1.
Советское зрительское кино чуралось заигрывания с реминисценциями и переосмыслениями классической русской литературы. Все эти постмодернистские штучки то ли отдавали зловонием эпатажного душка, то ли советские режиссёры считали себя выше таких заумностей. Если брать классику – то экранизировать её именно так, чтобы передать дух времени («Неоконченная пьеса для механического пианино»), и чтобы в удобоусвояемой для зрителя подаче («Женитьба Бальзаминова»).
Одной из главнейших характеристик современного синематографа, согласно Наталье Маньковской, является сочетание «коммерческого суперзрелища и авторского кино». По сути, грань между авторским кино и зрительским кино, арт-хаусом и мейнстримом, фестивальными фильмами и широким театральным прокатом мнится стёртой, или стираемой. Любой продукт существует только в том случае, если на него наличествует спрос. Иными словами, потребитель готов его потреблять, а его желание потребление должно стимулировать реклама и грамотный маркетинг.
Постсоветское кино игры со смыслами литературы XIX не избегает – ведь угождать нужно любому зрителю. И тому, который ради картинки придёт в кинотеатр, и тому, который спешно займётся отыскиванием потаённого смысла путём интерпертирования. Зрителя образованного, живущего в мире символов и знаков, семиозрителя. Не от слова «семя», конечно же, а от греческого «семейос» - «знак».
У двух российских фильмов, вышедших в прокат в этом году – «Селфи» и «Купи меня» - отсылки к классической литературе проявляются наиболее чётко. Однако на этом параллели между кинокартинами не заканчиваются. Есть и чисто внешние сходства.
Почти одновременный выход на экраны, актриса Юлия Хлынина, сыгравшая в обоих фильмах, тенденция соединить «коммерческое суперзрелище и авторское кино». Ну, и пожалуй, трюистический, самый банальный, самый поверхностный смысл, возникающий при первой попытке интерпретации. Зачастую наиболее явное, как раз, и является ловушкой, в которую можно попасть при исследовании произведения искусства.
2.
С виду у популярного писателя и телеведущего, голоса поколения, Владимира Богданова всё прекрасно. Король ночных клубов, женщины вешаются на шею, отели сражаются за проведение его пресс-конференции, воротилы бизнеса дрожат на его передаче. Дольче вита. Но есть и обратная сторона Луны. И на ней Владимир Богданов чувствует себя исписавшимся, не способным на новый шедевр, который поставил бы его раз и навсегда в один ряд с Пушкиным, Толстым и Достоевским, он не самый лучший отец, у него большие проблемы с алкоголем и наркотиками.
И вот в этот самый момент, подобно лоботомии, оба этих полушария Богданова иссекает двойник. Он врывается в его жизнь, заменяя собой писателя-телеведущего. И, как гласит аннотация, всё ему в этой богдановской жизни удаётся лучше: и с бывшей женой общаться, и карьеру строить, и любовницу совокуплять. Никто поначалу не замечает подмены.
«Это был другой господин Голядкин, совершенно другой, но вместе с тем и совершенно похожий на первого, — такого же роста, такого же склада, так же одетый, с такой же лысиной, — одним словом, ничего, решительно ничего не было забыто для совершенного сходства, так что если б взять да поставить их рядом, то никто, решительно никто не взял бы на себя определить, который именно настоящий Голядкин, а который поддельный, кто старенький и кто новенький, кто оригинал и кто копия».
Двойники в русской литературе – это явление не то, чтобы нередкое, а то, чтобы очень частое. Достоевский, повести которого под названием «Двойник» принадлежит приведённый выше отрывок, полон доппельгангеров. Это произведение экранизировалось Ричардом Айоади в 2013 годах в трагикомических тонах. В жанре комедии на двадцать лет раньше тему двойничества затронул Мишель Блан – в его «Коварстве славы» известных киноактёров (все они играют сами себя) заменяют их физические копии. «Враг» Дени Вильнёва, «Двуличный любовник» Франсуа Озона, третий сезон «Твин Пикса» Дэвида Линча, «Приключения Электроника» Константина Бромберга – доппельгангеров в кино не меньше, чем в литературе.
Так чем же отличается от всей этой ревущей мчащейся кавалькады - словно «Ночные волки» под управлением Хирурга едут в свой мотопробег - фильмов, «Селфи» по сценарию Сергея Минаева?
Один небольшой эпизод помогает раскрытию подлинного смысла фильма. К другу Богданова, Максу, сдавшего, собственно, его в психиатрическую лечебницу, но затем поверившего в версию своего приятеля, что его подменили, приходит Богданов. Но до конца, кто это – копия или оригинал – он не знает. Выдает одна деталь, которая должна быть хичкоковским макгаффином, абсолютно пустым объектом, индифферентным предметом. Это монета достоинством один рубль. Пришедший в кафе к Максу человек крутит в руках юбилейную деньгу с профилем Пушкина, тогда, как «у моего друга Богданова был олимпийский рубль».
Олимпийский рубль здесь всего лишь показатель принадлежности Богданова к поколению, чья юность пришлась на позднезастойное и перестроечное время. А вот Пушкин на монете нам говорит гораздо о большем.
Ужели подражанье,
Ничтожный призрак, иль еще
Москвич в Гарольдовом плаще,
Чужих причуд истолкованье,
Слов модных полный лексикон?. .
Уж не пародия ли он?
- вопрошает Татьяна Ларина сама у себя по поводу характера Евгения Онегина. Уж не заражена вся русская литература попытками превзойти Пушкина, создавая двойников его героев и произведений? В этом случае Богданов соревнуется не со своей копией в человеческом обличии, а с виртуальной копией в лице Пушкина, и его попытка написать ультра-современный роман – это безуспешное соревнование с «Евгением Онегиным». Собственно, так же, как и у автора сценария Сергея Минаева.
Безуспешное, потому что вышедший из под его пера – он пишет роман в дурке, от руки, не на компьютере – абсолютно и бескопромиссно вторичен и явно не интересен. «Почему человек сам разрушает свою жизнь вопреки инстинкту самосохранения? Значит, внутри существует кто-то еще. Как бы я хотел до него добраться!», - такое начало может показаться захватывающим разве только человеку, отродясь ничего не читавшему. Миллион раз переложенная на все лады идея («Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его», - признавался ещё один «разрушитель» Григорий Печорин).
Вообще, с классиками устраивается не игра, а снэпчат. Они тебе давненько отправили сообщение, а ты им в ответ сыпешь обработанными картинками, ими же прежде присланными. Коммуникация в современных реалиях ведётся исключительно таким способом.
3.
«Мне хочется любви, оргий, оргий и оргий, самых буйных, самых бесчинных, самых гнусных, а жизнь говорит: это не для тебя — пиши статьи и толкуй о литературе», - с самой первой сцены начинает дарить филологические оргазмы семиозрителю фильм «Купи меня». Эмоциональная тирада героини фильма Кати на экзамене в институте, представляющая выдержку из письма Белинского, служит лейтмотивом фильма. Вместо написания диссертации о творчестве Ходасевича она хочет прорваться к реальной жизни, и не просто прорваться, но изведать её самые тёмные и самые изнаночные стороны.
Если бы всё было только так, то фильм был бы пустышкой, набором банальностей. И тут на помощь приходят мириады филологических оргазмов, поджидающие семиозрителя на всём протяжении просмотра. Обработанных картинок в этом снэпчате множество.
Катя, главная героиня, известна в своём кругу по прозвищу Ходасевич – в честь поэта Серебреного века. Во время изнасилования она читает его стихи. Имя героини и образ её занятий должен напомнить Катюшу Маслову из «Воскресения» Льва Толстого. Три подруги в фильме, как три сестры у Чехова, или три девицы из «Сказки о царе Салтане».
Причем аналогии с тремя девицами под окном дополняются ещё и тем, что у каждой из них есть свои планы на жизнь. Если пушкинские героини мечтали закатить пир на весь крещёный мир, наткать полотна или родить богатыря для батюшки-царя, то три современных девицы мечтают о богатом муже, символе красивой жизни – а/м «Порше»… а о чём мечтает Катя?
Сталинский «Краткий курс истории ВКП(б)» заканчивается известной цитатой подлинного автора этого произведения.
«Я думаю, что большевики напоминают нам героя греческой мифологии, Антея. Они, так же, как и Антей, сильны тем, что держат связь со своей матерью, с массами, которые породили, вскормили и воспитали их. И пока они держат связь со своей матерью, с народом, они имеют все шансы на то, чтобы остаться непобедимыми».
Этот принцип – неразрывной связи с массами, с народом – распространялся довольно широко. В частности, один из этапов воспитания советского писателя заключался в том, что он должен набраться опыта, познать реальную жизнь, желательно, в глубинке или на производстве, а ещё лучше – в глубинке на производстве, пообтесаться среди людей, найти тем, и уж после этого писать, узнав, по словам полотёра из «Я шагаю по Москве», «правду характеров». Впрочем, не только для писателей открывался этот путь, но и для интеллигенции, в целом.
Отправляется искать в Сибирь своё место известный нейрохирург Пётр, выбитый из жизненный и научной колеи, в фильме Ларисы Шепитько «Ты и я». Писатель Ким Есенин переживает глубокий духовный кризис, посещая провинцию, у Глеба Панфилова в «Теме». Естественно, это вековая традиция хождений в народ и отработки морального долга интеллигенции перед трудящимися.
Катя чувствует принадлежность к социальной прослойке. Из снэпчата ей приходят картинки, на которых написаны советы из прошлого и позапрошлого века отправиться в народ, чтобы учиться у него. И она отправляется вслед за своей интеллигентской мечтой – на самое дно (в глазах, например, её матери-бизнесвумен), в проституцию. Здесь, конечно, прочитываются и другие следы, ведущие нас к «Золушке» и голливудской «Красотке». Только хэппи-энда изначально не предвидится.
Катя не учится у народа, она учит народ. Притом, не так, как это делал Иван Карамазов по отношению к Смердякову у Достоевского. Все сообщения в снэпчате от неё поступают новым подругам прямые и директивные. И новые подруги следуют им, потому что первоначально они приносят запрашиваемый результат.
Но в итоге теория не соответствует практике и все советы Гале и Лизе приводят к гибели первой и катастрофе для второй.
4.
«Вся жизнь Катерины состоит из постоянных внутренних противоречий; она ежеминутно кидается из одной крайности в другую; она сегодня раскаивается в том, что делала вчера, и между тем сама не знает, что будет делать завтра; она на каждом шагу путает и свою собственную жизнь и жизнь других людей; наконец, перепутавши все, что было у нее под руками, она разрубает затянувшиеся узлы самым глупым средством, самоубийством», - писал Писарев в «Мотивах русской драмы» про протагонистку «Грозы» Островского.
Катя из «Купи меня» делает множество ошибок, но финальной и решительной не совершает. Хождение в народ потерпело поражение из-за того, что крестьянство не приняло интеллигенцию. Новое время диктует новые правила, исходя из пережитого опыта двадцатого столетия. И теперь поражение терпят и интеллигенция, пытавшаяся закутать народ в свой теоретический кокон, и народ, который следует советам интеллигенции. Иными словами, создаётся инверсия прежних принципов классической литературы.
Для интеллигенции – это трагедия, для народа – катастрофа. Такое пессимистические выводы приходят из снэпчата.