Приманка
Открылась гадкая подробность: идя к таможне, я ленился замечать по сторонам. И где находится мой цех теперь, я представлял крайне смутно. Вроде два поворота на лево, один на право. Или наоборот? В какую сторону идти? Не имелось самого дохлого представления. А местное население упорно не желало указать дорогу.
Я плотненько сбил остатки съестного и кинул измученный пакет за шиворот рубахи. А потом протолкнул до поясницы. Так надежнее. И руки свободны и местная валюта в укромном месте. Шокер с брелком и зажигалка с ножиком бережно легли по карманам куртки. Под охрану костяных пуговиц.
Когда выбирать нечего, надо брать самое первое. И я потопал напрямик.
В новом прикиде было тепло и уютно. Как дома на диване. Только добраться до него будет непросто. Вспомнил я, как хорошо в моем холостяцком логове, есть все, что надо для жизни. Большая панель, комп мощный, диванчик широченный, на нем все можно делать, особенно с тетками, обои у меня классные, новенькие, шмоток полный шкаф, обуви шеренга в прихожей. Комфорт, хорошо. Еще хорошо, что жены и собаки нет. Сколько здесь проторчу? Неизвестно. Собака, конечно, верная, с голоду подохнет и всех делов. А жена дохнут не станет. Соберет все, что в руку ляжет, и поминай как звали. Может и наличку раскопает. Друзья? Они не заметят потери бойца. Позвонят пару раз и забудут. Родители? Их конечно, жалко. Но зачем им сын, у них и так полный огород цветов, скоро грибы пойдут, есть чем заняться. И так выходит, что я весь такой успешно-устроенный, ни очень-то кому и сдался. Есть я — бегают, просят, отсасывают. А нет — найдут другого. То есть, я им всем нужен, пока могу что-то дать, подарить, помочь, выпить, трахнуть, одолжить, сказать спасибо, кому травку полить – с кем выкурить, слушать их гребаные проблемы, сочувствовать, гулять по магазинам, ну, в отпуск съездить, день рожденья отметить, фальшивые тосты терпеть, чтоб они все издохли. И такая от всего это скука образовывается, что хоть псом вой. Конечно, тянешь заведенный порядок, на людей с ледорубом не кидаешься, но иногда начинаешь подумывать: зачем мучиться, чтобы другим было хорошо? В чем здесь смысл. Ну, я им нужен, они с меня пользу имеют. А я-то сам кому нужен? Вот такой вот, просто как есть, нормальный человечек, ну, пусть средний, среднестатистический, блин, гражданин с постоянной пропиской. Налоги честно платить? Голосовать раз в четыре года. В телик пялиться? Народонаселение увеличивать и потом его же своим горбом прокармливать? Так это пошил на фиг. Выходит, что самому себе я нужен. Только мне от себя ничего не надо. Жратву кину, и на том спасибо. Спать и гадить само входит. Вот и все. Убери желания других людей и оказывается, что тебя вроде нет, рот да кишечник. И что мне с этим делать? Может не стоит рваться обратно? Побуду здесь денька три, потом как-нибудь с шефом рассчитаюсь. Может, здесь-то веселей получиться.
Глубоко задумался, чуть нос не разбил. Возвратясь из размышлений, оказалось, что я забрел на просторную площадку. Здесь собрались торцы пяти корпусов. Как будто ратушная площадь в городе. Только вместо памятника в середине расположился огромный поворотный круг. На него мог бы заехать вагончик, крутануть и отплыть куда надо. С улочек завода к кругу прибегали рельсы узкоколеек. Что удивительно: агрегатом пользовались недавно. Место не показалось знакомым. Все они тут на одно лицо. Цех, мог быть где угодно.
Вдоль красных корпусов брели одинокие фигурки. И были они равно серы. В резиновых робах и вьетнамках на босых пятках, перепоясанные резиновыми бинтами. Головы украшали шапочки для плаванья. Двигались как по минному полю: озираясь и оглядываясь. Кто-то волок по земле торбу. Другой прижимал к груди куль, обмотанный черной резиной. Один толкал детскую коляску, груженую хламом. Там подальше, драный персонаж взвалил на плечи вязанку сапог, под руки хватил по мешку, а в зубах волок котомку. Словно трудяги-муравьи выползли на трудовой оброк.
Меня они как будто не замечали. Но я приглядел, кого поближе, свистнул по-дворовому, и гаркнул:
— Эй, мужик! — хотя мог оказаться кто угодно.
Движение сразу встало. Испуганные мордочки уставились в меня.
— Где тут Западный Цех?
Тот, кого позвал я, ошалел, словно въехал в светофор, и зыркнул по сторонам. Но теперь все глаза площади лупились в него. Бедняга обронил поклажу, вжался в стенку и замер. Ужас исковеркал грязную мордочку.
— Оглох? — крикнул я, хотя и так было ясно.
— Месра неурочный! — завизжал истеричный вопль.
Народец бросился врассыпную. Миг, и на площади я остался в одиночестве.
Что скрывать, одежка произвела эффект. Чтобы кожаная куртка наделала такую панику – на улицах этого уже лет пятнадцать не бывает. А тут — красота! Враг бежал только от моего грозного вида. А если бы они видела, как я работаю железякой… Ого! Только не понял, как они меня обозвали.
Насвистывая «группу крови на рукаве», довольный, как сытый крокодил, я топал через площадь. И свернул в первый попавший проулок.
Невдалеке что-то белело. Оно издавало печальные звуки, более сходившие на хрип о выручке.
Приближение обнаружило вещь удивительную. На уровне второго этаже в стену вделан массивный кронштейн с двумя колесами. Судя по ржавчине, вбивали его, когда кирпичи были молодыми. Но дело свое исполнял справно. Потому, что держал и не шатался на дюймовой цепи клеть из толстых металлических полос, в которой торчало настоящее чудо. Ну, как иначе назвать исключительно худущую, но сдобногрудую блондинку с волосами до пупа, от которого шел натуральный хвост. Как полагается: с чешуей и перьями на кончике.
— Помощи-и-и! — захрипело создание, и протянул белу рученьку сквозь прутья.
Я подождал, что в воздухе возникнет «иконка» с надписью «глюк», но ничего подобного не случилось. Девица держалась за прутья, поджав хвост, и печально взирала на меня.
— Пришлец…
Тогда я встал под клеткой и задрал голову, чтобы разглядеть редкое явление природы, которое показалось мне смутно знакомым.
Что произошло дальше, я не понял.
Вдруг резко потемнело в глазах, горло сдавило, я поплыл, теряя опору, в икры впилась боль, равновесие подкачало, а белый свет закружился волчком. Я ощутил, как больно хряснулся плечами, в живот налили свинца и монитор выключили. Белый шум.
В себя я пришел от боли. Запястья впились чьи-то зубы и выворачивали наизнанку несчастную плоть. Попробовал вздохнуть, но оказалось, что сделать это не просто. Вернее очень больно. Тело почему-то было вытянуто так ловко, что легкие еле-еле трепыхались. Малость шевельнулся, и схватил изрядную порцию адреналина. Движение причинило муку. Я заставил мозг очнуться и обнаружил, что щеки мои плотно прижаты моими же плечевыми мышцами, как бутерброд с головой. Я похлопал веками и убедился, что руки, действительно, не подчиняются мне, а напротив торчат вверх. Кое-как подвигав подбородок, увидел, что приделан к цепям с наручниками на потолочном кронштейне.
Чтобы убедиться в моем положении, я посмотрел вниз. Действительно, вишу. Метрах в двух от земли. Вернее, от каменного пола. А что вокруг?
Я, конечно, с удовольствием соврал бы, что глаза не привыкли к темноте и что, дескать, не разобрал. Все я прекрасно усек. Даже разглядывать не пришлось. И было это так дико, что поскорее зажмурился обратно. Может, прокатит на «бессознанку» или хоть глубокий обморок? Может, время чуток выиграю. Может, помощь уже спешит. Нет, не вышло. Тихий гомон утвердили худшие опасения. Оживание мое заметили.
И я храбро посмотрел тьме в лицо.
Когда висишь с задранными конечностями, мир выглядит необычно и познавательно. Таят грозовые облака, многое теряется из виду. Но даже с моей не очень удобной позиции, зрелище предстало угнетающе величественное.
Свет падал сверху, очевидно из какой-то дырки в потолке, так что под ногами образовалось солнечное пятно. По его линии в строгом порядке расположились фигуры, по виду напоминавшие бегемотов средней упитанности. На слоноподобных ножках, водружались телеса размера, эдак пять XL. Держалось это богатство, и в особенности необъятные груди, при помощи глухих резиновых фартуков. Над ними маячили шарики голов, с раздутыми мешками щек. Завершалось творение волосяным куличом, пронзенным деревянными палками.
Как страшна женщина, когда собирается в стаю похожих подруг!
— Эй, чё творите? — полузадушено пропищал я. — Быстро пустили… Я из цеха великого, как его…
Милые тётушки тихонько загомонили, ну, прямо как за чашкой кофе.
Но мне почему-то стало тошно. Подсобрав силенки, я крикнул:
— Не сметь! Я мессер! Всех, блин, порву!
Они принялись бурно обсуждать новость, но враз затихли.
— Не месра, ты, а пришлец свежий.
Кто произнес это, уверенно и веско, я не видел. А если бы и увидел, что бы не сделал? Ну, может, хоть плюнул. Я почему-то заметил, что белки их глаз несут болезненно-желтый цвет. Прямо как яичный желток.
В круг света шагнуло надутое брюхо и хлопнуло об пол тяжестью. Оказалось, пышная ладошка сжимала металлическую палку, по виду зубную щетку. Только вместо щетины, торчали хищно оточенные штыри, между которыми болтались резиновые трубки с шестеренками. Утомленный мозг послушно родил глюк, не иначе. В воздухе замаячило «окошко» с надписью: «шестокол» и быстренько растаяло.
Дама в резине внимательно осмотрела меня с пяток до лба, как придирчивый покупатель тушку, хлопнула палкой и провозгласила:
— Пришлец добыт!
Одобрительный гул стал ответом. Но ей было мало. Она торжественно вознесла шестокол и махнула как дирижерским жезлом.
Стройный хор затянул на веселый мотивчик.
Они бы еще хоровод вокруг меня сводили! Ну, ничего, я запомнил эти слова, хорошо запомнил. И с удовольствием вколотил бы их в глотку каждой хористке, только руки заняты.
— Ох, не знаете, с кем связались! Я лютый, слыхали?! Ох, всех достану! — задыхаясь, пообещал я.
Главариха ткнула мне под ребра шестколом и провозгласила:
— Добыча объявлена!
Судя по всему, представление окончилось. Руководительница хора еще раз потрясла палицей, и толпа потянулась в темноту. Скоро я услышал скрип невидимой двери.
Я был один. Помню, как Вин Дизель выбирался из такого положения: сделал кульбит, закинул ноги на перекладину, и всех делов. Попробовал я подтянуться, но боль чуть не оторвали кисти. Нет, лучше висеть и не трепыхаться.
Где-то вблизи прошелестели шаги. Я повертел щеками, но никого не заметил.
— Ну, как? — спросил хриплый, но девичий голосок.
— Круто — выпалил я и страшно захотел увидеть, кто это сказал. Не без причины.
— Знаешь, что с тобой будет, пришлец? — сказала она.
— А вы не могли бы встать так, что б я вас видел? А тот как-то…
Она зашла в свет.
— Машка?! — завопил я из последних силёнок. — Ты?! Как?!
— Я забыла это имя.
— Как ты могла?! Пропала на год! Я все больницы, обегал, все морги, думал, уехала и не простилась, никто не знает где ты, в розыск объявили, твои предки чуть с ума не сошли, а ты здесь?! Как ты могла?!
— Не кудахтай, пришлец.
Да, странная получалась встреча с когда-то любимой девушкой. Но зато это был шанс. На сегодня единственный, точно.
— Как ты могла?! — опять простонал я. — Я без тебя жить не мог! Чуть крышей не поехал. Есть, пить не мог, все забросил, только о тебе думал! У меня даже не было никого с тех пор, понимаешь! А ты…
Вот так. Когда жизнь висит на ржавой цепи, врать приходиться вдохновенно.
— Машка, пропала на год, любимая моя! Родная!
— Сколько прошло ночей? — неуверенно как-то спросила она.
— Год! Да больше! Гребаных четыреста дней!
Машка, или как её теперь звали, вздрогнула, странно посмотрела на меня и выскочила из поля зрения. Я уже решил, что перегнул палку, но тут вдруг заскрежетал невидимый механизм и я начал буквально переворачиваться с ног на голову. Оказалось, добрые тетушки подвели меня на сплошной цепи. Так что могли крутить, куда душе угодно.
Земля перегнулась. Я висел вниз головой. И тут прямо перед своим носом увидел Машкино лицо, перевернутую картинку, в которой ротик поместился над глазами.
— Какая ты красивая! — соврал я. Потому что разглядеть за слоем грязи, шрамов и болячек то прежнее лицо, могло богатое воображение или полная безысходность. У меня в распоряжении были оба средства.
Машка приблизилась, её дыхание обдало тошнотной вонью.
— Поцелуй меня, любимая! — мужественно попросил я. Кровь прилила к голове, мне стало все равно: да, хоть помойку целовать.
Она сдержалась:
— Зачем ты здесь?
— Да, тебя искал! Ирка вспомнила, что ты собиралась ехать по каким-то делам на «Красный треугольник». И я от полного отчаяния решил поискать тебе здесь. И вот попал!
Мне показалось, что Машка дернулась, чтобы впиться мне в губы:
— Ты не знаешь, куда попал.
— Просвети… Кто эти тётки?
— Глабы.
— А, ну, все понятно… И что им надо?
— Добыча. Добыча — это мясо и Тёпла Водица. Просто.
— Так они собрали меня на ужин… Да, ладно, пёс с ними! Главное, я тебя нашел! Это главное. Давай выбираться отсюда, родная. Я так долго тебя искал!
— Отсюда нет выхода.
— Что же делать?
— Это про тебя глас был: пришлец лютый?
— Наверняка не уверен, но...
— Что сделал?
— Да так, раскидал кое-кого…
Странно видеть глаза девушки, про которую думал, что любишь ее больше всех на свете, вверх тормашками и в ореоле красных пузырей, которые то вспыхивают, то лопаются. Только так начинаешь понимать что-то новое. Я видел по этим глазам, уже отдающим желтизной, как мучительно Машка принимает решение. Борется с собой, не хочет, но упрямо добивается своего. Да, она такая. Всегда была такой дурой. И, наконец, победила:
— Ты уйдешь.
— Без тебя ни за что…
Благородный порыв был прерван безжалостно. Со всего размаха я шмякнулся затылком об пол. Потому что Машка отпустила цепи. И помогла стянуть кандалы.
Я уже собрался заключить ее в объятия, но девица наставила шестокол:
— Торопись, они вернуться.
Я был очень послушным мальчиком. Как она приказала, врезал ей по лицу так, чтобы размазалась грязь, не без удовольствия, порвал резиновый фартук и самое главное — водрузил ее на моё место. Когда она повисла на цепях, а я закрутил рукоятку тормоза, то увидел: прекрасные ножки, которые так нравились мне, обуты в ужасные сапоги, но с галошами.
Машке было очень больно, она крепилась изо всех сил.
— Уходи — задыхаясь, выговорила любимая.
— А как же ты?
— Я смогу…
— Ладно. Где тут Западный цех?
— Цех Западной Стены… — поправила она и она объяснила дорогу. Толково объяснила. Я смотрел на вздыбленное тельце, и что-то вроде стыда коробилось в душе. Получит девчонка за меня, как пить дать.
— Я вернусь, и мы выберемся вместе — вдруг сказал я.
Кажется, она улыбнулась:
— Ты еще не знаешь, что тебя ждет.
— А ты, знаешь? — обиделся я.
— Только ты можешь узнать.
— Хороши правила.
— Правил нет, и ты их не знаешь. Уходи…
— Что за бред!
— Это я была приманкой… Беги глабы стали твоими заклятыми врагами…
Что делать, я послал воздушный поцелуй моей жесткой русалке.