приходилось работать над делами, которые легко бы стали основой для анекдота?
— Да. Например, было дело, где жена отрезала мужу яйца и половой член, а потом пыталась доказать, что это откусила собака размером с мопса. Так себе анекдот, но мы долго смеялись.
— Широко ли распространено взяточничество среди следователей и судебных органов?
— Не вижу смысла брать взятки. Каждое дело рассматривается почти индивидуально, поэтому проследить коррупционный след достаточно легко. Взяточничество процветает в МВД, в силу их большого штата и низкого качества сотрудников.
— Понимаю, что в детективных сериалах и фильмах часто опускают бюрократическую часть вашей работы, но все же, какой из них вам кажется наиболее близким к реальности?
— Я таких фильмов не припомню. Атмосфера очень хорошо показана в первой серии Улиц разбитых фонарей, но только атмосфера.
Плевком в свою профессию я считаю сериалы «Детективы» и «След». Я бы лично плюнул в лицо тем, кто это создал.
— Волонтеры имеют право собирать доказательства для возбуждения уголовного дела?
— Доказательства могу собирать только следователи и оперативники по поручению, а вот найти их могут любые лица, однако правильно оформить для последующей их оценки судом только следаки и дознаватели.
— Какое из расследуемых вами преступлений было самым сложным и закрученным по своей сути?
— Множество мошенничеств, однако тут о них говорить смысла нет, потому что надо вникать. При этом лица, которые привлекались, имели средства и способы мощного противодействия. Обыграть их и являлось целью.
— Одинаково ли будут расследовать дело простого человека и человека, у которого тьма связей?
— В принципе, да, но есть нюансы. Любое убийство, изнасилование и подобное всегда будет расследоваться. За время работы я понял, что на каждого «большого» человека есть еще «больший»
— Возникали ли у вас или у ваших коллег убийства и прочие преступления с политической подоплекой? Как часто?
— Политических дел не было. Самое близкое к политике в моей практике — это пьяное ДТП помощника депутата госдумы. Он сбил на переходе бабку старую, но не насмерть. Возбудили и направили в суд, где он ей закинул 2 000 000 рублей компенсации, и дело прекратили за примирением.
— Как ваша семья относится к такой работе? Вы боитесь за свою жизнь?
— Меня уважают за мою профессию. Я не боюсь.
— И все же, несмотря на нужное хладнокровие, какие дела вызывали у вас хотя бы дискомфорт?
— Сложно оставаться хладнокровным, когда допрашиваешь под видео девочку лет 12-13, которую затащил и изнасиловал пьяный узбек.
— Как считаете, ситуация с изнасилованиями по стране сейчас остается катастрофической?
— Нет. 90% заявлений об изнасиловании таковыми не являются, а являются лишь попыткой мести женщины за невыполненные обещания или несбывшиеся ожидания. В среднем в год в среднем районе среднего миллионника происходит 20-30 изнасилований.
— Как это возможно определить? «Жертва» сама сознается?
— Есть определенные признаки изнасилования. Я никогда не возбужу уголовное дело, если заявление пишет жена на мужа, девушка на парня, парень на девушку или любовника (в случае иных насильственных действий сексуального характера), я никогда не возбужу дело, если на теле нет телесных повреждений или порванной одежды. Если нет всего вышеперечисленного и свидетелей, я никогда не позволю за свой счет решать семейные и личные проблемы.
— Как, на ваш взгляд, можно хотя бы уменьшить количество изнасилований?
— Снизить виктимность жертв, девушкам вести себя скромнее, не пренебрегать простейшими нормами безопасности, не пить до потери сознания.
— Вы когда-нибудь находили интересного собеседника в преступнике?
— Очень часто, потому что по ходу работы встречаешь с разными людьми, у которых разные взгляды на мироустройство. Из самых интересных у меня был вор в законе, который идейно ничего не признавал, но устно со всем соглашался. Священник-баптист (шел свидетелем), который прекрасно и интересно сумел рассказать о своей вере, парень, который воевал в Сирии в составе каких-то наемников, куча ополченцев с Донбасса, которые воевали в Славянске, ветеран войны, личный знакомый Путина и другие. Я с каждым из таких персонажей стараюсь завести диалог, узнать о его жизни как можно больше — это чертовски интересно.
— Можете рассказать подробнее про личного знакомого Путина?
— Не расскажу, но они были знакомы еще до президентства Владимира Владимировича.
— Испытывали ли вы давление со стороны начальства?
— Так как я работаю достаточно давно, у меня имеется определенный вес в коллективе, никто на меня не давит. Проще передать другому. Также моя линия дел предусматривает определенную свободу действий.
— Как человек, скажем так, в системе, вы можете сказать, довольны вы внутренней кухней или нет? Что стоит поменять?
— Я уже ранее отвечал, что необходимо снизить накал бюрократизации, увеличить кадры, ввести практику обучения молодых сотрудников. Чтобы перечислить то, что нужно менять в стране, не хватит и часа.
— За последнее время в России участились случаи суицидов молодых сотрудников полиции. Как думаете, с чем это связано?
— Невероятная переработка и несправедливость начальства.
— У вас когда-нибудь возникало желание убить убийцу или изнасиловать насильника?
— Нет. Я не беру на себя человеческое горе, которое происходит из поступков этих людей. Я, например, очень легко сообщаю людям, что нашли труп их родственника. Много раз передо мной плакали навзрыд, а я просто ждал, когда истерика пройдет. Это защитный механизм.
— Помните ли вы своё первое дело? Расскажите, просто ли было с ним справиться?
— Первое дело было очень простым. Сотруднику полиции выбили зубы при задержании. Я допросил мента, свидетелей, провел экспертизу по вреду здоровью, уломал злодея признаться. Дело было направлено в суд, где злодею дали условку. С ментом этим я дружу уже много лет.
— Вы вели дела тех, кто претендовал на пожизненное заключение?
— Было такое. Это было убийство группой лиц с целью разбоя. Мальчик и девочка убили бывшего любовника этой девочки (папика), чтобы завладеть деньгами, ценностями и прочим. Изюминка была в том, что этот дядька оказался старым педофилом, который за деньги занимался различными видами секса и извращений с девочками лет 15-18. Причем они вступали в связь добровольно. Тем не менее, за убийство мальчик и девочка получили по 20 и 15 лет. У моего коллеги был пожизненный приговор, мы его отметили в ресторане.
— По-вашему, в России нужно вернуть смертную казнь?
— Единственная категория преступников, которую, на мой взгляд, надо убивать — это идейные преступники. Например, те же ИГИЛовцы. Пообщавшись с ними, я понимаю, что их тюремные сроки не исправят, а только закалят. В этом отношении правильно делают в мусульманских странах средней Азии, где ИГИЛовцев по-тихому убивают.
— Серийных убийц вы относите к этой категории?
— Сложно сказать. А вдруг судебная ошибка?
Мне кажется, что вопрос о применении смертной казни должен ставиться в исключительных случаях при определенном, может даже общественном, обсуждении.
— Не боитесь, что однажды придут те, к чьей судимости вы имеете прямое отношение? Готовы ли вы к этому, и что можете противопоставить потенциальному злодею?
— У меня не было, кроме вышеописанного случая, ситуаций, при которых мне кто-то реально угрожал. Те, кто и хотели бы что-то сделать, сидят на больших сроках, а когда выйдут, я буду уже неактуален для них. Но при этом у меня имеется травматический пистолет, который я без колебания применю, в случае чего, вплоть до поражения. Лучше быть живым и в чем-то обвиненным (еще не факт, что будут обвинять), чем мертвым или покалеченным.
— Вы за время своей службы в полиции встречали сотрудников, которые пошли в органы только потому, что их гнобили, и теперь в органах они пытаются отыграться на задержанных?
— Я служу в СКР. СКР и МВД — это разные структуры. Как и любая массовая организация, МВД, да и СКР, является срезом нашего с вами общества, в системе МВД встречаются разные категории лиц. При этом откровенных психов я не встречал, основная девиация — алкоголизм.
— Что вообще можете сказать о природе преступников? Что их между собой связывает? Они являются жертвами обстановки, неудачных обстоятельств или же заложниками собственных страстей и, возможно, склонны к этому от природы?
— Основным мотивом является жажда получения какой-либо выгоды, что относится и к экономическим преступлениям, и к некоторым убийствам. Очень большой пласт преступлений совершается в состоянии опьянения по откровенно дурацким поводам. Например, дорожный конфликт или спор из-за Крыма. Когда началась вся эта катавасия с Крымом, у нас было ряд убийств, где люди начинали спорить из-за Крыма, а заканчивалось это обычно поножовщиной, либо стрельбой.
— Опираетесь ли на интуицию или привыкли доверять только фактам и уликам?
— У меня есть «чуйка», но в дело ложится только доказательство, иначе никак.
— Какие самые грубые ошибки вы совершили за всю вашу практику?
— Грубых ошибок я не совершал. У меня никого не оправдывали, никого несправедливо не осуждали (на мой, естественно, взгляд). Ошибки были по мелочи, но не ошибается только тот, кто ничего не делает.
— Вы считаете себя примерным следователем?
— Нет. Я достаточно своевольный, ленивый. Я бы давно уже ушел в коммерцию, но мне, черт возьми, нравится.
— Можете сказать, в каком регионе России происходит наибольшее количество преступлений в год?
— Москва, Питер, Юг и Севастополь.
— Из вашего опыта, насколько сложно преступнику найти огнестрельное оружие? Согласны ли вы с утверждением, что закон, запрещающий ношение огнестрельного оружия и его использование, способен ограничить лишь законопослушного гражданина?
— На моей памяти боевой ТТ купили в интернете (в ТОР) за 20 000 рублей + 2 магазина с патронами. Если захотеть, то купить можно. Но я против второй поправки у нас, потому что нет культуры обращения с оружием, а также в МВД нет опыта применения табельного оружия для прекращения преступлений или для самозащиты.
— Во время масштабных мероприятий, таких как Новый год и т. п. много происходит убийств, насилия? Не замечали ли наплыв дел в определённый период сезона?
— Все стандартно: весна /осень + праздники. Первое дело в году всегда возбуждается первого января часов в 10-11 утра.
— Со СМЭ всегда находите общий язык? Сложно ли договориться о нужных формулировках?
— Судебно-медицинский эксперт — самая странная категория людей, которых я встречал. На мой взгляд, они все немного поехавшие и, мягко говоря, со странностями. Мне почему-то всегда сложно найти общий язык с ними, поэтому я беру то, что они пишут, формулировки мы не подгоняем под ситуацию. Я вообще в принципе врачей недолюбливаю за их гонор и напускную важность.
— Расскажите о самом сложном рабочем дне, если можете такой вспомнить.
— Самый первый день, когда еще вчера я был стажером, с которого никто ничего не спрашивал, а сегодня мне расписали девять дел, из которых пять убийств, и стали требовать как с полноценного сотрудника.
— Расскажите историю из практики, которая олицетворяет всю вашу работу.
— Был у меня ещё один материал а-ля Шурыгина. Еще до самой Шурыгиной. История: девушка работала администратором в каком-то ночном клубе, с ней работало два охранника. На мероприятии она сильно напилась (что для админа непозволительно), да так, что к концу праздника не понимала, что происходит. Один из охранников пытается узнать, где она живет, чтобы на такси увезти домой. Она настолько пьяна, что не может сообщить. Клуб надо закрывать, поэтому он везет ее к себе домой, по пути она обблевывает все такси, себя, охранника. Далее он ее приносит домой и кладет спать, она начинает к нему приставать, а он соглашается. Они начинают раздеваться, но она вырубается, а он, потрогав ее за сисю и помастурбировав на ее тело, ложится спать. Наутро она просыпается, видит себя полуголой, бежит в ментовку терпилиться. Его привозят ко мне, опера педалят, что надо возбуждать дело, человека закрывать. Он в шоке. Я, пообщавшись со всеми ними, понимаю, что это какая-то хрень. Причем эта девка говорила мне, что чувствовала, что он в нее входил. Я отказываюсь возбуждать дело, обосновываю свое мнение перед начальством, после чего провожу доследственную проверку. Девка терпилит, пишет на меня жалобы во все инстанции, обвиняет меня в коррупции и т. д. Приходит ее экспертиза шмоток, на них следы генетики охранника (подрочил и кончил на штаны). Я ей говорю, что надо пройти гинекологическую экспертизу, она уклоняется. Но в результате соглашается. Оказывается, что она девственница. Я выношу постановление об отказе в возбуждении дела, мужик передо мной встал на колени, девка пишет еще пачку жалоб, но уже никто не рассмаатривет их всерьез. Результат: если бы мне было все равно, я бы не впаривался, а мужик бы получил сшитую статью, потому что в принципе можно было доказать вину, а по факту я не совершил самого мерзкого поступка следака.
— Напоследок, скажите что-нибудь нашим подписчикам, каждый из которых не застрахован от того, чтобы попасть за решетку.
— Думайте головой, меньше пейте, если не можете себя контролировать, помните, что легких денег не бывает. Имейте надежного толкового адвоката (таких очень мало).