- Я мечтал найти тебя всю свою жизнь…
Не надо думать, что речь о романтике и любви. Все было куда хуже. Говорил комбат ПТБ, майор Дашко. Мне. И, сами понимаете, такое вряд ли понравится. Особенно, если знать о чем речь.
Виноват во всем оказался Трофим. Трофим командовал расчетом СПГ, прикомандированным к заставе Первомайская в первой командировке в Дагестан, осенью девяносто восьмого. Там, в Даге, мне следовало не выёживаться и не демонстрировать типа умение рисовать и колоть. Но удержаться, особенно если ты дух, сложно. Додемонстрировался.
Трофим, весной девяносто девятого, когда артиллерийский дивизион начали пополнять старослужащими в связи с увольнением призыва два-шесть, слил меня Дашко. И тот затребовал мою персону в ПТБ. Как писаря. И даже увидев, что писать я не умею от слова «совсем», решил оставить, мол, в хозяйстве пригодится. А приехав в Даг комдиву потребовался боевой листок, пришлось нарисовать, и, чтобы не было скучно, изгалялся как мог. Вот и влетел.
- Я мечтал найти тебя всю мою жизнь…
В конце дня меня вызывали к комбату и, сидя за столом, я делал календарь. День прошел – сделай ему рисунок, что было в этом самом дне. Довольно часто фигурировала наша писать, молоденькая адыгейка. Почему? Да так уж как-то выходило.
Вот где-то там у нас с Дашко и началась неприязнь, переросшая в форменную ненависть. Что-то там ему ответил, командир расстроился из-за неуважения, влепил сколько-то нарядов, но календарь продолжался весь месяц на ТГ. В Аксай, к Шевелю, он к нам не поехал. То ли не любил, когда начинается война, то ли больная спина не позволила. Больная спина, у офицера, командира подразделения, где всего два лейтенанта и не хватает сержантов.
В Чечне, когда мы вовсю двигали вперед вторую чеченскую, почему-то называемую контртеррористической операцией по уничтожению боевиков-ваххабитов, я напоролся сам. Откровенно залупился на врио командира дивизиона, забив на приказ ехать к краповику Жоре и, потом, рыть самому себе зиндан. Зиндан, так-то, глубокая, метра три-четыре и узкая яма. Комбат Шевель спрятал меня на взводно-опорном пункте у Гуся, сбагрив с глаз долой. Война все шла и шла, духов не было, а подписанные нами контракты легко можно было назвать подтиркой для задницы. Так что гнев Дашко комбату был не нужен, грозило потерей еще одного бойца.
Эта усатая личность, выпячивающая вперед добротное пузко, увиделась со мной еще один раз. Там, у Автуров, приехав с утра, неожиданно и с проверкой. Само собой, ему не нравилось все.
И блиндаж, где мы жили, стоявши й почти в километре от взвода прямо между лесом и оврагом.
И его бывшие бойцы, носящие откуда-то взятые разгрузки и полтора натовских комка.
И явное нежелание просто разговаривать с ним, отделываясь односложными ответами.
И, наверное, понимание простого факта: в градации «офицеров» и «шакалов», он занимал вполне понятное место. У нас, у срочников. У призыва, тянущего на себе все первые месяцы второй чеченской.
- Строиться.
Мы построились.
- Равняйсь! Смирно! Беспалов, что за вид?! Почему ремень на яйцах?
Палыч оправился.
- К стрельбе!
Все просто, если разобраться.
Гранатомет смотрит трубой вверх, соплом опираясь на землю, соплом, закрытым в плотный чехол. У СПГ станок с двумя задними ногами и передней, телескопической. Нажать на рычаги и опустить задние. Нажать на рычаг и опустить переднюю, выдвигая, сразу, на всю длину. Высоту закрепляешь автоматом, не думая, стрелять же не лежа.
Прицел в коробке, его надо быстро достать и закрепить винтом с левой стороны, чуть выше спуска. Одновременно из вьюка достаются гранаты в пластике и пороховые заряды в картонном тубусе. Пока наводчиком отлаживается прицел, выправляя пузырьки, как на обычном уровне, подающий и заряжающий скручивают гранаты. А командир тем временем рассчитывает саму стрельбу.
- Отставить! Незачет, товарищи солдаты! Снова! К стрельбе!
Не зачет. Ну да, уложились не полностью, отстав на пять секунд. Есть только НО…
В расчете пять человек: командир, наводчик, два номера, то есть подающий и заряжающий, да водитель на ЗиЛке. Не уложиться в норматив, прослужив почти два года, стыдно. Только нам не было… нам с Адиком. На два СПГ у нас было ровно четыре человека: Гусь с Палычем и мы с Адиком. И мы, вот ведь, не уложились. Угу…
- К стрельбе!
- К стрельбе!
- Открыть огонь!
Вот упырь, а?!
- Выстрел!
- Выстрел!
А у Гуся не выстрелило. Палыч, выбрасывая гранату, запихнул новую, и…
- Кусок ты деб…
Дашко замолчал, косясь на холм, сереющий через овраг. Сереющий грязным боком и чернеющий черным флагом с белым черепом. Бригада быстрого реагирования, наши соседи, усатые мужики с Дальнего Востока, любили цеплять на антенны своих вторых бэшек, БМП, натурально махновские флаги.
И сейчас, дергая сразу двумя, бэхи херачили вперед из своих пушек. Туда же, куда стреляли мы.
- Отвратительно… - Дашко дернул усом. – И…
Дальше, сами понимаете, на нас вылилось много дерьма. Польза была, ящики с гранатами перебирали полностью, вскрывая каждый тубус.
А вечером пришли бобры-даурцы.
- Ну вы, пацаны, молодцы!
- Как вы их заметили?
- Но завалили мы, все равно!
Мужики перестали смеяться, глядя на наши лица.
- А вы разве не по этим… снайперу с помощником стреляли?
- У нас были учебные стрельбы.
Адик сплюнул и отошел подальше покурить в одиночестве. И Гусь. И я. Палыч не курил.
Девяностые, война и пыль
Девяностые, война и продажная любовь
Девяностые, война и Новый Год
Девяностые, война и Шомпол
Девяностые, война и женщина на войне
Девяностые, война и горячая любовь
Девяностые, война и выпендреж
Девяностые, война и тульский Пряник